Возрождение (ЛП) - Мартин Трейси. Страница 40

Меня согревает то, что я сделала его счастливым, но удовлетворение не поможет облегчить боль от нехватки Кайла. Разминая свои подбитые конечности, я, как и он, встаю на ноги.

Настолько же быстро меня снова ударом опускают обратно. Но это не Коул. Совершенно неподготовленная, я едва вовремя вытаскиваю руки, чтобы спасти лицо. Мой нос врезается в мат. Ничего не трещит, но огненная боль распространяется по всей нервной системе. Я слишком шокирована и зла, чтобы заморачиваться о том, чтобы подавить ее. Я наслаждаюсь ею.

— Ты по-прежнему не смотришь влево, — говорит Фитцпатрик.

Ее слова бьют меня сильнее, чем это сделал мат, вызывая еще одно воспоминание.

***

Судя по звучанию голоса, Фитцпатрик стоит прямо позади меня. Я стараюсь не волноваться, но клянусь, что чувствую запах пота и кофе от нее. Каким-то образом он перебивает горький запах пороха, цепляющийся за воздух, или эфирные масла из сосновых иголок подо мной. Фитцпатрик пьет столько кофе, что он, должно быть, просачивается сквозь ее поры.

Я отодвигаю мысли о ней подальше и надеваю свои наушники. Фитцпатрик — это отвлечение, а я могу игнорировать отвлекающие факторы. Я должна. Нас тестировали не только на меткость, но и на скорость.

Я пробегаю по своему списку. Прошло пять минут с тех пор, как я сделала свой последний выстрел, и условия не сильно изменились. Влажность составляет гнетущие восемьдесят пять процентов. Скорость ветра — пятнадцать миль в час с юго-запада со случайными порывами тридцать шесть миль в час. Это почти прямо перпендикулярно траектории, а моя цель на расстоянии восемьста метров вдоль горного хребта.

В качестве дополнительного бонуса солнце светит мне прямо в глаза.

Руки работают самостоятельно, регулируя объем винтовки и выполнение необходимых компенсационных расчетов. Справа от меня стреляет Октавия. Слева от меня то же самое делают двое других.

Я прицеливаюсь и задерживаю дыхание до тех пор, пока пуля не поражает цель. Этот выстрел должен был поразить расписанную зеленую точку. Если не промажу, то сотру эту метку.

Мимо. Мне не хватило дюйма. Проклятье.

Поворачивая бинокль к другим ближайшим целям, я вижу, что Октавии не хватает в два раза больше, у Саммер примерно так же, как и у меня, а Джордан справилась со своей. Она единственная, кроме Коула, Джулс и Евы, кто это сделал. Но Джулс дольше всех делал свой выстрел, что должно сыграть против него.

После того, как все заканчивается, я снимаю наушники и жду неизбежные оскорбления. Фитцпатрик топает позади нас, делая записи о том, как мы справились. Я стараюсь не волноваться. Хотя земля прохладная, но воздух нет. Пот скатывается с меня, а хвойные иголки и другие частички леса прилипают к коже. Они вызывают зуд

— Неприемлемо, — наконец говорит Фитцпатрик, и я переворачиваюсь так, чтобы видеть ее. С руками на бедрах, она продвигается через подлесок.

— Только четверо из вас сделали этот выстрел. Вам нужно больше стимула? Должна ли я начинать класть яблоки на ваши головы и заставлять использовать друг друга в качестве мишеней? Это лучше вас смотивирует?

— Если бы я могла вернуть свое старое снаряжение, — бормочет Октавия.

Но это часть испытания. Иногда в поле у нас будут знакомые винтовки, а иногда нет. Мы должны привыкнуть к тому, что придется работать с новым оружием.

— Заново, — говорит Фитцпатрик. — Желтые квадраты.

Мы стреляем еще четыре раза. Я делаю два убийственно совершенных выстрела, но пятьдесят процентов успеха не впечатляет Фитцпатрик. Неважно, что, если бы я стреляла в настоящих людей, их мозг был бы больше, чем двухдюймовый квадрат. Мои выстрелы все равно были бы смертельны.

Хотя мое выступление не самое худшее, Фитцпатрик доставляет особое удовольствие раскритиковать меня. Я страдаю в тишине, что еще я могу сделать? Сказав ей что-то в ответ, я буду лишь наказана. Так уже было. С этим покончено. Шрамы остались.

В итоге она отпускает нас с предупреждением, что мы добьемся успеха завтра или пожалеем об этом.

Саммер и Джордан шепчут проклятия, в то время как мы двигаемся вниз по тропе с винтовками и припасами, перекинутыми через плечо. На полпути вниз, я понимаю, что я не взяла с собой куртку. Я оставила ее на горном хребте.

— Я догоню вас через минуту, — говорю и поворачиваю обратно.

Тропа заканчивается через пару крутых подъемов и спусков, и я притормаживаю. Коул стоит на хребте и разговаривает с Фитцпатрик. Я знаю, что не должна подслушивать, но ничего не могу с собой поделать.

За этот прошедший год Коул стал более напористым. Он был нашим лидером вечность, но для большинства наших жизней это не много значило. Хотя в последнее время у него проходили регулярные встречи с Фитцпатрик, чтобы обсудить наши успехи. Оказывается, есть и другие встречи. Те, о которых он не говорит, но которые занимают его пару раз в месяц. Ходят слухи, что он будет скоро отправлен на свое первое задание.

Я всегда его уважала — так-то я уважаю всех в моем отряде — но Коул особенный. Он всерьез взялся за руководство, даже когда оно ничего не значило, и вступился за нас. Обычно за это ему доставалось от Фитцпатрик, но я не могла не восхититься его смелостью. Теперь, кажется, что ему представляется разрешение высказывать свое мнение.

— Я не понимаю, зачем вы угрожаете сплоченности нашего отряда, стравливая нас друг с другом, — говорит Коул. — Мы и так уже должны справляться с этим дерьмом.

Я улыбаюсь. Вперед, Коул.

— И вы должны отстать от Семь.

Моя улыбка исчезает.

— Она не была худшей, но вы критиковали ее вдвое больше, чем других.

— Ты был далеко, — отвечает Фитцпатрик. — Она не была худшей, но она больше всех дергалась. Ты не мог видеть этого.

— По-вашему, она худшая во всем. Даже когда она действует лучше всех, вы ее критикуете.

— А ты всегда быстро встаешь на ее защиту.

Все тело напрягается, но я игнорирую возражение Коула. Это правда. От них обоих. Я никогда не нравилась Фитцпатрик, а Коул — возможно из-за этого — всегда вставал на мою защиту быстрее и громче, чем на чью-либо другую. Сейчас я ненавижу их обоих за это.

Полагая, что я заплатила за свое подслушивание, я намеренно ломаю несколько веток и сбрасываю камни вниз по тропе. Коул и Фитцпатрик замолкают, как только я появляюсь около деревьев.

— Ты оставила свою куртку. — Фитцпатрик указывает на нее.

Я хватаю ее с грязи.

— Вот почему я вернулась.

Я уношусь прочь, не глядя ни на кого из них. Очень жаль, что мне придется просидеть на уроке Бондаря сегодня днем. Мало того, что создание бомбы никогда сильно не интересовало меня, я могла бы выместить свою агрессию в другом месте. Я имею в виду надирать задницу в тренажерном зале.

— Семь, подожди, — тяжелые ботинки стучат по тропе.

Я стискиваю зубы от досады, но делаю как приказано.

— Зачем?

— Так, я могу прогуляться с тобой? — Коул дергает мой хвостик. — Зачем еще, по-твоему?

Я не могу сказать, притворяется ли он глупым или он действительно не догадывается, что я подслушала тот разговор.

— Я имею в виду, почему ты выделил меня в разговоре с Фитцпатрик?

Коул делает жест, чтобы я притихла. Я напрягаю слух, но не слышу, как она идет вниз по тропе. Я держу рот на замке. Хотя ощущение, словно мы находимся в середине нигде, дорога до лагеря займет не больше пяти минут, там я и накинусь на Коула с расспросами.

Коул снимает свою куртку и перебрасывает ее через плечо со своим рюкзаком. Будучи раздраженной, я отвлекаюсь на движение мышц в его руках, напрягающихся против наших обтягивающих обязательных футболок. Мы были обязаны совершенствовать форму в течение многих лет, но за последние несколько месяцев половая зрелость существенно изменила наши тела.

И изменила то, как мой организм реагирует на эти изменения. Я ненавижу себя за это, особенно сейчас.

Солнце сверкает над головой, а верхушки деревьев не очень спасают. Хотя все становится хуже, как только мы выходим из леса и шагаем в травянистые места, соединяющие начало тропы с дорогами лагеря. Солнце отражается от металлических зданий и вскоре превращает асфальт под ногами в сковороду.