Невинность в расплату (СИ) - Шарм Кира. Страница 22
Нежная. Хрупкая.
Улыбающаяся так робко.
И ничего не изменилось.
Сколько ни повторяю себе, что она — никто, пыль под ногами, просто откуп, а все равно ее глаза вспыхивают прямо перед моими.
Пронзают насквозь. В самое сердце. Хуже, чем пуля.
Бьют наотмашь.
Я ведь решил.
Решил, что вышвырну ее. Чтобы духа. Чтобы запаха ее не осталось. Ни следа.
Отдам в клуб, пусть здесь, вот так отрабатывает провинность ее семейки. Гнилому отродью такая же работа.
Только ноги сами привели в ту комнату, что выделил для нее.
В дурмане алкоголя, которым пытался девчонку из себя, из нутра вытравить.
Но не помог.
Наоборот. Довел до ее постели.
Впервые в жизни я напился так, что не помнил себя. Впервые.
И мучительной, до рези в глазах потребностью стало одно.
Утолить.
Утолить эту безумную, безудержную алчность по ней. По Мари. Алчность, сжигающую изнутри. Заставляющую впервые в жизни забить на все.
На войну. На нашу империю, которой нужно выдержать и не рассыпаться.
На братьев и честь.
На все стало наплевать.
Пока ее глаза перед моими.
Не помня себя, ворвался ураганом в ее комнату.
Ласкал так, как хотел с самого начала. Вычеркнув из самого себя все, что было после нашей последней встречи в доме ее отца. Стерев ластиком.
Хотя…
В сущности, это просто тяга. Безумная. Бешенная. Раздирающая мне виски.
Тяга, которой не было никогда во мне. И все же. Просто. Тяга к женщине.
И если ее утолить, то все встанет на свои места.
Нажраться этой женщиной, что влезла мне под ребра и в мозги.
Взять ее так, как и хотел с самого начала. Переполниться.
Что для меня, в сущности, Мари?
Та, которую хотел иначе. По-другому.
Потому и засела, видимо, так глубоко.
Все в моей жизни всегда происходит только по моим планам. Никогда не было, чтобы хоть что-то пошло иначе. Даже пылинки и то не садятся не туда.
Значит, все просто.
Я всего лишь не получил то, чего хотел. На что настроился. Что, чего уж греха таить, так жадно предвкушал.
С нашей самой первой встречи.
Предвкушал, смакуя, как прикоснусь в этим губам. Как подхвачу на руки. Как оплету собой нежное трепещущее под моими руками, тело.
Обожгусь бархатом белоснежной кожи.
Предвкушал и ждал так яростно, что даже по ночам не спал.
Смешно.
Как мальчишка, ночами бродил у дома Булатовых.
Думая о ней.
Заглядывая в окно с горящим светом.
И челюсти сжимались. До зуда во всем теле хотелось ее увидеть. Прикоснуться. Сделать своей.
Услышать ее нежный голос. Как задыхается он от ласк.
Услышать и впитать в себя. Прямо с ее губ.
Да. Все просто.
Нужно лишь утолить эту жажду и наваждение исчезнет!
Но нет.
Я брал ее дико. Одержимо. Дьявольски нежно и с такой страстью, которой никогда в себе не подозревал.
Не помня себя от дикого, ненасытного, дурманного опьянения.
Не помня себя совсем. Насквозь.
Брал и хотелось стонать. Рычать. Сметать все вокруг.
Блядскую реальность, в которой выстроены идиотские законы. Традиции. Правила.
Впервые. Впервые в жизни я готов был послать все. Ко всем чертям.
Сдавить в мощном кулаке все то, чем жил раньше. Во что свято верил.
Достоинство. Честь.
Империю, которую выстраивали еще деды. К которой всегда, всю мою жизнь испытывал уважение на грани с благоговением.
Сдавить и смотреть, как это все корежится. Крушится. Превращается в моих руках в погибающий картонный домик. Трещит по швам.
Как одержимый, снова и снова повторял ее имя.
Оно рвалось из меня. Рвалось изнутри.
Мари…
Это не имя. Это музыка. Нектар. Самый пьянящий виски.
Ласкал ее тело неудержимо.
Чувствуя, как мучительно, до боли сладко, сжимается под ребрами.
Понимая, что врастаю.
Врастаю в эту кожу. В эти глаза.
В разбухшие от поцелуев губы, которые хотелось терзать. Ласкать. Пить и выпивать до донышка.
В ее судороги, что охватывает все тело. А меня самого накрывают с головой.
Ураганом. Штормовым шквалом. Всей дикостью страсти.
Безудержно. Рвано. Пьяно.
Заставляя сойти с ума.
Мари…
Снова и снова. Сквозь сжатые челюсти.
Извиваясь на ней, как в агонии.
Толкаясь внутрь яростно, бешенно.
До дикости нежно обхватив ее груди, что ровно ложатся в ладонь.
Я весь пропитался ею.
Ее ароматом. Ее вкусом.
Ее распахнутыми глазами, когда врезался в нее, толкаясь на максимум. Так глубоко, будто весь хотел в нее войти. Войти и остаться. Навеки. Навсегда.
Ее криком, в котором хрипом и страстью звучало мое имя. Лупя меня самого по оголенным нервам.
Моя. Моя Мари. Создана для меня.
Или создана, чтобы меня разрушить?
Не я сминаю реальность в кулаке, нееееет!
Она. Она меня сминает.
Каждым своим всхлипом.
Каждым жадным глотком воздуха, что ловит распахнутыми губами в оргазме.
Каждым блеском алмазных глаз.
Сминает. Сводит с ума. Заставляет попрать все, чем жил раньше.
И я не могу.
Не могу оторваться.
Снова и снова впечатываю в себя нежное тело.
Вожу руками по бархату кожи.
Пью.
Пью ее дыхание. Запах ее волос.
Пью, как дорвавшийся до источника в пустыне изнежденный путник.
И мне мало!
Мне так ее мало, что мутнеет в голове.
Как будто кровь моя пересохнет, вспыхнет и превратится в пепел. Вся. Без остатка. Если хоть на миг сейчас от нее оторвусь!
Я ласкал ее, сколько мог.
Брал столько, сколько она могла бы выдержать.
И не насытился.
Нет.
Моя жажда с каждым прикосновением становится только сильнее. Лишь распаляется.
Переводя за грань.
За все возможные в мире грани.
Я не протрезвел. Не избавился от наваждения.
Наоборот.
Только опьянился еще сильнее.
Всего одна ночь.
Ночь, которая должна была выбить из меня эту девочку навсегда.
Но вместо этого она въелась под ребра. В самые кости.
Настолько, что забылся. Совсем. Окончательно. Преступно. Забылся напрочь.
И даже заснул с ней. В одной постели. С той, у которой теперь нет даже права на имя.
Заснул, сладко вдыхая ее запах.
Сжимая ее в своих руках так, как будто от этого зависит моя собственная жизнь.
И там, под ребрами, так дико, так дьявольски все колотилось.
Будто гудело. Гудело о том, что уже не отодрать. Не оторвать ее от себя. Иначе сам останусь без кожи. Будто оно, там, под ребрами, просто сдохнет, если перестану так крепко вжимать ее в себя. Если отодвину хотя бы на миллиметр.
* * *
Алкоголь выветрился, когда я вскочил с постели.
Диким взглядом окинул мирно спящую Мари.
Неужели? Неужели я вчера настолько сорвался?
И даже сейчас.
Чувствуя, как невыносимо колотится под ребрами, как заколдованный просто замираю.
Сморю на нее. Любуюсь.
Провожу рукой по щеке. По бархату белой кожи.
Веду по губам, чувствуя, как снова срывает.
Уже готов.
Уже готов, наплевав на все, впиваться в ее губы жадным ртом.
Нежно. Одержимо. Долго. Ненасытно.
Тягуче неторопливо, до мучительной сладости распробывать ее вкус и одновременно жадно пожирать его. Ее. Всю. Без остатка.
Дернул головой, пытаясь сбросить наваждение.
Сцепил зубы, заставляя себя одернуть руку.
Напоминая, кто она. Кто я.
В постелях таких женщин не ночуют. И их уж тем более не ласкают. Не целуют. Не сходят по таким с ума!
Но тело помнит ее жар. Ее нежную мягкость. Помнит настолько сильно, что само дергается. Прижаться к ней. Снова. В последний раз.
Обнять. Вдохнуть невыносимый, разламывающий ребра, запах ее длинных волос.
И даже холодный, ледяной душ не помогает.
Пусть я стою под ним так долго, что сводит скулы.
Вот теперь по-настоящему трезвея и приходя в себя.