И солнце взойдет (СИ) - О'. Страница 116

На последнем слове она всхлипнула и отвернулась. Рене не понимала, что чувствует. Подавленность, обиду, отдающее горечью разочарование? Да. Совершенно неоспоримо. А еще тоску, любовь и сожаление. Грустно, что их история случилась именно так. Вряд ли в том была вина одного Энтони, просто обстоятельства сложились немного неправильно. И, видимо, потому Ланг молчал настолько эгоистично долго, что Рене отчаялась получить ответ. Но когда она уже собралась уйти, сама не зная куда, услышала ровный голос.

— Рене, что меняет этот факт? — спросил Энтони. Попыток приблизиться он больше не делал. — Да, я был в Квебеке на твоей операции. Видел, как ты работаешь, но ничего не сказал тебе после. Потому что, зачем? Мой отказ Хэмилтону, когда я не захотел с тобой возиться, уже ни на что не влиял. Тебя всучили мне, словно сиротку, так к чему ворошить прошлое? Оно закончилось.

Энтони замолчал, а Рене вдруг отчетливо осознала, что никогда не сможет ему объяснить. Их эмоции, отношение к смерти слишком противоположны, и потому совсем непостижимы для разума друг другу. А значит, он не сможет понять ее, тогда как она вряд ли смирится с ним.

— Вскрытие показало, что сердце встало сразу после твоего ухода. Пока ты громко хлопал дверьми и укатывал прочь на своей колеснице, у профессора случился кардиогенный шок. — Рене переплела озябшие пальцы. — Не буду скрывать, мне известно о вашей ссоре. Но я тебя не виню. Так просто случилось. Однако все эти месяцы меня разрывало от непонимания: в чем же я ошиблась на операции, раз заслужила устойчивую характеристику бездарности, и почему твое мнение было настолько важным для него.

Позади, в легком скрипе свежего снега раздался звук шагов. Он замер за спиной Рене, а потом по парковке разнеслись слова, в которых не было сомнений или вранья. Только обычная констатация.

— Ты ни в чем не ошиблась. — Тяжелые руки легли на плечи. И Рене прикрыла глаза, едва не рассмеявшись от горечи, когда услышала продолжение: — Я видел, как ты оперируешь. Это было превосходно.

— Что же, этого стоило ждать три месяца, — наконец выдохнула она. — Кто знает, может, еще через столько же я отыщу ответ и на второй вопрос.

Руки на плечах едва заметно дрогнули, но Энтони ничего не ответил. Разумеется, личные дрязги двух хирургов совсем не её ума дело, однако профессор Хэмилтон стал для Рене неимоверно большим, чем просто наставником. Глупый! Глупый Тони! Ну к чему была эта гордость? Что случилось между ним и профессором? Все же ситуация слишком напоминала известную ей историю, отчего Рене поежилась. Два таланта, которым чем-то не угодил старый профессор-добряк. Она мягко освободилась из полуобъятий Энтони.

— Извини. Думаю, покатаемся как-нибудь в другой раз, — честно проговорила Рене. — Не уверена, что смогу сесть в эту машину. Слишком свежи воспоминания.

— Ты говоришь так, будто я лично переехал на ней Хэмилтона. Причем дважды! — рыкнул Энтони, а она обернулась. Бросив быстрый взгляд на действительно ни в чем не повинное жестяное страшилище, Рене скованно улыбнулась.

— Просто у меня много лет не было никого ближе него.

Энтони вдруг как-то напряженно замер, словно сомневался в ее словах, а потом вовсе нахмурился и отступил. Рене же, поколебавшись мгновение, на прощание коснулась его теплой руки и зашагала в сторону автобусной остановки. Ее никто не стал догонять. Да и зачем? Разговаривать было пока больше не о чем.

Застекленный каркас остановки встретил сваленными по углам сугробами и скамейкой, до которой долетала редкая снежная крошка. Рене смахнула ту рукавом и тяжело опустилась на ледяной пластик. Разумеется, общественный транспорт уже не ходил, но там можно было укрыться от повалившего стеной снега и вызвать такси. Поежившись от зябкой сырости, что налетала с каждым порывом ветра, она поглубже закуталась в толстую куртку. Ну, и что теперь делать? Прикрыв глаза, Рене сначала уперлась спиной в холодную стенку, а потом вовсе с ногами забралась на сиденье. Удивительно, но в душе царил покой. Пока тело потряхивало от пережитых эмоций, холода и усталости, а голова попросту отказывалась думать, сердце билось ровно и уверенно. Оно словно не обратило внимание на свалившиеся откровения, продолжив и дальше разносить по венам чувство влюбленности. Но обида осталась. Сидела занозой под ногтем, так что придется подождать и изрядно помучиться, прежде чем та наконец отрастет и исчезнет из жизни. Вопрос — будет ли ждать вместе с ней Тони? От мысли, что ему к чертям не нужна обиженная девчонка, с которой придется возиться, стало тоскливо.

Рене спрятала нос в высоком вороте и зажмурилась. Она бы хотела плюнуть на все, легко оставить в прошлом Чарльза Хэмилтона и Викторию, чтобы со всей полнотой нырнуть в то, что, кажется, грозило перерасти в отношения. Но не могла. Это стало бы предательством памяти, выбранных однажды целей, а еще всей ее натуры, которая не терпела подобной несправедливости и обмана, даже если тот оказался всего лишь недосказанностью. Что страшнее: вранье в глаза или умалчивание за спиной? Господи! Слишком сложно, чтобы решать это во втором часу ночи после почти трех суток без сна. Рене вновь содрогнулась. Пора было выбираться отсюда и ехать домой, но тело слишком окоченело. Попытка высунуть из манжета правую руку обернулась резким ознобом, от которого застучали зубы. Черт, не заболеть бы перед самыми слушаниями!

Неожиданно тишину нарушила знакомая поступь. Даже снег под ботинками Ланга скрипел как-то иначе, чем у других. Но поднять голову Рене не рискнула. Ее отчаянно колотило, так что она старалась сохранить хотя бы какие-то крохи тепла, отчего сжималась в еще более тесный комок. Неожиданно скрежет сменился стуком подошвы о твердый асфальт, и поблизости кто-то замер. Рене услышала шорох одежды, когда рядом опустился на корточки Энтони, а потом он осторожно коснулся затянутой в тонкие джинсы лодыжки.

— Пойдем, — сказал он. — Ты очень устала. Давай я отвезу тебя домой, а завтра мы обо всем поговорим.

Рене смогла лишь кивнуть, потому что вся улица, наверное, уже слышала дробный перестук её зубов. А в следующий момент весь этот скорчившийся кокон, который она являла, неожиданно взмыл в воздух. Причем, прямо так — со скрещенными ногами и опутавшими их руками, что прятались в натянутых манжетах желтого свитера. Вновь захрустел снег, Энтони перехватил поудобнее не самую легкую ношу и уверенно зашагал обратно в сторону пустой парковки. Когда он без труда сбежал по ступеням, Рене неожиданно склонила голову и уткнулась носом в прохладную обнаженную шею. Тоже ведь заболеет, глупый!

— Ты замерз, — пробормотала она и втянула аромат мяты, который вынудил что-то внутри мгновенно сжаться.

— Мне почти не бывает холодно, — немедленно отозвался Энтони. А Рене чувствовала эту ровную поступь, широкий шаг, с которым он метр за метром оставлял позади заснеженную остановку и приближался к горящей яркими фарами машине.

— Точно упырь, — фыркнула она и опять задрожала, отчего ее прижали теснее. Скорее интуитивно, чем в настоящей попытке согреть. Какое уж тут тепло, когда Тони сам походил на саскачеванский сугроб. Прерывисто втянув воздух, Рене вдруг пробормотала: — Зачем ты со мной так?

Ответ пришел, когда они уже подошли к урчавшей машине. Ловко извернувшись, Энтони открыл дверь и осторожно опустил Рене на сиденье. Пристегнув ремень безопасности, он заглянул в щурящиеся от яркой подсветки салона глаза и коротко вздохнул.

— Так было нужно.

— Но кому?

— Мне.

Поезд в очередной раз тряхнуло, и Рене испуганно распахнула глаза. Атмосфера в вагоне неуловимо изменилась и не только потому, что часть людей вышла на одной из станций. Вдалеке уже виднелся Квебек. Пассажиры потихоньку складывали вещи, доставали с полок свернутую тяжелую одежду, чтобы при первой возможности вырваться из душного вагона навстречу друзьям или родным. Рене же никто не ждал. Энн, у которой она договорилась остановиться, предстояла смена до самого вечера, а больше здесь никого не было. Боже! А ведь если немного подумать, то все могло сложиться иначе. Совершенно по-другому. На секунду Рене даже поразилась, насколько разошлись линии вероятностей от выбора лишь одного человека. Сейчас ее мог бы встречать профессор, чтобы устроить свои обычные рождественские чаепития вприкуску с новостями науки из Старого Света. В его крохотном кабинете обязательно собрались бы ученики прошлых лет — все, кто сумел приехать. Может быть, даже Колин Энгтан.