Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 67

Когда я шагнула через порог, что-то хрустнуло и рассыпалось у меня под подошвой, не более плотное, чем засохшее печенье. Услышав мой вздох, Дудочник осветил комнату фонарем.

Ботинок раздавил бедренную кость. Вокруг моих ног сразу за дверью лежали кости скелета. У дальней стены останков было еще больше. В коридоре позади зажегся свет, но комната осталась темной, и я вспомнила записи в документах: «Электроснабжение (за исключением вентиляции) отключено в целях приоритетности потребностей остальной части населения».

Я вновь перевела взгляд на кости у двери. Как долго заключенные в секции Е ждали у запертой двери в темноте? Колотили ли они в дверь, кричали ли, умоляя их выпустить? На металле не осталось следов, он не рассказывал ни единой истории.

До спуска в Ковчег я боялась обнаружить там солдат Синедриона и незнакомые механизмы. Тогда я не понимала, сколько ужаса могут таить более простые вещи: стальная дверь и скопление костей.

Ω

Вскоре мы наткнулись на другие кости. В небольшой комнатушке на двухъярусной кровати лежал скелет, свернувшийся на боку и припорошенный пылью, словно снегом. Дальше по коридору на полу валялась россыпь костей, как будто кто-то пнул их в сторону. В нескольких метрах от других скелетов лежал одинокий перевернутый череп, который казался чашей, обрамленной зубами.

— Это сделали солдаты Синедриона? — спросила я.

Дудочник встал на колени, проверил кости.

— Кто бы ни был, это сделали недавно — обрати внимание на цвет сколов.

Я наклонилась, чтобы разглядеть. Лампа освещала яркие белые сколы, контрастирующие с потемневшей коричневатой поверхностью.

Дудочник двинулся по коридору, унося за собой свет.

Дверь с надписью «Секция Д» заклинило полуприкрытой. Нам пришлось протискиваться внутрь, моя рубашка едва не зацепилась за выступающие ригели замка.

Тут не было кроватей. Лишь ряд уступов, а в стенах трубки, ручки и чаши, встроенные в металлическую поверхность. В одну я заглянула, обнаружив на дне сливное отверстие и дохлого паука.

Вдоль задней части комнаты висели полки, заставленные большими банками из потускневшего от времени стекла. Там, где банки рассыпались или разбились, кольцо пыли окружало кучку костей.

Я подошла к полкам. Скорее всего, когда-то жидкость в банках сохраняла содержимое, как рассол огурцы, которые заготавливала мать. Или как тела в резервуарах Синедриона. Сейчас жидкости не осталось — только грязная линия чуть ниже верха банки. На дне каждой гнездились крошечные кости.

Если бы я не видела детские кости в гроте под Уиндхемом, я могла бы надеяться — хотя бы одно мгновение, — что это скелеты каких-то мелких зверьков. Но неприятие истины — непозволительная роскошь. Заставив себя присмотреться, я осознала, что крохотные черепа — человеческие. Каждый из них мог запросто поместиться у меня в ладони.

— Смотри! — Дудочник протянул мне один из черепов.

Я приняла его. Желтовато-коричневый от времени череп весил всего ничего, как пустая яичная скорлупа. Перевернув его в ладони, я заметила, что привлекло Дудочника — три глазницы. Я аккуратно вернула череп к другим костям, его три глаза смотрели на меня не отрываясь.

— Вот они — подопытные субъекты, которые жили Наверху, — догадался Дудочник.

В соседней комнате полки были шире, а банки напоминали скорее бочонки. На дне каждого — два скелета, два черепа. Вероятно, первое поколение рожденных близнецов. Склонившись, я попыталась рассмотреть содержимое ближайшей банки сквозь мутное стекло. Два черепа вместе. На одном крошечная челюсть разинута, будто в крике. Остальной скелет разбит, кости сложены небрежно, словно дрова для растопки костра.

Большая часть этикеток истлела или покрылась плесенью. Но на некоторых еще различались слова:

«Пара 4 (вторичный близнец, полиодонтия)»

«Пара 7 (вторичный близнец, полицефалия)»

Один из черепов имел дополнительный ряд зубов, который прилегал к первому, как чешуйки на сосновой шишке. В другой банке больший из черепов выставлял напоказ четыре глазницы и два носовых отверстия.

Я попыталась представить себе обитателей Ковчега, маркирующих банки. Прикрепляющих замысловатые определения к омегам так, словно ярлыки могли сделать наши тела не такими неправильными. Выискивающих признаки, по которым мы от них отличались. Вскрывающих детей. Разбирающих, собирающих и считающих их кости. Для них мы, омеги, были лишь задачей, которую они пытались решить.

Задняя стенка соседней комнаты от пола до потолка состояла из ящиков. Я дернула один, вытащила. Он оказался глубже, чем я представляла. Выдвинулся больше чем на метр и заскользил бы дальше, если бы я его не тормознула, услышав стук костей. Заглянув внутрь, я увидела череп, который все еще слегка покачивался.

В каждом из ящиков, что мы открывали, нашлось то же самое. Мне даже показалось, что весь Ковчег построен не из стали и бетона, а из костей.

Дудочник заметил, как я побледнела, и, подтолкнув, закрыл ящик, который я держала.

— Эти кости ничего нам не расскажут, — произнес он. — Почему нет никаких бумаг, никаких записей?

— Синедрион все вычистил.

Мы действительно не нашли ничего, что бы прояснило, как обитатели Ковчега пытались отменить фатальную связь. Если эта информация до сих пор существовала, ее захватили или уничтожили Воительница и Зак.

Дудочник пнул ближайший ящик. Внутри что-то сместилось и звякнуло о сталь.

— Есть еще несколько уровней для поиска. — Я попыталась не выдать голосом свое отчаяние. — И они еще не закончили с Ковчегом. По какой-то причине тут остаются солдаты.

Мы долгие часы тащились по пыльным коридорам. Мимо стен, испещренных кружевами ржавчины и плесени, мимо детских черепов, мимо помостов с костями, выложенными, словно на витрине.

Ω

В коридорах уровнем ниже двигались солдаты. Я чувствовала их так же, как реку, текущую на поверхности. Я не слышала их и не видела, но представляла почти воочию. Пару раз снизу доносились звуки: лязг металла по металлу, отдаленный крик. Я боялась спускаться, но часы блуждания по двум верхним этажам не открыли нам ничего, кроме плесени и костей. Синедрион или кто-то до него забрал все мало-мальски полезное. Солдаты уже давно не поднимались на высокие уровни — это подтверждала накопившаяся пыль.

Я подтащила стул под вентиляционную решетку в потолке, и Дудочник забрался на него, чтобы ножом отвинтить отвинтить металлическую решетку. Ржавчина сделала свое дело, поэтому пришлось повозиться. Закончив, мы пролезли через открывшийся люк обратно в сеть туннелей.

Каждые несколько метров опять встречались решетки, сквозь которые просматривались пустые комнаты и коридоры, которыми мы прошли. Я устремилась туда, где за лестничным маршем туннель спускался на следующий уровень, и погасила фонарь, чтоб свет нас не выдал. Теперь мы видели окружающую обстановку только когда включалось электричество и сквозь переплетения решеток просматривался бетонный пол внизу.

Свет не горел, когда до нас донеслись шаги солдат. Судя по звуку, двое катили грохочущую тележку. Они завернули за угол. Фонарь на тележке раскачивался из стороны в сторону, отбрасывая жутковатые тени на стены коридора.

Я застыла, стараясь не паниковать, ведь стальная труба усиливала даже шум дыхания.

Тележка скрипнула, задев стену, и один из солдат выругался:

— Давай поосторожней, не сено толкаешь.

Теперь они шли почти под нами. Я разглядела капельки пота на лысине старшего солдата, когда он притормозил, чтобы выровнять тележку.

— Жарко, как в преисподней, — проворчал второй. — Так и хочется припустить, чтобы скорее выбраться наружу.

Я прищурилась, стараясь разглядеть, что они везут, но увидела только пучок проводов и отблеск металла.

— Опрокинешь тележку, разобьешь оборудование, и никто из нас не выберется, — бросил лысый. — Видел же, что случилось с Клиффом.