Природа зова (СИ) - "Cold February". Страница 4

Локи шепчет с преувеличенным азартом, загоняя воинственно настороженную Сигюн в угол между упирающимся в копчик трюмо и своим телом:

— Эти порочные золотые сны, от которых ты так старательно пытаешься убежать. Но в итоге подчиняешься Силе. Единственному пути.

Он получает за эти слова удар наотмашь и четыре красные полосы на левой щеке. Локи скалится, совсем не поморщившись, и слизывает с большого пальца стертую кровь.

— Я люблю тебя! — полюбовно издевается он.

— Я ненавижу тебя! — в тон ему шипит Сигюн.

— Ну, это и есть природа зова.

Сигюн считает странным, что в отношении Локи была так слепа, что Судьба выбрала именно ее для прожившего уже почти пять сотен лет Бога Коварства. Почему она? Что в ней особенного? Чем он заслужил столь прочную и священную связь? Связь, что не досталась даже Всеотцу, достойному из достойнейших.

Достойнейшему ли, раз Один его побратим?

Сигюн считает странным, что вот уже год живет как на пороховой бочке, но чувствует себя живее живых. Как будто вновь находит то, чего ей так недоставало. Прямо как тогда, в детстве. Она взрослеет. Возможно, в этом все дело?

Сигюн будто открывает себе глаза. Видит дальше, чем Локи. Других богов, других мужчин. Их интерес к ней. Те отчаянные злость и ярость, что вспыхивают внутри отца Огня, самой неугомонной и опасной стихии. Мир Сигюн расширяется, расставленные полыхающие границы засыпаются белым песком. И она с удовольствием переступает их босыми ногами.

Сигюн считает странным, что за какой-то короткий год, ужасно незначительное для богов время, превращается из светлой девочки в мстительную волчицу. Ее взгляд ныне тверже, слова резче, действия расчетливее. Локи мастер игр, и Сигюн играет по его правилам. Против него — его же методами.

Она знает, что он всегда где-то рядом, не может не быть. Скрывается в толпе на очередном пышном приеме. Облизывает взглядом, точно пламя тонкую ветвь. У Сигюн от этого мурашки по коже. Она чувствует его дикость, дикость животную и необузданную, которая всегда в Локи таилась, но на которую Сигюн прежде не обращала внимания. По малому опыту ль, по детской наивности ль. Она всего год воспринимает Локи мужчиной. И быть честной, ей это по нраву. Доводить его до ручки, играть на непомерно раздутом эго. Зная, впрочем, что все — равно придет к одному. Они соулмейты, две половинки одного целого. С чуть затянувшимся присоединением. По его вине.

Сигюн не слышит увещеваний матери, что дочь «играет с Огнем». Не слышит брань отца, что «накличет на дом беду». Сигюн все еще ненавидит Локи. Она принимает подарки от молодого вана из очень дальних земель, что ведать не ведает о ее сплетенной судьбе. Тилург мил и красив, но магия — вот что Сигюн в нем по-настоящему нравится.

То, что он готов научить основам без всяких едких насмешек. То, что не считает ее стремление глупым. То, что обращается с ней не как с ребенком. О, нет. Для всего этого у Сигюн есть Локи.

Она знает, что нравится молодому вану. И она совсем не удивляется, когда тот под сенью розария объясняется ей в любви. Она больше удивлена тому, как ровно и равнодушно это воспринимает. С натянутой смущенной улыбкой и коротким «прости».

Сигюн чувствует себя мерзко.

От возникшей из ниоткуда черной фигуры Сигюн чувствует себя в ужасе.

Ей хочется спрятать Тилурга подальше, схоронить в тайном месте, дать переждать, пока ревнивая буря по имени «Локи» пройдет. Но треклятый ван решает поиграться в героя: во всех Девяти мирах с Богом Лжи предпочитают держаться настороже. Сигюн раздраженно сжимает зубы и гордо вздымает подбородок.

Она испытывает странную смесь бьющей лихорадки и крайне удовлетворенного возбуждения, встречаясь со своим соулмейтом глазами. Они не виделись почти целых два дня.

— Что ты здесь делаешь?

Локи выглядит так, точно еще мгновение, и он сорвется с цепи. Все тело напряжено, челюсти сомкнуты, кончики пальцев подрагивают. А в глазах такое сосредоточение яда, что, кажется, тот способен прожечь насквозь. Беспощадная улыбка опрокинулась, превратившись в свирепую, полную лютой злобы гримасу. Сигюн читает в нем желание вцепиться в нее зубами, содрать кожу и выгрызть сердце, сжимать его до тех самых пор, пока судьбоносная пассия не захлебнется в собственной крови. Но вместо этого Локи разрезает лицо надвое жуткой улыбкой.

— Разве это тот вопрос, который ты мне должна задавать? — Его жестокий тон в противовес заставляет Сигюн тяжко сглотнуть и вздрогнуть. — Разве так встречают своего соулмейта?

— Что?..

Тилург смотрит на нее столь ошарашенными глазами, что сказать «Он удивлен» — ничего не сказать. Но его, кажется, никто и не замечает.

Сигюн хочется убежать. Скрыться долой с колючих глаз и отдышаться, жадно глотая воздух. Но она слишком упряма. Сигюн пожимает плечами и говорит Локи на зло:

— Я не ждала тебя.

Кажется, для него это становится последней каплей в очень маленькой чаше терпения. Он подлетает к Сигюн бешеным коршуном, отбрасывая наземь Тилурга, пытавшегося встать наперерез. Он шипит змеем, нависая над хмурой и поджавшей губы Сигюн, слишком открыто мечтая перерезать ей глотку:

— Тебе еще не надоело?!

— Понятия не имею, о чем ты.

Ее ровный, намеренно тягучий, точно патока, тон и неприкрытое злорадство, что плещется на дне голубых глаз, срывают Локи с катушек.

Он скалится. Великолепно.

— Все эти маленькие игры, в которые ты так любишь играть. Я покажу тебе, что такое настоящие игры!

Он внезапно хватает проглотившего язык Тилурга за волосы и вздергивает на ноги под испуганный вздох. То, что происходит дальше, кажется Сигюн страшным сном. То, что происходит дальше, взращивает в ней желание удавиться.

Клинок в умелых руках разрезает горло вана одним легким движением. Точно живая плоть — теплое масло. Артерия лопается, кровь брызжет фонтаном, заливая собой и Локи, и Сигюн, и свежую по весне траву.

Тилург дергается в предсмертных конвульсиях, остервенело хватается руками за шею, ужасающе булькает, задыхаясь собственной кровью, и под конец испускает дух. Его тело падает под ноги двоих бесполезным мешком мяса с костями. Сигюн провожает его взглядом, чувствуя, как по виску, шее, вырезу на груди стекают горячие, свежие капли крови.

Сигюн поднимает взор вверх и четко проговаривает:

— Ты монстр, — встречаясь с Локи глазами.

Он возбужден, он в крайнем неистовстве. Лик темнеет в кровавом триумфе, губы ползут вверх в откровенном самодовольстве. Прямо сейчас Локи забирает чужую жизнь. Прямо сейчас Локи выглядит потрясающе. И от этого Сигюн тошнит.

— Я монстр, который преследует твои мечты, — нагло усмехается он, подцепляя острием кинжала ее подбородок. Бровь выразительно взлетает вверх. — Разве нет?

— Нет.

— Ты моя, что бы ты ни говорила себе, — раздраженно рыкает Локи.

И Сигюн не трусит его перебить:

— Ты больной. Соулмейт дает любовь, а не делает одержимым.

От этого его пробирает на смех.

— Я не сумасшедший, золотце. И я не одержим. Я просто не люблю, когда другие трогают мои вещи.

Локи терпеть не может то, чем все оборачивается. Этот мерзкий ошейник! Это мерзотное душевное родство. Эта поганая девка!

Она заполоняет его ум, рушит его самообладание. Забирается под кожу, ломая кости. Заполоняет сны.

Локи мечется диким зверем, неся хаос на все Девять миров. Но даже это абсолютно не помогает.

Он хочет залить ее кровью, исполосовать ранами, заставить встать на колени и молить о прощении. Он просто хочет ее. Всячески, всеми способами. Он просто хочет заставить ее кричать.

Это иронично. До боли, до одури, до истеричного смеха. Локи прирожденный кукольник. Но он как марионетка в ее руках. И ослабь бдительность — Сигюн порвет ниточки. Потому что она единственная, кто их все это время держал.

Локи чувствует: еще немного — она убьет его. Она вытянет из него это, и она будет правителем. Хозяйкой его сердца — в самой сути и деле.

Локи леденеет при одной мысли об этом. Он не может заткнуть и подавить проклятый голос, сидящий глубоко внутри и твердящий, что… разве это уже не она? Разве она не властительница его черного гнилого сердца? Разве это не очевидно, раз он не может выкинуть из головы ее образ, ее глаза, ее голос? Раз он засыпает с ее именем на губах и с оным же просыпается?