Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк. Страница 37

Через сорок пять дней Гай Фолкс стоял на палубе шхуны «Бонита», входившей в гавань кубинской столицы, и глядел во все глаза. Такого ему еще не приходилось видеть. Позади хмурой громадой нависал замок Морро, тянулись мрачные береговые батареи форта Кабаньяс, охраняющие подходы с моря, но, когда «Бонита» бросила якорь у сонной деревушки Регла, ему показалось, что он попал в настоящий рай. Вода была спокойной и гладкой, как стекло; цвет ее менялся от сине-фиолетового вдали до чистого сапфирового ближе к берегу и наконец превращался в бледный, молочно-зеленый. Прямо от воды амфитеатром поднимались холмы, которые сами были зеленее нефрита, даже изумруда. То здесь то там их расцвечивали белые как пена, кружевного изящества виллы, струились кроваво-пурпурные ручьи бугенвиллеи; алые всплески жасмина наполовину скрывали от глаз замок и блекло-серые стены форта; там, где кончалась суша, со стороны порта, подобно драгоценному камню, сиял на солнце город, а по правому борту, нависая над меняющей то и дело свой цвет водой бухты, безмолвно зияли темные жерла орудий береговой обороны.

В то время, в 1835 году, на Кубе еще не были известны такие прелести цивилизации, как паспорта и таможенные чиновники, только и ждущие момента, чтобы переворошить до последнего лоскутка багаж путешественника. Поэтому Гай зашвырнул свой саквояж в баркас, уже ожидавший пассажиров, и вскоре был на берегу. И тотчас столкнулся с проблемой, которую, как он самонадеянно вообразил, давно уже разрешил: никто не мог разобрать ни единого слова из его испанского, обретенного им в таких муках! Вот что делает тяжелый акцент янки с восхитительно шелестящим кастильским говором, даже если осваивать его с помощью местных учителей, – это в лучшем случае бесчестье, но то оскорбление действием, которое нанес испанскому языку Гай, выучивший его по книгам, но ни разу не слышавший, как на нем говорят, было деянием, едва ли не заслуживающим виселицы.

Добродушные кубинцы приветствовали его попытки бурным хохотом и тут же отправили стайку мальчишек поискать кого-нибудь говорящего по-английски. Гай ждал, тоскливо думая: «Я должен выучить язык как следует. Слова я знаю, а вот с произношением – беда. Да если б они еще не трещали все разом, я, может быть, и разобрал бы, что они говорят…»

Ватага малышей возвратилась с ликующими кликами, сопровождая высокого с внушительными усами человека в мятом белом костюме. Голову его покрывала соломенная шляпа.

– Добрый день, сеньор, – сказал он. – Чем могу помочь вашему сиятельству?

– Здравствуйте. Я ищу американца по имени Ричардсон. Капитан Трэвис Ричардсон. Вы не знаете его, сэр? Его называют капитан Трэй…

И тотчас малыши подняли крик:

– El Capitan Tray! El Capitan Tray! Seguro, Senor! Venga con nosotros y… [9]

– Тихо! – заорал переводчик и снял свою широкополую шляпу, не обращая внимания на палящее солнце. – Ваша светлость имеет честь быть другом Великого Капитана Трэя?

– Да, – ответил Гай. – Он мой друг. Где его можно найти?

– Это, ваша милость, представляет определенную трудность. Капитан Трэй больше не живет в Гаване. Недавно он женился, перестал ходить в море и купил себе finca [10] в нескольких милях отсюда. Но, если вы располагаете достаточными средствами, чтобы нанять пару лошадей, я с удовольствием покажу вам, где находится эта finca. Вы ведь этого хотите, не правда ли?

– Да, я хотел бы туда добраться. Покажите мне, где можно нанять лошадей, и отправимся в дорогу, если это не оторвет вас от дел.

– Ну, мои дела не так уж важны, они мало что значат в сравнении с удовольствием быть полезным другу el gran capitan [11] Трэя! – сказал переводчик. Затем он повернулся к старшему из малышей: – Ты, Мигель, возьми вещи сеньора, пойдешь с нами. Нет, нет! Я сказал – один Мигель! Больше нам не нужно!

Мигель схватил саквояж, и Гай впервые мог разобрать слова – ведь их сопровождали жесты и действия. Он был просто ошеломлен, когда понял, насколько велика разница между тем, как они произносились и как он сам бы их произнес. «Сколько времени потеряно, – подумал он с горечью, – придется все начинать сначала…»

Они ехали по извилистой дороге среди холмов, окунувшись в их благословенную прохладу, причем сеньор Рафаэль Гонзалес (так звали переводчика) настоял на том, что саквояж будет везти он. Дон Рафаэль болтал без перерыва, выкладывая Гаю все новые и новые известные ему подробности о Ричардсоне:

– Должен вам сказать, что ваш великий и благородный друг – один из самых любимых на Кубе людей, несмотря на то что он иностранец. Есть огромная разница между его поведением и тем, как ведет себя большинство extranjeros [12], вы понимаете, ваша милость? Прежде всего он взял на себя труд в совершенстве овладеть нашим языком – мудрая политика, осмелюсь вам сказать, которой и вашей милости следует придерживаться в будущем…

– Я последую вашему совету, – сказал Гай. – Продолжайте…

– Хорошо. Во-первых, капитан был безгранично щедр к беднякам. Его доброта вошла в поговорку, и именно поэтому, я думаю, он сумел так удачно жениться. Сама донья Мария Кармен дель Пилар Ортега-и-Бассет не столь уж богата, но никакая другая местная дама не занимает такого высокого положения в обществе… Блестящая женитьба и такая романтическая! Ведь стоило донье Пилар выразить вполне объяснимое отвращение к профессии нашего доброго капитана… amvor de Dios [13]! Что я говорю!

– Ничего страшного, – сказал Гай. – Я знаю, что капитан Трэй – работорговец.

– Как камень с сердца свалился! Мне не хотелось бы выдавать тайну капитана. Он заслужил всеобщее уважение на Кубе, когда без всяких колебаний согласился покончить с морем и ремеслом работорговца, чтобы стать уважаемым ranchero [14] из любви к донье Пилар. И не так уж велика была эта жертва! Любой мужчина сделал бы это ради такой красивой женщины!

«Проклятье, – подумал Гай. – Вот уж не везет так не везет! Собирался походить по морям с капитаном Трэем, а тут подвернулась какая-то глупая баба и все разрушила! Но, может быть, капитан даст мне рекомендации и я смогу подыскать себе другой корабль…»

Наконец они доехали до ворот finca. Увидев дона Рафаэля, негр бросился отворять ворота, однако Гаю и переводчику пришлось ехать по аллее еще мили две, прежде чем они добрались до дома. Это был красивый испанский колониальный casa grande [15]. Когда они остановились, их окружила толпа улыбающихся, что-то лопочущих негров, готовых расседлать лошадей, оспаривающих друг у друга честь донести до дома саквояж Гая и выкрикивающих малопонятные приветствия.

На веранду вышла опрятная мулатка-служанка.

– Сеньора капитана нет дома, – сказала она дону Рафаэлю. – Юный Americano – друг капитана? Конечно же, сеньора с радостью примет его. Подождите, пожалуйста, минутку.

Они присели на веранде. Через несколько минут Гай услышал стук высоких каблуков, сопровождаемый шелестом сандалий служанки. Он весь напрягся: эта злосчастная глупая женщина, на которую он столь усердно накликал все муки ада за то, что она разрушила его планы, стояла перед ним.

– Buenas tardes, Senor, – сказала она. – Haga el favor de entrar… [16] – Но, увидев выражение непонимания на его лице, тотчас же перешла на почти безупречный английский: – Пожалуйста, входите, молодой господин. Мне сказали, вы друг моего мужа?

Но Гай Фолкс потерял дар речи. Он стоял в полной растерянности, видя перед собой не толстую женщину средних лет, на которой, по его представлению, должен был бы жениться мужчина возраста Трэвиса Ричардсона, но стройную девушку с печальными темными глазами и с волосами такого глубоко-черного цвета, что, когда на них падал солнечный свет, они отливали синевой. Он обратил внимание на ее губы, подвижные, полные и теплые, как лепестки какого-то великолепного экзотического цветка. Она весело улыбнулась ему.