Природа зова (СИ) - "Cold February". Страница 3

Сигюн замирает, не сводя взор. И со смущенной улыбкой пожимает плечами.

— Просто. Просто т…

Локи заставляет ее замолчать, прижимая к губам указательный палец. Тишина. Локи нужна тишина. Насладиться невинным замешательством, собрать по крупицам теряемое самообладание.

Локи все это не нравится.

Не нравится, как от проклятой близости сердце начинает бить чаще, точно у какой-то дворовой девки. Не нравится, как от рваного вдоха напротив по коже ходят мурашки. Как опускается глубоко вниз жгучее желание взять то, что по праву принадлежит.

Локи знакома похоть. Когда нет никакого желания ждать, а есть только животная потребность сношаться. Локи знакомо возбуждение, крайнее и свирепое, когда в руках по клинку, а горячая вражья кровь льется рекой, омывая предплечья по локти, лицо и шею. Когда в висках стучит, перед глазами плывет, а о ребра треклятый орган бьется галопом.

Здесь и сейчас, рядом с Сигюн, Локи не знает чего хочет больше: взять ее аль разорвать. Чтобы больше никогда подобного не испытывать. Он не умеет подавлять свои желания. Между «отдавать» или «брать» он всегда выбирает второе.

Локи кладет руку Сигюн на затылок и наклоняется. Низко, порывисто и стремительно, жадно ловя изумленный вздох. Почти касается губ, таких сладких, манящих, губительных, бередящих ум в течение последних нескольких лет.

Но Сигюн успевает выскользнуть из его рук каким-то неведомым чудом. Отпрыгивает, словно горная лань от голодного волка, уставившись точно такими же круглыми и ошарашенными глазами. В них страх и паника, пучок совершенно смешанных чувств, отчаянно сбивающих юную деву с толку. Сигюн все еще ощущает омерзительный привкус медовухи на своих губах. Привкус взрослости, похоти. И предательства.

Она пятится назад, дрожа как осиновый листок, леденея до кончиков пальцев под хмурым взглядом. Она не понимает.

— Ч-что ты делаешь?.. — голос растерянный, переполненный обиды.

«Что он делает»?! Локи уязвленно вздергивает бровь вверх и злобно шипит:

— Что ты делаешь?!

— Я?.. — Сигюн заикается, морозясь от леденящего душу острого взгляда. Силится понять, но все напрасно. У нее перед глазами плывет, а мир, вся жизнь, будто с ног на голову переворачиваются. — Ты… ты мне как брат…

Локи эти слова бьют наотмашь. Он усмехается нервно, давясь иронией. В голосе сквозит желчь:

— К брату тайно из дома не крадутся да под покровом ночи на свидания не бегают.

Сигюн кусает губу, отступая еще на шаг. Локи никогда так с ней не разговаривал. Глаза режут горькие слезы. Воздух вокруг точно становится тяжелее, оседая на плечи, не давая свободно вздохнуть. Горячий, колючий, высушенный.

— Что ты сказать тем хочешь?..

Локи диву дается ее наивности. И наивности ее родителей. Неужели за все шестнадцать лет так ни единым словом и не обмолвились о красной нити, что Судьбы двоих повязала? Неужели в ее бестолковой пустой голове не возникло ни единой мысли, что взрослый мужчина просто так не будет возиться с девушкой? Локи выдыхает в крайнем раздражении. Все встает на свои места. Все снова приходится делать самому.

Изумительно.

— Не то влечение и тягу ты чувствуешь ко мне, золотце, — он зло усмехается. — Когда сбегаешь из дома ко мне. Когда днями и ночами ждешь моего появления во время долгих отсутствий. Ведь не можешь иначе, — со знанием вскидывает брови он, точно хищник подбираясь к Сигюн вплотную. — А знаешь, почему? — вопрошает, вновь дыша со сжавшейся в комок одним воздухом. И, не ждя ответа, режет на поражение: — Ты мой соулмейт.

Роковые слова звучат для юной Сигюн громом среди ясного неба. Бушующим вихрем в погожий день. Немилостью Тора во время благого пира. Как может быть так?.. Как тот, кто заботился о ней — заботился ли? — с малых лет, может быть ее суженым?

— Нет…

— Можешь отрицать, — хмыкает Локи, — можешь пытаться лгать мне. Но загляни поглубже, — шепчет он ей почти в самые губы. — Это желание, что ты обретаешь. И отвергаешь…

— Нет!

Сигюн краснеет и бросается в плачь — все в раз, — отталкивает Локи ударом в плечи. Упрямо. Глупо. И бесполезно. Он больно сжимает ее запястья и заглядывает в блестящие от слез глаза. Люто. Бешено.

— «Нет»? Я ждал тебя так долго! — возмущенно рыкает Локи. — Не смей говорить мне «нет»!

— Скажу! Ты не любишь меня!

Локи пробирает на смех.

— «Любовь»? — он выплевывает слово сквозь зубы, точно ему в рот запихали какую-то падаль: — Кто здесь говорит про «любовь»?

От этого Сигюн становится еще больнее. В ядовитой зелени нет ничего светлого, доброго. Лишь злость и презрение. К ней.

— Если тебе это так не нравится, почему ты просто от этого не избавился?! — срывается она.

Выдергивает руки, оставляя на запястьях красные полосы от его ногтей. Кожу жжет, но жжет отрезвляюще. Еще более отрезвляюще звучат слова:

— О, если бы я мог, я бы уже убил тебя!

Разом становится тихо. Сигюн отшатывается, в шоке округляет глаза. Все внутри опускается:

— Ты… пытался убить меня?..

— Хотел, — поправляет Локи, не отрицая.

— «Хотел»?!

Он закатывает глаза и отмахивается, точно от назойливой мухи:

— Это уже не важно.

— Это важно! — переходит на крик Сигюн. — Это моя жизнь!

— Твоя жизнь — моя жизнь! — в безапелляционной собственности заключает Локи.

И это доводит Сигюн до точки кипения.

— Я ненавижу тебя! — сквозь слезы зло шепчет она. Абсолютно напуганная собственными словами.

И Локи по-волчьи скалится.

— О, это взаимно.

Сигюн ненавидит ложь. Как оказалось, Судьба спутала ее с оной по рукам и ногам, окружила, как второй кожей, пропитав воздух, заставила дышать губительными спорами с самого детства. Сигюн ненавидит тайны. Тайны не содержат в себе ничего доброго, лишь погружают в боль при раскрытии. Сигюн ненавидит плакать — ее лицо краснеет и принимает крайне пугающий вид. Сигюн ненавидит злиться — эта эмоция вытравляет все светлое и живое. Сигюн терпеть не может, что из-за этого всего становится огрызающийся на всех подряд злобной волчицей.

Но Сигюн не может не плакать, не может не злиться. Сигюн не может отделаться от чувства абсолютной беспомощности. Оно затягивает ее в мерзкую холодную трясину, леденя ступни и хватая склизкими лапами за лодыжки. Оно погружает в отчаяние, сдавливая со всех сторон и мешая дышать. С каждым днем Сигюн все больше кажется, что весь ее мир трещит по швам.

Соулмейт? Пара, предназначенная самой Судьбой? Не по собственному выбору, а по чужому? Это Сигюн уготовано?.. Она в замешательстве. Она хочет разобраться в себе. Понять, почему на самом деле испытывает столь терзающую душу опустошенность во время отсутствия Бога Коварства. Понять, почему все внутри буквально поет, стоит ему оказаться рядом. Понять, почему ее на самом деле к нему так влечет. Почему она столь отчаянно жаждет его голоса, его взгляда, его внимания. Его близости. Почему в тот роковой вечер глубоко внутри боролись два чувства: лютый страх и желание. Почему слова Локи, столь жестокие и безразличные, резанули по сердцу не хуже ножа, оставив глубокую кровоточащую рану. Почему от всего этого так невыносимо больно до горьких слез?

Прямо сейчас Сигюн ненавидит Локи. Она хочет держаться от него как можно дальше.

Но Локи другого мнения.

Ему доставляет нездоровое удовольствие видеть ее хмурое лицо и горящий хлесткий взгляд, красноречиво говорящий, как ему здесь не рады. Его доводят до безумия и какого-то отчаянно-нездорового восторга ее ядовитые слова. Локи открывает для себя, что Сигюн потрясающе горяча в состоянии крайнего бешенства. Совершенно новая Сигюн. Та, что отчего-то больше наивно не попадается на его уловки. Та, что гонит его прочь. Та, что говорит ему «нет».

Локи забавляет и одновременно доводит до ярости, балансирующей на тонкой грани с похотью, нежелание строптивой девы принимать очевидное. Он может прочитать это в прерывистом дыхании, когда нагло нарушает установленные границы. В комкающих юбку пальцах. В румянце на щеках, пробивающимся через толстый слой пудры. В том как она на него смотрит. Хотя всячески отрицает это.