Луна и солнце - Макинтайр Вонда Нил. Страница 51
— Спасибо вам за все.
Граф Люсьен зашагал прочь, на мгновение остановился, изящным жестом обнажил голову, метя перьями шляпы дощатый пол, и поклонился портрету его величества.
— Пожалуйста, сосредоточься на работе, — предупредил ее Ив.
— Да, я готова. До свидания, месье Гупийе, я не могу более уделять вам время.
— Возможно, особенно легкоранимые дамы пожелают удалиться, чтобы не присутствовать при этом этапе вскрытия.
С этими словами Ив совлек покровы с лобка морской твари.
Несколько дам покинули анатомический театр в сопровождении месье Гупийе. Большинство осталось, перешептываясь и хихикая над терзаниями Ива.
На закате лакей почтительно унес портрет короля; открытый шатер опустел. Мари-Жозеф завершила последнюю зарисовку органов размножения водяного, вырезанных из мохнатой мошонки, которая защищала их в теле твари. Извлеченные, они напоминали гениталии мраморных статуй, праздно стоящих на постаментах в садах Версаля.
Ив ушел описывать ход вскрытия, поручив Мари-Жозеф закрыть тело саваном, проследить за тем, чтобы слуги поменяли на нем лед и опилки, и покормить живую русалку.
Оставшись одна, Мари-Жозеф отперла клетку и выудила сачком рыбу. Алые лучи заходящего солнца позолотили и без того сияющего Аполлона и его коней.
— Русалка!
Солнце опустилось за горизонт, воцарились неяркие, приглушенные сумерки. В тишине появился слуга, зажег свечи и удалился. Пламя затрепетало под сырым ветром, стенки шатра заколыхались. Мари-Жозеф поежилась. Вокруг шатра засуетились стражники, спешно опуская поднятый для прохода полог. Ветер стих.
Русалка свистнула.
Мари-Жозеф поводила под водой сачком с рыбкой.
— Русалка! Смотри, рыбка!
По поверхности фонтана пронеслась рябь.
Внезапно Мари-Жозеф ощутила тепло менструальной крови, хлынувшей между ее ног; натертую полотенцем воспаленную кожу защипало.
С уст ее сорвалось ругательство, которое еще совсем недавно, какой-нибудь месяц тому назад, она не могла и вообразить. Даже предсказывая неприятности, Оделетт, как всегда, оказалась права. В нетерпении, желая поскорей избавиться от надоевшего полотенца, Мари-Жозеф совершила глупость.
«Сейчас быстренько покормлю русалку и кинусь назад по холму, домой, — решила Мари-Жозеф. — И буду умолять Оделетт меня простить, если запачкаю нижнюю юбку. А уж верхнюю-то я ни за что не могу испачкать, это будет катастрофа! Бедняжка Оделетт и так отчаялась спасти серебристую нижнюю юбку, а я могу еще добавить ей работы!»
Русалка вынырнула на поверхность. Мари-Жозеф погладила ее по голове. Русалка пронзительно вскрикнула и, подняв сноп брызг, сделала заднее сальто.
Мари-Жозеф покачала над водой отчаянно извивающейся рыбкой, пытаясь успокоить непонятно чего испугавшуюся русалку.
— Тише, русалка, все хорошо.
Русалка, казалось, замерла под водой, только ее глаза и лоб виднелись на поверхности. Мари-Жозеф заметила, как она раздувает и сужает ноздри. Волосы клубились вокруг ее плеч. Мари-Жозеф склонилась над водой, пытаясь разглядеть, что так напугало русалку.
Русалка громко фыркнула. Ее нос и рот окружило облако пузырьков. Она отплыла было, но потом застонала, вздохнула и вернулась к ступеням, неуверенно приближаясь к Мари-Жозеф, стараясь то ли что-то спросить своей песней, то ли в чем-то утешить.
Русалка достала рыбку из сачка, но не стала есть, а выпустила в фонтан. Она взяла ладонь Мари-Жозеф своими перепончатыми пальцами.
Мари-Жозеф замерла. Русалка опустила лицо к самой ее руке. Мари-Жозеф задрожала, опасаясь, что русалка ее укусит, и моля Бога, чтобы этого не произошло. Теплые губы русалки коснулись ее кожи. Морская тварь высунула язык и лизнула суставы пальцев Мари-Жозеф.
Мари-Жозеф с облегчением рассмеялась.
— Ты прямо как мой старый пони, — сказала она русалке. — Тот тоже слизывал соль с моей кожи!
Скармливая русалке рыбку за рыбкой, лаская ее, Мари-Жозеф незаметно и дальше приучала ее к своим рукам, к своему голосу.
— Скажи «русалка», — попросила Мари-Жозеф, протягивая ей рыбку.
— Рррыба, — откликнулась русалка.
Сначала она как попугай повторяла за Мари-Жозеф слово «рыба», но постепенно это подобие речи переросло в песню, где стройная мелодия чередовалась с посвистыванием. В два приема она быстро заглотила рыбу.
— Скажи «Мари-Жозеф».
— Рррыба!
— Скажи «его величество оказывает мне честь», — безрассудно предложила Мари-Жозеф и, досадливо поморщившись, бросила рыбку в бассейн. Окончательно потеряв надежду научить свою подопечную новым словам, Мари-Жозеф запела, отвечая русалке.
Русалка умолкла и воззрилась на нее.
Мари-Жозеф продолжала напевать пьесу, которую исполняла для его величества.
Русалка подплыла ближе и принялась выводить экзотическую, завораживающую, ни на что не похожую контртему, нарушающую все правила композиции.
По щекам у Мари-Жозеф заструились слезы.
«Мне не о чем горевать, — размышляла она. — Почему же я плачу? Просто потому, что пришли месячные?..»
Она смахнула слезы тыльной стороной ладони.
«Но прежде я никогда не страдала плаксивостью во время месячных, только злилась из-за того, что приходится терпеть неудобства, когда мне говорили: „Того нельзя, этого нельзя“».
Русалка взяла ее за руку. Услышав шаги, Мари-Жозеф покачала сачком за спиной, надеясь, что стражник сообразит положить туда рыбы.
Она пела не умолкая, а русалка расцвечивала ее мелодию музыкальными украшениями.
Сачок взяли из ее руки и вернули полным. Русалка, видимо, заметила вкусный кусочек, потому что умолкла, приняла награду и нырнула, изящно держа рыбу в когтях.
— Благодарю вас, сударь.
Мари-Жозеф чуть было не столкнулась с графом Люсьеном, который, как оказалось, стоял за ее спиной на краю фонтана.
— Ваша песня была невыразимо прекрасна.
— А я-то думала, что передаю сачок мушкетеру! — сказала Мари-Жозеф, слишком смущенная, чтобы вежливо ответить на его комплимент.
Он взял у нее сачок и достал из него еще одну рыбку. Русалка подплыла к ступеням и зарычала. Мари-Жозеф не стала мучить ее ожиданием и бросила ей лакомство.
Русалка подкинула рыбу в воздух, подхватила и отпустила. Мари-Жозеф рассмеялась, восхищенная ее проказами.
За ступенями русалка принялась крутить сальто в воде и бить хвостом, поднимая фонтан брызг.
«Интересно, — думала Мари-Жозеф, — придется ли его величеству по вкусу эскиз медали, на котором русалка жонглирует рыбой? Понравится ли он графу Люсьену?»
— Пожалуйста, не надо так, русалочка! — Мари-Жозеф стряхнула капли с рукава амазонки. — Ну, чего тебе? Ты же уже поела!
— Она хочет поиграть, — предположил граф Люсьен. — С рыбой. Как кошка с мышью.
Мари-Жозеф зачерпнула последних живых рыбок и бросила их в бассейн. Они метнулись прочь. Русалка засвистела и нырнула за ними, преследуя, нарочно упуская, поднимая снопы брызг.
— Спокойной ночи, русалка! — прошептала Мари-Жозеф.
Русалка вынырнула возле помоста. Мари-Жозеф в последний раз погладила ее. Русалка взяла ее ладонь и поднесла к своим губам, стеная и осторожно прикасаясь к пальцам Мари-Жозеф языком.
«Зачем русалке слизывать соль с моих рук, — дивилась она, — если она плавает в соленой воде?»
Русалка всползла по ступеням до края мелководья, плача от отчаяния и не зная, как еще предупредить земную женщину. Безрассудная земная женщина бесстрашно расхаживала, истекая кровью, рядом с крупными хищниками, рычание и рев которых гулко разносились по всему саду ночью и на рассвете. Если сухопутные хищники обладают столь же тонким чутьем, сколь акулы, то земная женщина обречена.
Русалка принялась вторить простенькой, как детский лепет, песенке земной женщины. Ответом ей было молчание.
Предостерегающая песнь русалки захлестнула сады, наполнила их всей силой своей скорби и тревоги и стихла.
Вновь замолчав, русалка смахнула с ресниц крупные соленые слезы.