Миллион миров с тобой (ЛП) - Грэй Клаудия. Страница 15

— Ты не превратишься в своего отца, — в это я верю абсолютно.

— Может, и нет. Но я понятия не имею, во что превращусь. Только одно можно сказать наверняка. Я уже не тот человек, в которого ты влюбилась. Я изменился больше, чем ты можешь себе представить. И я уже никогда не буду прежним, — его серые глаза наконец встретились с моими. — Ты должна уйти, пока можешь.

Он уходит, и теперь мы оба в отчаянии, оба одиноки.

Через мгновение я решаю остаться в гробнице.

Я не лгала, когда говорила Тео, что моя работа — идеальное развлечение. В этот день я часами стою в коридоре, делая наброски так изящно и точно, как только могу. Красота картин на стенах трогает меня даже сквозь мои страдания, и я представляю себе своего двойника, без сомнения, одетого в тонкую белую хлопчатобумажную тогу и сложный бисерный воротник, которые всегда показывают в фильмах о Древнем Египте. Копирование работы этого человека с каждой деталью, каждой изюминкой, это самая высокая дань, которую я могу отдать оригинальному художнику. И получение этого права позволяет мне чувствовать, что я преуспела в чём-то среди всех этих неудач. Мне нужно это чувство больше, чем следовало бы.

Моя работа становится трудной только тогда, когда слёзы затуманивают глаза. Но я смахиваю их и продолжаю работать.

Хотя я и хочу пойти за Полом, я не делаю этого. Может быть ему нужна сейчас боль. Когда мы испытываем боль, люди обычно говорят: "преодолей это, двигайся дальше, это не так уж плохо". Но мы не можем преодолеть горе, отрицая его. Мы должны это почувствовать. Мы должны отдать ему должное. Иногда это означает делать прямо противоположное “двигаться дальше".” Мы должны погрузиться в самую глубину нашего горя, пережить каждый ужасный момент и вынести пытку, спрашивая, что могло бы быть и что теперь будет. Мы должны истечь кровью, прежде чем наши сердца снова начнут биться.

Вот что сейчас делает Пол. Истекает кровью.

Через несколько часов я наконец слышу шаги в каменном проходе. Надежда отрывает меня от работы, и я смотрю в ту сторону, страстно желая увидеть его. Вместо этого входит Тео. Мне требуется всё самообладание, чтобы не показать разочарования.

— Как продвигается работа? — Тео подходит ближе, заложив руки за спину. — Наш русский друг, кажется, в ужасном настроении. С тех пор, как он тебя покинул.

— Я ничего об этом не знаю, — он, вероятно, считает, что Пол и я поссорились, и это его большая возможность. У меня ровно ноль терпения, чтобы справиться с этим.

Он вытирает лоб, на котором блестят капельки пота.

— Единственное спасение от проклятой жары — в домах мёртвых. Странно, не правда ли?

— Никогда не думала об этом в таком ключе, — воздух здесь прохладный и затхлый, что не казалось бы таким сладким облегчением, если бы альтернативой было что-нибудь, кроме палящего солнца пустыни. — Наверное, мне лучше вернуться в лагерь, а?

— Не торопись. Не торопись, Мэг.

Мэг.

Неудивительно, что он звучал так знакомо. Тео из вселенной Триады последовал за мной.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на этого Тео, того, кто похитил моего отца, подставил Пола за убийство и помог ему похитить моё тело. Он вздыхает, понимая, что я узнала его.

— Я так и знал. Неужели я действительно единственный во всей мультивселенной, кто прозвал тебя Мэг?

— Да. Ты здесь, чтобы снова вколоть мне Ночной Вор? — требую ответа я.

— Нет, — говорит Тео, подходя ближе. Теперь я вижу, что он бледен, и его движения стали медленными, неохотными. Что бы он здесь ни делал, это плохо.

Моё единственное потенциальное оружие — коробка цветных карандашей и блокнот для рисования. Но держу пари, что удар карандашом в глаз остановит почти любого.

— Послушай меня, — он поднимает руки, и я замираю, не зная, что он собирается делать дальше. — Я знаю, что ты злишься на Конли и Триаду, и я не виню тебя. Но не позволяй своему темпераменту ослепить тебя и понять, что происходит на самом деле. Ты можешь изменить всё это за секунду, просто согласившись сотрудничать.

— Прекрати пытаться вести со мной переговоры! — я отступаю от него, хотя это только ведёт меня дальше в гробницу, подальше от выхода. — Когда вы, ребята из Триады, поймёте, что я никогда на вас не буду работать? Как ты не понимаешь, что это безумие?

— На самом деле, да, я вижу это, — говорит Тео, и это может быть первый раз, когда он сказал мне всю правду. — Если бы я с самого начала знал, во что ввязываюсь, то ни за что на свете не стал бы подписываться. Но теперь я здесь. Теперь я знаю. И если какие-то вселенные будут уничтожены, я намерен оказаться в одной из оставшихся.

Я не могу спорить с его целями, но у меня большие проблемы с его методами.

— Речь идёт не только о спасении твоей шкуры. Речь идёт о спасении триллионов жизней. В буквальном смысле! Как ты можешь не бороться с этим всем?

— Потому что всего, что у меня есть, недостаточно, чтобы остановить их! Мэг, ты можешь успокоиться и подумать? Уже слишком поздно. Триада далеко впереди. Ты хочешь начать гонку с ними, когда они находятся примерно в дюйме от финиша. Насколько это бессмысленно? Конли и Триада всё ещё хотят, чтобы ты была на их стороне, несмотря ни на что...

Звук, который я издаю, можно назвать только фырканьем.

— О да, им так много нужно мне простить.

Тео раздражённо морщится.

— Чёрт возьми, зачем ты это делаешь с собой? У тебя ещё есть время, чтобы спасти своё измерение! Миллиарды людей там, каждое животное, каждое растение, а ты рискуешь всем в этой погоне. Разве ты не обязана им в первую очередь своей преданностью?

Я никогда не думала об этом с точки зрения лояльности. Если бы я могла защитить только одно измерение, разве оно не было бы тем, которое я называю домом?

Но я отказываюсь позволить этому обернуться против меня.

— Не я подвергаю свою вселенную опасности. Это ответственность Триады.

— Я только хочу сказать, что твои действия имеют последствия, — лицо Тео сильно затенено в полумраке коридора. Он ещё не взял в руки тяжёлый фонарик, свисающий с пояса.

— Эти другие вселенные могут быть не более чем... выбором, который никто никогда не делал.

На протяжении одного вдоха я больше не в Египте. Вместо этого я лежу под тёплыми мехами на даче в России, а снаружи бушует метель, и Пол прижимает меня к себе. В то же время я сижу в роскошном Парижском гостиничном номере, положив руку на живот, и у меня кружится голова от осознания того, что в этом измерении я ношу ребёнка Пола.

С тех пор я жалею, что сделала этот выбор в пользу Великой Княжны и всё же было бы бесконечно хуже навсегда стереть этот выбор, все эти жизни, это измерение навсегда.

— Эти люди заслуживают шанса выжить, — говорю я Тео. — Они имеют право сами творить свою судьбу.

— Ты ведь не всегда так внимательно относилась к выбору других своих "я", правда? — даже в темноте я вижу искру гнева в глазах Тео.

— Я всё испортила, — признаюсь я. — Не раз. Но то, о чём ты говоришь, совсем другое.

Тео отвечает:

— Так, где же ты проводишь черту, Мэг? Где угодно, лишь бы я был не на той стороне?

Я могла бы закричать.

— Прекрати эти дурацкие словесные игры! Я совершила ошибку, но вы сознательно совершаете геноцид! Это намного, намного превышает всё, что я когда-либо делала. И знаешь, что ещё? Мой Тео тоже никогда бы так не поступил. Так как же ты так облажался?

Он бросается ко мне. Его снаряжение попадает мне под рёбра, выбивая из меня дыхание и посылая мои карандаши в полёт. Я царапаю его лицо ногтями, когда Тео хватает мой кружевной шарф, который свободно свисает с моей шляпы. Его колено давит на мою левую руку, когда он садится на меня верхом и шарит вокруг моего горла.

Жар-Птица! Он собирается украсть Жар-птицу! Я изо всех сил пытаюсь стащить его с себя, но не могу, даже когда понимаю, что ему вовсе не нужна Жар-Птица. Даже когда кружевной шарф затягивается вокруг моего горла.

Я не могу дышать.