Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 46

— Если тебе нужно поговорить об этом, то я хочу быть тем человеком, которому ты доверишься. — Целую в губы и провожу пальцем по ее киске. — Хорошо?

— Хорошо. — Она перехватывает мою руку и сжимает в своей ладони. — Спасибо.

Соскальзывая с кровати, я шлепаю ее по бедру.

— Вставай.

Десять минут спустя пар заливает ванную комнату, затуманивая мое отражение в зеркале и дверь душа позади меня. Стекающие капли по плитке передают ее движения, а древесный аромат моего шампуня наполняет ноздри. Есть что-то глубоко удовлетворяющее в том, что Айвори пользуется моими вещами, пахнет, как я, и чувствует себя в моем пространстве, как дома.

Пока она принимает душ, я ополаскиваю свой член в раковине, одновременно потрясенный и прикованный к тому факту, что кончил в нижнее белье. Не поступал так со времен средней школы. Но меня это не должно удивлять. Я уже несколько недель дьявольски дрочу.

Мне требуется каждая унция сдержанности, чтобы не присоединиться к ней в душе. Я хочу основательно трахнуть ее, полностью и всеми мыслимыми способами, но должен доказать ей, что не такой, как другие. Каждый шаг с ней — это риск, когда все еще остается так много вопросов без ответа.

Чищу костяшки пальцев и намыливаю их антибактериальным кремом из запасов под раковиной.

— Ты принимаешь противозачаточные таблетки?

Ее туманный силуэт застывает за дверью душа.

— Нет.

Я поворачиваюсь к Айвори лицом, пытаясь разглядеть очертания тела в клубах пара.

— Презервативы?

Она прижимает ладонь к стеклянной двери, словно пытаясь успокоиться.

— Когда могу.

Мой кулак сжимается, я должен был заткнуть свой глупый рот. Могу ли я быть еще более бессердечным? Понятное дело, что она не всегда пользуется презервативами. Если человек не останавливается на слове «нет», то он, конечно же, не останавливается вообще.

Мне удается сдержать свой гнев, но учащенный пульс и ярость выталкивают меня из ванной.

— Я поищу тебе что-нибудь из одежды, — кричу из спальни. — Встретимся на кухне.

Бросив одну из своих рубашек на кровать, я раздеваюсь и натягиваю фланелевые штаны.

На обратном пути хватаю телефон и звоню в клинику отца. Как и ожидалось, звонок переходит на голосовую почту. Мои босые ноги мягко ступают на кухню по покрытой ковром лестнице, пока я рассказываю диктофону, кто я и что мне нужно.

Я мог бы позвонить отцу, чтобы назначить ей встречу, но не хочу отвечать на его вопросы сегодня вечером. Не тогда, когда у меня все еще нет на них ответов.

К тому времени, как девушка появляется в дверях кухни, я уже поставил на стол две тарелки с пастой карбонара.

Она застывает на пороге, ее темно-карие глаза мечутся между едой и моей обнаженной грудью. Выражение лица морщится от каждой существующей эмоции, прежде чем смягчаются улыбкой.

— Ты сам приготовил?

— Еду приготовила служба общественного питания. — Я беру два стакана и кувшин сладкого чая. — Я всего лишь разогрел в микроволновке.

Приближаясь к кухонному островку, Айвори стягивает вниз рубашку до середины бедер по загорелым ногам. Ее длинные влажные волосы пропитывают белый хлопок на груди, открывая тугие соски и нежные плечи. Невозможно отвести взгляд. Как будто каждая клеточка моего существа связана с ней, и каждое ее движение трогает меня, притягивает ближе, глубже.

У меня не было ни единого шанса.

— Спасибо. — Она садится на барный стул, зажав подол рубашки между ног. — Пахнет невероятно.

Я сажусь на табурет рядом, поворачиваюсь к ней лицом и вонзаю вилку в лапшу.

Ее глаза возвращаются к моей груди.

Я выгибаю бровь.

— Что?

Она держит палец передо мной, постукивая им по воздуху. Сосредоточенный взгляд перемещается от моих плеч к талии.

Она что, считает?

Твою мать. В моей груди тарабанит сердце, а тело реагирует на каждый ее взгляд.

Айвори опускает руку и поворачивается к своему ужину, бормоча:

— Двенадцать впадин и десять мускулистых бугорков.

Я смотрю вниз, пытаясь понять смысл ее цифр. Два часа в день семь дней в неделю в своем домашнем тренажерном зале я оттачиваю тело до идеальной формы по той же причине, по которой тренируются все остальные парни. Ради секса. Теперь мне хочется тренироваться, чтобы посмотреть, как она снова пересчитывает мои мышцы.

Девушка с ухмылкой на лице вытягивает губами лапшу с вилки.

— Ты совсем не похож на преподавателя.

— Ты совсем не похожа на студентку.

Ее улыбка исчезает.

Я вытираю лицо рукой, жалея, что не могу забрать эти слова обратно. Сколько раз ее внешность привлекала нежелательное внимание? Меня так точно.

Айвори машет вилкой вверх и вниз по всей длине моего тела.

— Ты бы больше зарабатывал, будь моделью, чем преподавателем.

— Разве я выгляжу так, будто нуждаюсь в деньгах?

— Хороший вопрос. — Она осматривает кухню, замечая первоклассные приборы, которыми я почти не пользуюсь. Айвори не спрашивает об источнике моего дохода, но я знаю, что ей интересно.

Я проглатываю маслянистый кусочек пасты и накручиваю еще лапши на вилку.

— Моя семья владеет патентом на деревянные крепления для пианино.

— Вау. Серьезно?

— Да. Так что деньги в моем случае — не стимул для работы.

— Зачем вообще работать? Можно жить на яхте, пить ром и отращивать вонючую бороду. — Ее брови приподнимаются. — Как делают пираты.

— Пираты. — Мои губы дергаются в улыбке. — Как бы привлекательно это ни звучало, скука мне не подходит. — Я бы сошел с ума. — Мне нужен вызов и самоотверженный успех, и я нахожу это в игре на пианино, обучая... — бросаю на нее прищуренный взгляд, — и дисциплинируя.

Ее глаза мерцают.

— В последнем ты очень хорош.

— Но не в остальном?

В уголках ее рта появляется лукавая усмешка.

— Я никогда не слышала, как ты играешь.

— Я играю каждый вечер. — Только не сегодня.

Смотрю на свою пульсирующую руку без сожаления.

Айвори скребет вилкой по тарелке.

— Знаю, что это большое помещение, но я не видела здесь пианино.

— Я устрою тебе экскурсию в другой раз. А сейчас заканчивай свой ужин.

Она всасывает в себя остатки пасты и запивает их сладким чаем.

Вскоре я допиваю свою порцию и отодвигаю тарелку.

— Я записал тебя на прием к врачу.

Вилка падает на тарелку, голос Айвори тихий.

— У меня нет ни страховки, ни денег.

Моя рука дергается. Хочется причинить боль ее матери и всем остальным людям, которые бросили девушку.

— Все под контролем.

— Я не могу...

Я стучу кулаком по столу, заставляя фарфор звенеть.

— Ты пойдешь на прием и пройдешь полное обследование, ради своего здоровья и моего гребаного спокойствия.

Стиснув зубы, она бросает на меня упрямый взгляд.

Айвори может хмуриться сколько угодно. Я еще не закончил.

— С этого момента слов «я не могу» больше нет в твоем лексиконе. — Я наклоняюсь телом вперед, чтобы она смотрела прямо в мои глаза. — Я ясно выразился?

— О, ты такой прямолинейный. — Она выдерживает мой взгляд. — И резкий, и угрюмый. У тебя ужасный характер.

В ее глазах поблескивает игривая юность, но есть в них что-то еще. Губы раздвигаются на вдохе, и она старается не моргать, придавая своему виду храбрости.

В глубине души девчонка боится. Противостоять мне? Разочаровать? Или поверить в то, что происходит между нами?

Я сокращаю расстояние и безжалостно целую ее в губы. Обхватив голову обеими руками, прижимаю свой язык к ее языку, сливая нас вместе, облизывая и покусывая, наполняя каждой последней каплей страсти, которую я чувствую к Айвори. Обожаю ее силу перед лицом страха, ее решимость, несмотря на все препятствия, и чертовски люблю ее рот. Такой горячий, влажный. Как губы обволакивают мой язык, заставляя меня твердеть.

Она откидывается назад, находясь во власти моих рук, и заглядывает мне в глаза. Мы смотрим друг на друга, задыхаясь от страсти.

После бесконечных ударов сердца она приходит в себя.