Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 65

Я предполагала, что внутри Ковчега мы обнаружим машины, но не понимала, что он сам и был машиной: хитроумным устройством, с помощью которого можно жить так глубоко под землей. Ковчег и мир на поверхности разделяло столько всего. Тем, кто построил это место, было недостаточно закопаться под землю. Они не доверяли даже воздуху и пропускали его к себе через полосу препятствий. Выжившим на поверхности пришлось бороться с опустошенным миром без прикрытия люков, фильтров и запечатанных туннелей, тогда как обитатели Ковчега спрятались глубоко под землей.

Дудочник сидел на корточках у дыры в полу, вглядываясь в пространство между лопастями.

— Падать недалеко, — заметил он.

В полутора метрах от лопастей просматривался пол комнаты внизу. Между ними были промежутки шириной в полметра — достаточно, чтобы протиснуться.

— Я пойду первой, — решила я, поворачиваясь спиной к дыре, чтобы пролезть. — Тогда ты сможешь потом передать мне фонарь.

Я присела, собираясь спустить ноги в дыру, когда Дудочник прошипел:

— Стой! Посмотри на пыль.

Я опустила глаза, но не увидела ничего, кроме ровного слоя серой пыли, устилавшей бетон.

— Да не там, а на лопастях.

Я встала на колени, чтобы посмотреть.

— На них пыли нет.

— Вот именно.

Дудочник помог мне встать.

— Это приспособление все еще вращается, причем достаточно регулярно, чтобы смахнуть пыль.

Казалось невозможным, что машины здесь все еще работали. Но Дудочник был прав — пыль на лопастях отсутствовала. И теперь, приглядевшись, я заметила, что слой пыли на полу ближе к дыре был тоньше, а у стен — толще, словно ветер из центре комнаты ее сдувал.

— Прошло четыреста лет, — выдохнула я. — Вероятно, даже больше. Ты же читал документы, там говорилось о том, что системы вышли из строя.

— Но не все, — возразил Дудочник, и я вспомнила, как сбоило электрическое освещение в моей камере сохранения. Неужели в Ковчеге все так же: вспышками в темноте? — К тому же мы не понимаем, как работали их машины. Давай просто немного подождем. Если оно начнет крутиться, пока ты лезешь вниз, тебя пополам разрежет.

Мы отошли от дыры и присели в пыли у стены, начав странное бдение в ожидании возможного пробуждения машины. Мы почти не разговаривали. В комнате было душно, а любые звуки притуплялись пылью.

— Ничего не изменится, даже если мы увидим, что оно все еще работает, — сказала я. — Нам все равно придется туда лезть.

— Давай просто посмотрим, что это такое, — попросил Дудочник.

Мы ожидали, что лопасти начнут вращаться, но вначале зажегся свет. Без какого-либо шума или предупреждения комнату залил свет, как будто темнота была завесой, которую отдернули. Я вжалась спиной в стену. Дудочник вскочил и выхватил клинок, обозревая помещение. Свет был настолько ярким по сравнению с мерцанием фонаря, что с непривычки заболели глаза. Огни отличались от тех, что свисали на проводах в камерах сохранения. Эти были встроены в потолок рядами светящихся точек. Стены тоже подсвечивались, и мы не отбрасывали теней. Наши тени остались на поверхности вместе с небом и свежим воздухом.

Сразу после включения света что-то зашумело, словно захрустели осколки под ногами. Лопасти пришли в движение: сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Вскоре стало невозможно разглядеть каждую в отдельности, как и комнату внизу — лопасти слились в единую вращающуюся массу. Волосы сдуло с лица, и я прикрыла глаза рукой, защищая от взметнувшейся пыли.

Дудочник тоже прикрыл лицо, переводя взгляд со светящихся точек на лопасти и обратно. Верно, он же никогда не видел электричества. Я жила под искусственным светом четыре года и видела машины в зале с резервуарами и в зернохранилище, но для Дудочника все это было в новинку. Белый свет ламп. Звуки: не только гул лопастей, но и мерное гудение самих ламп, настойчивое, словно трепет крыльев стрекозы. Спустя несколько минут Дудочник убрал нож, но стоял напряженно, готовый быстро прийти в движение, с высоко поднятым сжатым кулаком, словно электричество можно избить.

— Потрясающе! — воскликнул он, перекрикивая гул лопастей. — Спустя столько веков.

Я вгляделась в лампы. Дудочник был прав: к моему ужасу примешивалось благоговение. Я осмелилась наклониться вперед, ближе к вращающимся лопастям, и в лицо подуло ветром, который они посылали вверх. Иллюзией ветра, потому что настолько глубоко под землю настоящему ветру не пробраться.

Я не могла не думать о том, что бы случилось, если бы я пробиралась сквозь лопасти в ту секунду, когда они пришли в движение. По крайней мере все закончилось бы быстро. Меня мгновенно рассекло бы пополам — я даже боли не успела бы почувствовать. И где-то там так же моментально умер бы Зак. Возможно, на заседании Синедриона или в одном из новых убежищ при осмотре резервуаров. Он просто рухнул бы на пол, как марионетка с перерезанными ниточками.

Свет и гул продолжались несколько минут, хотя в подземелье время текло по-другому. Затем огни дважды мигнули и погасли, и фонарь остался единственным источником света. Лопасти вращались еще несколько секунд, постепенно замедляя ход. Они описали еще несколько кругов, прежде чем остановиться.

— Нам по-прежнему нужно их миновать, — сказала я.

— Знаю. — Дудочник осветил лопасти фонарем, всматриваясь в их острые края.

Я жалела о том, что он успел додуматься до того, что устройство все еще работает. Нам все равно придется сдаться на его милость. Было бы легче спрыгнуть, не зная о том, насколько это опасно.

Дудочник с фонарем обошел комнату.

— Тут нет ничего, чем можно было бы сломать лопасти, — вздохнул он. Увы: ни мебели, ни настенных панелей, которые можно было бы выломать и вставить между лопастями и краем дыры.

— Нельзя действовать медленно. Придется прыгать, — решил он. — Чем быстрее мы будем двигаться, тем меньше риск.

Мы вместе подобрались к краю дыры. У краев, где расстояние между лопастями было самым широким, промежутки составляли не больше полуметра. Слишком узко, чтобы не задеть лопасть при прыжке. В лучшем случае болезненный удар, в худшем — рассечение пополам. И это если лопасти останутся неподвижными. Если электричество вновь заработает во время нашего прыжка, исход будет только один.

Мы еще немного подождали, решив проверить, включается ли электричество через определенные промежутки времени или нет. Должно быть, мы просидели в той комнате еще час, и за это время огни загорались еще трижды, предвосхищая вращение лопастей. Но строго определенного порядка не было: первые два включения разделяло всего несколько минут, третье же произошло спустя долгое время и продолжалось всего пару секунд — лопасти даже не успели как следует разогнаться.

Электричество было призраком, запертым в проводах Ковчега. Его непредсказуемое появление лишь усиливало мой страх перед этим местом, отчего я морщилась при каждой вспышке света или шума.

После того как последний отблеск электрического света погас, лопасти медленно остановились.

— Сейчас, — решила я и снова подошла к краю дыры. Все плыло как в тумане, глаза привыкали к тусклому мерцанию лампы в полутьме.

— Я пойду первым, — сказал Дудочник. — Если что-то пойдет не так, возвращайся на поверхность.

И что будет ждать меня там? Погибнет Дудочник — умрет и Зои. Она никогда не вернется, ее так и не найдут. Сама мысль о том, что мне придется взбираться по желобам наверх, когда тело Дудочника останется внизу, а мертвая Зои будет где-то наверху, пугала больше, чем лопасти.

— Давай одновременно? — предложила я.

Дудочник посмотрел на меня и кивнул. Мы встали, разделенные дырой.

— Падать невысоко, — утешил меня Дудочник, но мы оба знали, что мой лоб вспотел не из-за страха перед прыжком. Я боялась того, что нам придется преодолеть в процессе.

— Чувствуешь что-нибудь? Вроде того, когда снова завертится эта штуковина?

Я покачала головой:

— Я даже не ощущала, что она вообще исправна.

— Ладно. Прыгаем на счет три. Будешь считать?