Возрождение (ЛП) - Мартин Трейси. Страница 37

Я люблю лингафонный кабинет и рада вернуться к обычным урокам. Беря пример c Первого, я направляюсь в комнату девочек, чтобы почитать на русском языке, который недавно одобрили и для меня. Заучивание правил и лексики языка легко, но подозреваю, что эта практика, на которой мы фокусируемся на произношении, будет довольно сложной, так как это мой первый славянский язык.

Шесть как раз говорит о чем-то, но, когда я открываю дверь, резко останавливается. Она и Девять разлеглись на кровати Шесть, и шахматной доски нет и в помине.

− Кто-то еще придет? − спрашивает Девять.

− Не думаю, − хватаю свой планшет и понимаю, что она пялится на меня. − Что?

Шесть пожимает плечами, поэтому Девять берет объяснение на себя.

− Мы разрабатываем способы убить Фитцпатрик.

− Вы что? − я смеюсь, но потом понимаю, что ни одна из них, похоже, не шутит.

− Однажды, − говорит Девять. − Однажды я выберусь отсюда. Я буду бежать и бежать и никогда не остановлюсь.

Я подтягиваю колени к груди, мечтая о том, чтобы не слышать слова Девять.

− Тебе придется. Они придут за тобой.

− Нет, если мы разберемся с ними первыми, − говорит Шесть.

− Да, черт возьми, − поддерживает Девять. − Научи меня, как выжить и научи меня как убивать, и в один прекрасный день я использую эти навыки.

Рассеянная, включаю планшет, но я потеряла всякий интерес к русскому. Мне нужно отговорить Шесть и Девять от этого бунта, прежде чем они попадут в серьезные неприятности.

− Я знаю, что то, через что мы прошли, было тяжело, но Фитцпатрик должна быть жесткой с нами. Это для того, чтобы подготовить нас.

− Подготовить для чего? − спрашивает Шесть.

Прежде чем могу ответить, Девять прерывает меня.

− Чтобы продолжать быть их рабами. Да, Семь. Вот, кто мы. Они будут делать с нами все, что захотят, и мы ничего не можем с этим поделать.

− Это не правда.

− Как это не правда?

Я пролистываю книги на своем планшете, словно в поисках хорошего ответа.

− Мы хотим быть здесь. Они дают нам лучшую жизнь, создают из нас лучших людей. И в один прекрасный день, мы сделаем мир лучше.

Девять фыркает.

− Ага, это то, что они говорят нам. Но ты выбирала быть здесь? Потому что я нет. Они создали нас. Конец. Это означает, что они владеют нами. И будут делать с нами все, что захотят. Ты тоже это знаешь.

− Не знаю, − моя прежняя злость на Фитцпатрик всплывает вновь, на этот раз направленная на Девять. Отчасти потому, что мне страшно, и отчасти потому, что в том, что она говорит есть доля правды, а я не готова столкнуться с ней.

Но то, что она говорит еще и эгоистично, и я разочарована в ней. Это единственная часть, с которой я могу справиться.

− У тебя есть кров, еда, цель, и кто-то учит тебя всему. Да, они создали нас, но они создали нас для того, чтобы быть лучше, чем большинство людей. Миллионы людей отдали бы все, за то, что есть у нас.

Шесть опускает голову, но Девять по-прежнему выглядит так, словно хочет побить кого-нибудь.

− И у миллионов других есть что-то, чего нет у нас.

− Что?

− Семья. Тот, кто заботится о них.

Я соскальзываю с кровати и обнимаю ее.

− Я забочусь о тебе. Ты − моя семья.

Она обнимает меня в ответ, и мы тянем к себе Шесть.

− Семь права, − шепчет Шесть. − Мы должны держаться вместе. Может быть Фитцпатрик пытается помочь. Может быть, нет. Но даже Один говорит − мы должны стоять друг за друга, потому что больше никто не будет делать этого. Когда-нибудь мы будем больше и сильнее, чем Фитцпатрик, и тогда посмотрим, как там обстоят дела. Но наш отряд всегда стоит на первом месте. Поклянемся.

Что мы и делаем.

*****

Шесть лет спустя, я не больше, чем Фитцпатрик, но я сильнее. И чертовски уверена, что также и умнее. Но она все еще заставляет меня чувствовать себя той голодной, изможденной тринадцатилеткой, замерзнувшей в озере лагеря, пока я следовала за ней из столовой. Я не опозорю свой отряд, опираясь на их поддержку, так что я держу свои плечи и голову высоко.

Солнце простирается над горами, такое же утомленное, как и я. За ночь небо заволокло облаками, и на западе оно стало плоским и серым. Серость распространяется, и я чувствую влагу в воздухе. Скоро будет снег.

Фитцпатрик не говорит ни слова. Она просто ведет меня на два построения ниже, в крошечную комнату, которая затхло пахнет. Это должно быть ее офис, потому что большое фото расположено на ее столе. На снимке, Фитцпатрик позирует на крыльце с пятнадцатью другими, многие из которых имеют общие особенности. Люди в группе варьируются в возрасте от, наверное, около восьми до восьмидесяти, и все одеты в камуфляж и вооружены винтовками. Винтовка самой младшенькой − розового цвета. Эти дети должно быть ее племянницы и племянники, решаю я, ведь даже не могу представить, чтобы у Фитцпатрик были свои собственные.

Пока я размышляла об ужасных мини-Фитцпатриках, настоящая закрывает дверь и указывает на стул.

− Садись.

Я подчиняюсь без раздумий, как меня учили.

Фитцпатрик садится напротив меня и не отрывает взгляд целую минуту. Она ждет, что я скажу что-то? Если так, ей не повезло. Воспоминания о том, как я должна вести себя, исчезли.

Вместо того, я использую время, чтобы изучить ее лицо. Она стала весьма старше с последнего воспоминания о ней, господствующей над нами, пока мы застывали в озере. С близкого расстояния ее кожа − гладкая и сильно вытянута. Но единственное, что не изменилось − это ее глаза. Они такие же холодные, как небо снаружи, и просто серые.

Я ненавижу Стервупатрик.

Молчание сохраняется более пяти секунд. Пристально смотреть у меня получается лучше. Фитцпатрик моргает.

− Мэлоун вчера проинформировал меня, − говорит она. − Ты провалила свою миссию. Ты позор для этого отряда.

Независимо от того, что я ожидала − и не уверена, что именно − это было не то. Я стараюсь не корчиться, но от того, как она смотрит на меня, мне хочется ударить ее.

− Что-то случилось со мной. Врачи думают, что я все вспомню.

− Что-то случилось со мной, − она передразнивает меня. − Прислушайся к себе. Тебе даже не хватает смелости признать, что на тебя напали и ты проиграла бой.

Моя челюсть сжимается.

− Мы не знаем то, что случилось.

− Ложь. Ты не знаешь, но я знаю. Могу поспорить на это. И почему ты не знаешь? − она делает паузу, как будто ожидая моего ответа. − Потому что ты провалилась.

Черта с два я провалилась. Это все, о чем я могла думать, когда меня не занимали мысли о Кайле или о том, что произойдет со мной. Так что мне не нужна Фитцпатрик, которая тыкает в лицо, как сильно я облажалась.

− Я знаю об этом.

− Нет, я не думаю, что ты знаешь.

Я прикусываю язык и концентрируюсь на боли, чтобы не сболтнуть чего-то, о чем потом пожалею.

Фитцпатрик встает и шагает.

− Бесчисленные часы исследования ушли на проектирование твоего мозга.

Да, и я могла бы сосчитать их, если бы кто-то дал мне сведения.

− Еще больше ушло на внедрение в тебя правильного ДНК.

В среднем, 1,2 лекций в день, с тех пор как мне было пять лет, составляет 6,132 лекции. 1,73 минуты лекция, это около 10,608 минут − эквивалент 7,4 суток моей жизни, которые были потрачены на то, чтобы выслушать то, как Фитцпатрик чморит меня.

Мне потребовалось меньше секунды, чтобы вычислить это. Видите, как хорошо я могу подсчитывать?

Фитцпатрик не обращает внимания на мою мыслительную математику. Ей, наверное, нужны все пальцы на руках и ногах, чтобы сосчитать до двадцати.