Вернуться и вернуть - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 80

— Вряд ли мне это удастся, — съязвила Лэни.

Я не стал отвечать, и через минуту женщине надоело ждать: тихие шаги обутых в мягкие сапожки ног затихли в недрах коридора. Дверь, конечно, осталась открытой. Может, её вообще снять с петель? А то висит совершенно зря: у меня с утра не комната, а проходной двор.

«Зачем обидел женщину?...»

И ты туда же!

«Она искала примирения, а встретила такой холодный приём...»

Примирения? Разве мы ссорились?

«Зря ты так себя вёл, мой дорогой... У тебя был очень хороший шанс наладить отношения со Смотрительницей... Ты же видел, что она на редкость спокойна...»

Видел. Ещё бы она не была спокойна! Через сколько месяцев ждать приплода, как думаешь?

«Если всё пойдёт должным образом...» — Мантия осекается и строго спрашивает: «А как ты догадался?...»

О чём?

«Что в ней зарождается новая жизнь?...»

Не знаю. Просто почему-то вспомнилась Ке... Её глаза сияли точно таким же светом.

«А ты всё-таки умеешь кое-что видеть...» — в тоне промелькнула тень уважения.

Умею, не умею, толку никакого.

«Потому и отправил её прочь!...» — догадалась, стерва. Наконец-то.

Угу. Надо быть совершеннейшей дурочкой, чтобы прийти в мою комнату в таком положении.

«Или придавать значение другим вещам...» — мягкое замечание.

Другим? Например?

«Тебе важно сохранить в неприкосновенности магические структуры Дома и его обитателей, а ей... Ей может быть важно блюсти традиции... Исполнять Долг...»

Чушь! Никакой Долг не стоит жизни невинного ребёнка.

«Но не каждая мать изберёт правильный Путь...»

А моя мать? Она поступила правильно?

«Она поступила так, как ей велел разум, хотя чувства требовали обратного...»

Чьи чувства?

«Чувства тех, кто просил её одуматься, конечно... Ты же читал об этом...»

Читал. И чтение было очень занимательным, но совершенно неконкретным.

«А эмоции не могут быть конкретными: они передают картину целиком, во всех её деталях, во всех красках, и потому кажутся хаотичным смешением несмешиваемого, когда на самом деле являются наиболее точным отражением происходящего...»

Отражением... Но любое зеркало переворачивает картинку, не так ли?

«И ЭТО ты заметил?... Растёшь...» — смешливое одобрение.

Расту? В чьих глазах?

«Ну, не в моих, конечно, поскольку не располагаю подобными органами... Будем считать, что в своих собственных...»

О, чего нет, того нет. В своих глазах я давно уже упал ниже пола.

«Вот как?... Я бы не торопилась с выводами...»

Ты меня пугаешь!

«А пугаться полезно: страх заставляет кровь бежать быстрее...»

Ненавижу это ощущение.

«Просто ты плохо умеешь бояться...» — успокаивает меня Мантия.

Знаешь, я почему-то не хочу учиться этому искусству. Хотя учу ему всех, кто подвернётся под руку.

«И зря... Только научившись бояться как следует, можно научиться быть смелым...»

Ерунда. Бывают случаи, когда на страх попросту нет времени.

«Бывают... Но как и всякое исключение, они только подтверждают правило...»

Как бы ещё это правило узнать?

«Когда придёт время, узнаешь...» — за сладким зевком наступает тишина.

Или устала, или наш разговор ей наскучил. Ну и славно. Потрачу время с пользой: попробую расслабиться и заснуть...

Лёгкий шорох. Снова шаги? До каких же пор?!

Я поднял голову от подушки, намереваясь высказать назойливому визитёру всё, что накопилось, но слова так и не слетели с губ, едва не заставив подавиться, потому что зрелище, представшее моему удивлённому взору, стоило многого.

Лэни водружала на стол поднос, густо заставленный посудой.

— Как сие понимать?

— Поскольку Вы наотрез отказались присутствовать на обеде, я взяла на себя труд принести Вам Вашу порцию.

— Мою порцию? — я сел и внимательнейшим образом сопоставил количество принесённой снеди со своими возможностями по её поглощению. — Здесь хватит на двоих.

— Если Вы не против, я отобедаю с Вами, — попросила волчица.

И что сказать в ответ? Отругать? Выгнать?

— Уверена, что это хорошая идея?

— Вполне. У Вас другое мнение?

— Да. Но оно, по-видимому, тебя не интересует.

— Почему же? Интересует. Но пока Вы им не поделитесь, я не смогу сказать, имеет оно для меня значение или нет, — лиловые глаза смотрят чуть в сторону, не желая казаться требовательными.

— Я считаю, что в твоём... состоянии тебе не следует ко мне приближаться.

— Правда?

— Я могу плохо повлиять на твоих будущих детей.

— И всё же, я останусь, — она без приглашения пододвинула к столу кресло и начала расставлять тарелки.

— Тебя не беспокоит... — всё ещё не верю в происходящее.

— Достаточно того, что благополучие моих детей беспокоит Вас, dou Джерон. Большего участия трудно желать... К тому же, я обожаю пустые беседы. И мы обязательно побеседуем, но позже, потому что если Вы тотчас же не приступите к еде, все старания кухарки пропадут втуне: жаркое потому и называется так, что вкушать его следует в горячем виде!

Обедать в присутствии Лэни стало куда более мучительным испытанием, чем могло бы показаться. Наверное, я потратил больше сил, постоянно думая о том, чтобы не навредить волчице, чем получил вместе с пережёванной и проглоченной пищей. Ой, будет у меня несварение, да ещё какое...

Насытившись, Смотрительница откинулась на спинку кресла и подарила мне долгий взгляд, исполненный непонятного смысла.

Точнее, для неё, наверняка, всё было ясно, как день, а вот я терялся в догадках. Впрочем, вру. Не терялся. Просто сидел и молчал.

— Вы довольны стряпнёй?

— Да. А разве ты ожидала иного?

— Ваши вкусы могли измениться, — предположила Лэни.

— Пожалуй, они остались прежними.

— Во всём?

— В самом главном.

— А что для Вас самое главное?

Хотел бы я знать, дорогуша. Очень хотел бы. Но ты выбрала неподходящую для десерта тему.

— К чему этот разговор, Лайн’А? Ты хочешь что-то выяснить или чего-то добиться?

— Да. Я хочу удовлетворить своё любопытство.

— И в чём же оно заключается?

— Я хочу понять, что заставило Вас поступать так, а не иначе.

— Так? А, ты имеешь в виду нашу встречу летом! Магрит запретила извиняться, но я всё же попрошу у тебя прощения за...

— Не нужно, — мягко, но уверенно возразила волчица.

— Точно?

— Мне не за что Вас прощать. Прощают вину, а Вы не были виноваты.

— Тебе-то откуда знать?

— Со стороны виднее, dou. К тому же я могу смотреть на Вас глазами Вашей сестры, а они гораздо зорче моих.

— Что же ты видишь? И что видит она?

— За dou Магрит говорить не буду, — усмехнулась Лэни. — А за себя... Если угодно, скажу.

— Сделай милость.

— Вы изменились.

— Какая неожиданность! Об этом мне твердит каждый второй! А каждый первый уверяет, что я остался таким же, как и был. Кто из них прав?

— Спросите самого себя, dou, — в ответ на язвительный выпад следует вполне справедливое предложение. — Мнение одного может быть важнее мнений тысяч. Если оно созвучно Вашим мыслям.

— А если у меня нет никаких мыслей?

— Так не бывает.

— О, сколько угодно!

— Может быть, Вы просто не успеваете уделить внимание каждой из них?

Тесное общение с Магрит пошло волчице на пользу, а моё существование осложнило, и весьма. Спросите, чем? Ну, как же! Теперь я имею удовольствие внимать мудрости не одного наставника, а, по меньшей мере, двоих. Удовольствие, правда, сомнительное. Впрочем, полезные вещи всегда утомительны, и более всего ценятся учителя, которые умеют донести смысл урока, не заставляя скучать.

«А мои советы ты не принимаешь в расчёт?...»

Ах, простите! Наставников у меня целых трое. И конечно, ты — первая среди них!

«По степени умудрённости?...» — невинно потупленный взгляд.

По степени близости! И вообще, не мешай: я разговариваю.

«Но послушать-то можно?...»