Лисёнок для депутата (СИ) - Морейно Аля. Страница 30

Она говорит мягко, но я будто физически ощущаю давление, и мне это совсем не нравится.

— Мама, я не понимаю. Ты не веришь, что операция поможет?

— Нет, ну что ты, сынок. Я абсолютно доверяю здешним врачам. Если бы они не были лучшими, отец бы их не выбрал. Я к тому, что даже в случае абсолютного успеха ты не сможешь встать на следующий день после операции и побежать.

— Я это и так понимаю! — раздражаюсь.

Разве это имеет отношение к вопросу о моей женитьбе? Я с мамой поделился радостью, надеясь, что она меня поддержит или, по крайней мере, не станет выражать сомнения так открыто. Да, Олеся — не невестка её мечты, я это и так знаю. И я как-нибудь переживу, что она не в восторге от моего выбора. Но всё равно неприятно это слышать, особенно накануне операции.

— Ты уверен, что твоя девица будет тебя ждать? — мама переходит в атаку, чем ещё сильнее задевает меня. — Что не заведёт интрижку с каким-то шофёром, у которого нет проблем ни с ногами, ни с чем-то другим?

— «С чем-то другим» у меня тоже проблем нет, и Олесе это прекрасно известно.

— Да? — мама удивляется, как будто я должен перед ней отчитываться об интимных подробностях моей жизни. Не помню, чтобы я с ней это когда-либо обсуждал, даже в далёкие подростковые годы, когда гормоны бушевали, а в голову лезли всякие мысли.

— Мам, всё у нас с Олесей хорошо. Лажанулся я с разводом. Теперь буду исправлять, — выговариваю чётко и твёрдо, чтобы мама поняла, что решение окончательное и отступать я не намерен.

— Тебе виднее. Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик. Всё остальное — мелочи.

О, теперь я узнаю свою маму! И сразу внутренне успокаиваюсь, расслабляюсь. Возникает желание поделиться с ней своими мыслями по поводу Иришки, рассказать, что мы сделали анализ ДНК. Но в палате появляется медсестра с каталкой, чтобы отвезти меня в операционную.

Ну что ж… Сегодня всё решится. Быть или не быть — вот в чём вопрос.

В момент, когда игла анестезиолога касается моей руки, становится не по себе. Страх разливается по всему телу. Голову то ли сжимают извне, то ли мозг резко перестаёт помещаться в черепной коробке и рвётся наружу. Мерзкое ощущение! Но оно кратковременное, наркоз начинает действовать почти сразу. Я вырубаюсь, даже не успев подумать о том, что, возможно, проснусь нормальным здоровым человеком.

Но до этого мне сперва нужно вырваться из медикаментозного дурмана и прийти в себя. Как и в прошлый раз, этот процесс оказывается малоприятным, сопровождается сильной головной болью и пожаром в месте разреза. Обезболивающее вводят не сразу, некоторое время я остаюсь с мучительной болью один на один.

Приходит врач. Он долго и обстоятельно рассказывает о ходе операции, заверяет, что всё прошло по плану. Интересно, неужели он бы признался, если бы что-то пошло не так? Ясное дело, что они сейчас будут рассказывать, что всё хорошо. А вот как обстоят мои дела на самом деле, я узнаю даже не завтра, а несколько позже…

После его ухода сразу прошу дать мне телефон, чтобы сообщить Лисичке, что я жив, и перспективы мои по-прежнему оптимистичны. Он почему-то выключен, хотя я точно помню, что оставил его включённым. Впрочем, его могли выключить, когда я приходил в себя, чтобы не беспокоил лишними звуками.

Начинают сыпаться уведомления из разных чатов, но меня интересует сейчас только один. Догадываюсь, что Олеся там волнуется, поэтому тороплюсь успокоить её. И даже успеваю набрать несколько слов, пока глаз не цепляется за текст непрочитанного входящего сообщения от неё.

«Витя, надеюсь, что операция прошла успешно, и всё у тебя будет хорошо. Последнее время я много думала о нас. И пришла к выводу, что не смогу быть с тобой. Мне всего двадцать три. Прости, но мне нужен здоровый мужчина и полноценные отношения. Очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Прощай».

Откладываю телефон, опускаю голову на подушку и прикрываю глаза. Пытаюсь выровнять дыхание и трезво осмыслить прочитанное. Поверить не получается. Ещё совсем недавно Лисица отказывалась принять информацию о разводе, настаивая на том, что останется со мной даже без штампа в паспорте. Да если бы не её настойчивость… Я бы ни за что не решился на операцию! Так и хандрил бы, считая себя потерянным человеком.

Как она вдруг могла так поменять своё отношение ко мне? Почему?

— Витюша, тебе нехорошо? Позвать доктора? — обеспокоенно шепчет мама, которая почти неотлучно находится рядом со мной.

— Не надо, мам, всё нормально.

Разве врач сможет мне помочь?

Снова тянусь к телефону и набираю номер Олеси. Пусть она мне повторит то, что написала. Иначе ни за что не поверю! Но она не берёт трубку. Связываюсь с помощником.

— Олег, что-то я не могу дозвониться Олесе. Нужно съездить к ней и посмотреть, что там случилось с телефоном. Может, помощь какая-то нужна. Сделаешь?

Спустя некоторое время он мне перезванивает.

— Виктор Борисович, дома никого нет. Охрана не знает, где Олеся с девочкой.

Ушла?

— Можешь её найти?

Что я скажу, если она действительно от меня ушла? Разве я вправе просить её остаться со мной? Ведь я не знаю, ни сколько времени пробуду тут, ни какими будут результаты операции. Олеся права — в двадцать три становиться нянькой инвалиду — слишком несправедливо. Имею ли я право требовать от неё такую жертву? Конечно, нет. Тем более что именно я был инициатором развода.

Но ведь она сама захотела остаться! Так что же произошло? Может быть, обиделась из-за денег? Так разве ж я её ограничивал? Да если бы она была чем-то недовольна, то могла сказать об этом напрямую!

А что если… Что если отец попросил её на время остаться со мной, чтобы убедить согласиться на повторную операцию? Зная его методы манипулирования людьми, вполне могу допустить такой вариант развития событий. Он умеет давить и добиваться своего… Тогда вполне объяснимо, почему вплоть до самой операции она была со мной так мила, а сразу после — исчезла с радаров…

Мне бы с ней поговорить…

— Я разговаривал с Олесей, — Олег звонит почти с самого утра. — Она отказывается общаться с вами, сказала, что всё вам написала. Попросила меня помочь с вывозом вещей, я заказал ей машину.

— Ничего не передавала мне?

— Нет, просто сказала, что выполнила свою работу и теперь свободна. Ах, да, номер телефона сменила, чтобы её не искали. Вот, в принципе, и всё.

— А ты не попросил у неё новый номер? Ну так, на всякий случай…

— Нет, она мне ясно дала понять, что ваш контракт не предусматривает дальнейшего сотрудничества.

Даже поговорить со мной не захотела… Значит, чувствует себя виноватой. Похоже, моё предположение относительно того, что после развода её нанял отец, всё-таки верное. А я-то раскатал губу, что она и вправду любит меня даже такого… Кольцо купил, на что-то надеялся…

Я должен её отпустить. Но как быть с Иришкой? Она считает меня папой, привязана ко мне. И по закону я должен платить ей алименты и заботиться о ней. А как это сделать, если Олеся не идёт на контакт? Пусть она не хочет быть со мной, но Лисёнок не должна страдать от того, что у её родителей не сложились отношения.

Жаль, что я не успел забрать результаты анализа ДНК из лаборатории! Ведь по-прежнему остаётся крохотная надежда, что Иришка — биологически моя дочь. И тогда Олеся не имеет никакого права лишать меня ребёнка!

— Сыночек, что тебя тревожит? На тебе лица нет.

— Всё нормально, мам, — огрызаюсь.

Раздражает меня её участливый голос, хочу побыть один, в тишине и покое, а она ни на минуту не оставляет меня в одиночестве. У меня уже скоро мозг взорвётся от её заботы!

— Но я же вижу, что ты сам не свой.

— А как ты себе представляешь настроение любого нормального мужчины в моей ситуации? Постоянные боли, памперсы, невозможность ходить? — срываюсь на матери, но она сама виновата — должна понять, что мне сейчас не до сантиментов.

— Всё это временное, нужно только немного потерпеть!

— Вот я и терплю, но меня всё раздражает. Хочу тишины и покоя.