Эпилог (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 11

Джетро не был счастлив. Его глаза сверкали ревностью, когда Вон изображал какого-то накачанного спортсмена, помогающего мне разминаться и тренироваться.

Вечер закончился выпивкой для мальчиков и хихиканьем для меня.

Я никогда не была так довольна.

День, когда я родила, снова изменил мою жизнь. Я была в ужасе — не то, чтобы я сказала об этом Джетро. Мое сердце екнуло, и страх умереть во время родов лишил меня всякого удовольствия от того, что я приношу жизнь в этот мир.

Но Джетро был моим принцем, держал меня на якоре, растирал мне спину, когда начиналось головокружение, и спокойно отвез меня в частную больницу, которую мы организовали для родов.

Роды прошли не идеально. Я рожала двадцать четыре часа. Ребенок повернулся прошлой ночью и лежал не в ту сторону. Пришлось срочно делать кесарево сечение после того, как Джетро заорал, чтобы врачи избавили меня от боли.

При каждой моей схватке Джетро чувствовал это. Он потел рядом со мной. Он дрожал от сочувствия. Его чуть не вырвало, когда агония угрожала разорвать меня на части.

Но когда первые крики нашего ребенка разнеслись по операционной, Джетро рухнул на колени. Его плечи затряслись в беззвучных рыданиях, когда он впервые позволил себе почувствовать другую душу.

Не мою.

Не врача и медсестры.

Нашего ребенка.

Его.

Нашего сына.

В тот момент, когда доктор вымыл новорожденного и запеленал его на руках Джетро, он безвозвратно изменился. Он стал больше, чем просто лордом и хозяином Хоуксбриджа. Он стал больше, чем просто любовником и другом.

Он стал отцом. Защитником. Кусочком в мозаике бесконечной истории. Выражение его лица, когда он смотрел в глаза своему наследнику, сжимало мое сердце так сильно, что я не могла дышать.

Это был самый впечатляющий момент в моей жизни.

И я сделала это с ним.

Мы сделали это вместе.

Мы создали кричащую новую жизнь, извивающуюся в его объятиях.

Он обрел свой покой.

Свой центр.

Наш сын ворковал, когда я убирала его бронзово-черные кудри с его ангельских щек. Поначалу я была в ужасе от того, что совершу ошибку — стану худшей матерью, какую только можно вообразить. Но как только я вернулась домой в Холл, все повара и уборщицы пришли поприветствовать своего нового обитателя; поделившись моментами своего собственного опыта и наполнив меня смелостью. И я поняла, что смогу. Я смогу вырастить этого маленького человека. Я смогу научить его быть нравственным, добрым и мудрым.

Джетро коснулся моей руки с другой стороны койки, переплетя свой мизинец с моим. Наш сын извивался в своей постели, хватал наши пальцы и крепко сжимал их.

Мое сердце вспыхнуло, когда Джетро потянулся через кроватку, нежно целуя меня.

— Мне нравится то, что мы создали.

Я улыбнулась.

— Я очень рада этому.

Пухлые пальчики сжались вокруг наших, требуя большего внимания.

— Ладно, ладно, требовательный малыш. — Джетро отпустил меня, наклоняясь, чтобы поцеловать сына в последний раз. — Пора ложиться спать.

— Нет!

— Да.

Маленький мальчик покачал головой, любуясь на свою любимую игрушку.

Я тихо стояла, наблюдая за общением сына и отца. Имя, которое мы выбрали, не могло быть более подходящим.

Кестрел.

Кестрел "Уильям" Хоук в честь предка и ближайшего брата Джетро.

Джетро драматически вздохнул.

— Если ты не ляжешь спать, то не сможешь насладиться завтрашним днем.

— Да. Заааавтра

Я подавила смешок. Кес был слишком умен для своего возраста. Он научился говорить намного раньше, чем обычно, но его легкий акцент сразил меня наповал.

— Если ты не ляжешь спать, завтра не наступит, — ухмыльнулся Джетро. — Знаешь почему?

Кес нахмурился, как будто этот вопрос был невероятно важен.

— Нет.

— Потому что, если ты не будешь спать, завтра не наступит, потому что ты все еще в сегодняшнем дне. Вот почему мы спим, Кес. Так что сегодняшний день может закончиться, и наши мечты обретут новое начало. Ты же не хочешь разрушить эту традицию, не так ли? — Плотнее укутавшись в простыни, он улыбнулся. — В итоге, мы с мамой будем в будущем, будем жить завтра, в то время как ты застрянешь в прошлом, живя сегодня. Мы собираемся лечь спать. Это значит, что ты тоже должен это сделать.

Кес внезапно замер, его унаследованные золотые глаза впились в меня.

— Правда?

— Совершенно верно.

Нажав на его нос-пуговку, я пробормотала:

— Иди спать, малыш, чтобы у нас был хороший день. Мы поедем кататься верхом. Тебе это понравится.

Он широко зевнул, наконец позволив усталости овладеть им.

— Хороший мальчик.

Убрав руку с койки, я тихо двинулась к двери. Джетро остался, наклонившись, чтобы еще раз поцеловать Кеса. Похлопав сына по крошечной груди, он проверил, надежно ли закреплен ночник, включил радионяню и синхронизировал ее с телефоном.

Маленький мальчик, который выглядел точь-в-точь как его тезка, с дерзкими золотистыми глазами и мягкими темно-бронзовыми волосами, уютно устроился под одеялом, уже погружаясь в мечты, когда его отец прокрался через комнату ко мне.

— Ты же знаешь, что он манипулирует нами, чтобы оттянуть как можно больше минут перед сном, верно?

Я тихо рассмеялась; выйдя в коридор нашего крыла, я оставила дверь приоткрытой.

— Ты это почувствовал?

Его рука обвилась вокруг моей талии.

— Если мы не будем осторожны, он полностью обведет нас вокруг пальца.

— Эх, я думаю, что это уже произошло.

Выйдя из детской, мы направились по коридору холостяцкого крыла. Не то чтобы это было больше холостяцкое крыло. Мы превратили многие комнаты в игровые комнаты, медиа-залы и обновили спальню с помощью мягких белых и серых тонов, а не властной парчи и темно-бордовой кожи.

Это была единственная часть дома, которую мы отремонтировали и убрали символику Хоуков на стенах и в архитектуре. Остальная часть Хоуксбриджа была памятником архитектуры и истории. Было бы неправильно разрывать на части что-то настолько богатое и детализированное.

Мысль о том, чтобы не просто лечь спать, а сделать что-то большее, чем просто поспать, пришла мне в голову.

После рождения Кестрела я вернулась к бегу. Это не было рутиной. Я бежала за свободой, за миром. Я бежала, потому что это было то, что мне нравилось. Я скинула вес после родов, и вернулась к разработке платьев для своей фигуры. Шрам от кесарева сечения был просто еще одной отметиной на моем теле, доказывающей, что я прожила жизнь и победила. Но в отличие от многих других шрамов, которые я заработала, сражаясь с вековым долгом, этот я носила с гордостью, потому что он был дан мне величайшим подарком, который я могла себе представить.

И скоро у меня будет еще один подарок.

У меня был еще один секрет.

Секрет, который мне удавалось хранить гораздо дольше, чем первый. Тайно скрываю свой растущий животик оправданиями и маскарадами. Я скрывала это по двум причинам. Во-первых, я хотела посмотреть, сколько времени потребуется Джетро, чтобы понять. Я постоянно ожидала, что он внезапно уронит посуду или перестанет заниматься бумажной работой и объявит о том, что росло у меня в животе.

Но с тех пор, как Кес вошел в нашу жизнь, его состояние улучшилось. Теперь у него было двое из нас, которые любили его безоговорочно и не ходили по лезвию бритвы сверхчувствительности — ему это было не нужно. Все, на чем ему нужно было сосредоточиться, — это счастливые мысли и удовлетворение.

До того, как родился Кес, я ловила его на том, что у него был напряженный день, и пыталась успокоить его состояние, отдавая всю любовь, которой я могла поделиться. Я предоставляла ему убежище в нашей связи и держала его там столько, сколько ему нужно. Находиться в толпе все еще было для него слишком тяжело. Иметь дело с командировками случалось нечасто, так как его потребность в тишине не уменьшалась.

В начале наших отношений, когда он сказал мне, как сильно он истощит меня, как сильно он будет полагаться на мою любовь к нему, я не до конца понимала последствия того, на что согласилась.