И солнце взойдет (СИ) - О'. Страница 166

Главный врач замолчала и внимательно посмотрела на замершую перед ней девушку. А та не хотела ничего слышать, ибо уже знала, о чем будет вопрос и каков на него ответ. Но доктор Энгтан чуть наклонилась вперед, что, видимо, должно было изобразить сочувствие и поддержку, а потом заговорила:

— Я слышала, какое недоразумение произошло в Оттаве. Поверьте, мне искренне жаль, что вы опоздали с отбором. Такая нелепая случайность… — Энгтан вздохнула, а Рене едва не задохнулась от столь наглого вранья. Однако что-то сказать ей не дали. Сложив перед собой руки и скрестив пальцы, главный врач крупнейшей больницы Квебека ласково улыбнулась. — Милая Рене, не стану отрицать, что ваше стремление продолжить дело моего брата очень похвально. Оно заслуживает только поощрения и всяческого стимулирования. Но не кажется ли вам, что гораздо выгоднее для вас лично было бы остаться здесь? Продолжить то, что уже начато и куда отдано столько сил. Работа в нашей больнице — это перспективы, отличное оборудование, слаженный и добрый коллектив. К тому же, мы уже столько в вас вложили…

Последний аргумент, наверное, должен был оказаться решающим и надавить на совесть вежливой мисс Роше. Только вот, увы, было уже поздно. Прошли те времена, когда Рене могла послушно выслушать самые лживые доводы и согласиться. Теперь она не шелохнулась. Даже не моргнула, а продолжила равнодушно взирать на врущую ей в глаза женщину.

— Вы же не станете отрицать, что именно мы приютили вас после смерти профессора Хэмилтона. Самое молодое дарование Квебека, только представьте, сколько возможностей откроет для вас работа именно здесь. Думаю, через пару лет специализации вы сможете легко занять место ведущего хирурга. К тому же, доктор Ланг…

— Нет. — Теперь настала очередь Рене перебивать. Она ничего не хотела слышать ни о Тони, ни о фальшивых перспективах.

— Не поняла? — Энгтан попыталась изобразить вежливое недоумение.

— Я не останусь в этой больнице, — четко проговорила Рене.

— Могу я узнать почему?

— Потому что не хочу. Мэм. — Она посмотрела прямо в золотистые глаза, а те чуть прищурились.

— Рене, милая, ты же понимаешь, что это не ответ. — Главный врач на мгновение отвлеклась, чтобы смахнуть неведомую пылинку с идеально чистой поверхности стола, а затем откинулась на спинку кресла и продолжила уже без лживой мягкости. Переход на личности вышел крутым, как пике. — По крайней мере не тот, что можно счесть за вежливый отказ. Полагаю, после всего сделанного мною и больницей для тебя лично, мы не заслужили подобное пренебрежение.

— А я не думаю, что когда-нибудь смогу принять ложь за благо. — Рене почти до боли стиснула шнурок. — Я ни о чем вас не просила, доктор Энгтан. Ничего не хотела. Я исправно платила за возможность обучения, хотя не хотела здесь быть. Да, одно время казалось, что у меня есть шанс полюбить это место. Но этого не случилось. Так что, полагаю, ответ «я не хочу» вполне удовлетворителен. Однако, если вы настаиваете, то могу облечь его в иную форму.

Рене поднялась, одернула задравшуюся рубашку и вежливо улыбнулась.

— Мне очень жаль, но я не могу принять ваше предложение, потому что это не входит в мои планы.

С этими словами она вежливо кивнула и уже развернулась, чтобы уйти, как в спину ударил презрительный голос:

— Ты понимаешь от чего отказываешься? Мне плевать насколько далеко зашла ваша с Энтони интрижка, но я не…

— Дело не в этом, — совсем невежливо перебила Рене, а желание уйти из этого кабинета сделалось почти невыносимым.

— Так в чем же? — устало спросила Энгтан.

— Я просто не хочу, — абсолютно безлико ответила Рене. — А теперь прошу меня извинить. Работа.

Кивнув еще раз, она торопливо вышла в коридор, где едва не налетела на Энтони. Он ждал за дверями и совершенно определенно знал, о чем был едва ли состоявшийся разговор. Да, без сомнения, если верить его настороженному взгляду. Только, если Ланг на что-то надеялся, то их очередная недавняя ссора должна была все расставить по местам. Однако, проходя мимо, Рене все равно едва слышно проговорила:

— Я сказала: «Нет».

Все. Точка поставлена, и назад не будет пути. Что бы потом ни случилось, она ни за что не вернется туда, где оставила, кажется, три четверти сердца. Черт, в пору памятник делать из отколовшихся от него осколков. Но Рене, конечно, не настолько горда. Так что она попросту отвернулась от Тони и зашагала обратно под самую крышу, на последний этаж огромной больницы — доживать в этом отделении последние двадцать с хвостиком дней.

Глава 46

Сложно сказать, что изменилось после того разговора. Было ли это смирение или тщательно скрытое разочарование в ней как хирурге, личности, женщине, наконец. Однако с тех самых пор в их операционной стояла невыносимая тишина. Ни звука. Ни лишнего вздоха. И если раньше Рене отчаянно хотела прекратить смертельные пляски бесновавшегося под Rammstein эго наставника, то теперь столь же рьяно мечтала вернуть все назад. Включить громче музыку, услышать окрик, язвительный комментарий, смех или ругань. Хоть что-то! Тогда не мучили бы сомнения, что все снова пошло не так. Неправильно. Будто теперь она в чем-то ошиблась, приняла неверное решение и потому мозаика последствий не складывалась. Однако Тони упрямо молчал. Иногда цедил короткие реплики, а чаще безмолвно смотрел и с наигранным терпением дожидался, пока Рене поймет, что ему нужно. Скальпель? Зажим? Очистить операционное поле? Утопиться в вонючем обеззараживателе? На все ответом был лишь пристальный взгляд и тишина, словно ему самому не терпелось выгнать прочь своего ассистента. Рене пыталась вновь ощутить, как тогда, мысли и эмоции Ланга, но неизменно натыкалась на окружившие их двоих общие стены. Внутри и снаружи теперь было ватно и глухо.

В конце концов, она попросту догадалась, что в какой-то момент Энтони тоже устал вести эти игры. И с удивлением ощутила, как ему хотелось поскорее закончить каждую манипуляцию или быстрее дослушать отчет. Он уходил, едва позволял пациент, закрывал перед носом Рене дверь, как только стихал ее голос, не смотрел и, кажется, даже хотел бы никогда не встречать. И тогда в ушах снова и снова звенели дурные слова: «Я хочу, чтобы ты сдох!» Что же, Энтони умудрился создать полную иллюзию своего несуществования, как она и просила. Но облегчения Рене не испытала. Наоборот, с каждым днем становилось яснее, что в тот момент она потеряла себя. Ее злость пробила в сердце такую огромную брешь, которую никак не получалось залатать. Рене будто бы исчезала, как человек, и оттого в панике шарилась по чужим душам, чтобы грубо, без ведома и невоспитанно оторвать кусок у кого-то другого и попробовать заткнуть им дыру. Она пыталась смеяться над шутками Роузи, улыбаться ее страсти к чудной еде, внимательно слушать наставления Фюрста, но без толку. Доноров, чтобы заполнить пустоту, не было. А тот, кто мог бы помочь, уже этого не хотел.

По крайней мере, Рене была в этом уверена до самого последнего дежурства, когда, стоя перед столом, делала заключительные стежки. Давно были сложены вещи, а в шкафчике лежала копия расторгнутого договора, подписаны документы и отправлены в столицу отчеты. Через три дня начинались экзамены, а значит, больше она здесь не появится. Неожиданно Рене подняла голову и обвела взглядом комнату, словно хотела запомнить. Они все были здесь: Хелен, Фюрст, еще две сестры и, конечно же, Энтони. Высокий, сосредоточенный, вечный гарант уверенности в собственных силах. С ним было не страшно даже в самых тяжелых случаях — редкое качество, которое Рене по своей глупости так долго не могла оценить. Быть может, пойми она раньше, все бы сложилось иначе? Нет. Для такого нужна обоюдная вера, а Энтони не верил ни ей, ни в неё. И тем горше отдались в дырявом сердце слова, стоило наложить последний стежок:

— Вот и все. — Тони сделал шаг от стола и впервые за эти месяцы поднял взгляд. Такой тоскливый, что Рене было уже понадеялась, но… — Ты молодец.