Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк. Страница 38

– Понимаю, – сказала она. – Вы ожидали увидеть женщину гораздо старше, чем я, не так ли? Но пусть моя внешность не обманывает вас, сеньор. Я лет на десять старше, если я правильно угадала, что юному caballero [17] меньше двадцати.

– Вы правы, мэм, – выдавил из себя Гай. – Мне… мне девятнадцать.

Она вновь рассмеялась, услышав эту неловкую попытку мальчика прибавить себе пару лет.

– Или, ras vez [18], несколько меньше? – насмешливо спросила она. – Не обижайтесь, юный господин. Пожалуйста, соблаговолите войти в дом. Но прежде назовите ваше имя.

– Гай Фолкс.

– Гай Фолкс? Мне кажется, я слышала это имя, – сказала донья Пилар. – Вы были знакомы с моим мужем до того, как он приехал на Кубу? Нет, это едва ли возможно. Вы слишком молоды…

– Я познакомился с капитаном, – объяснил Гай, – когда он приехал на Миссисипи повидать своих родных.

– Теперь вспомнила! – воскликнула донья Пилар. – Вы тот мальчик, который хочет стать моряком. Добро пожаловать, дон Гай. Хотя это стремление, которого я совершенно не одобряю, я рада вас приветствовать. Муж не раз говорил о вас. А вы, дон Рафаэль, – обратилась она к переводчику на своем родном языке, – как вы познакомились с этим благородным юным caballero, о котором так много говорил мой муж?

Дон Рафаэль рассказал ей все в подробностях, сопровождая свою речь обильной жестикуляцией. Внимательно наблюдая за ним, Гай обнаружил, что понимает смысл разговора. Это приободрило его. «Я непременно овладею языком», – поклялся он про себя.

Служанка возвратилась с вином и пирожными, после чего дон Рафаэль откланялся, захватив с собой и лошадь, на которой Гай приехал из Гаваны, а мальчик, к своему величайшему смущению, остался наедине с Пилар.

– Муж вернется, когда завершит инспекцию finca и los ingenious [19] – сахарных заводов, tu comprendes [20], дон Гай, – сказала она. – А тем временем разрешите мне воспользоваться случаем и разузнать немного о вас. Семья у вас есть, наверно?

– Да, мэм, – сказал Гай. – Но папа умер. Его убили на дуэли два месяца назад.

– О! – воскликнула Пилар, и в ее темных глазах вспыхнул огонь. – Вот что я особенно ненавижу! Эту глупую заносчивость мужчин! Какое он имел право так поступить? Какое право, спрашиваю я вас, дон Гай, имеет мужчина дать себя убить из-за безрассудства, которое вы называете мужской честью? Для нас, женщин, она не имеет никакого значения, вы понимаете меня? Пустое место, и больше ничего! Если не считать слез, которые нам остается лить, и груза печали, чтобы нести его всю жизнь… – Но, увидев на его лице неприкрытое изумление, она внезапно порывисто схватила его за руку.

– Простите меня, – сказала она мягко. – Муж говорит, у меня pajaros en la cobeza [21] – маленькие птички в голове, и что я сумасшедшая, как лейка…

– Но разве можно назвать лейку сумасшедшей?

– Не знаю. Но мы всегда говорим так по-испански. По крайней мере, дон Трэй гордится тем, что я очень передовая женщина, и думаю, так оно и есть. Я бы многое изменила в мире, если бы мне разрешили создать правительство из женщин…

– Из женщин! – рассмеялся Гай. – Ну вы и скажете, мэм!

– Вы, мужчины! – воскликнула Пилар, надув губы в притворном негодовании. – Думаете, мы ни на что не годны, кроме любви и материнства или чтоб быть вашими любимыми домашними зверюшками! Но вы ошибаетесь. Такое правительство из женщин никогда не стало бы поощрять варварство и безумие войны или несправедливость и жестокость рабства…

– Но ведь и у вас есть рабы, – заметил Гай.

– У моего мужа, – мрачно поправила его Пилар, – и все они, согласно его завещанию, должны быть освобождены после его смерти. Я отпустила бы их на волю хоть сейчас, но муж справедливо заметил, что это было бы еще большей жестокостью: они просто не могут сами о себе позаботиться. Поэтому я должна научить их читать, писать и считать, а муж пригласил умелых ремесленников-негров, чтобы они обучили их полезным ремеслам. Когда он умрет, они смогут найти себе место среди цивилизованных людей…

– Но, допустим, они научатся всему этому еще до того, как умрет капитан Трэй. Вы по-прежнему будете держать их в рабстве?

– Да, – с грустью сказала Пилар. – Нам придется оставить все как есть: ведь правительство не слишком благоволит к тем, кто отпускает негров на волю. Поэтому их освободят согласно завещанию мужа: даже правительство может пренебречь своими законами, чтобы исполнить последнюю волю человека, – она священна. Но хватит говорить обо всем этом, соловья баснями не кормят. Ты, наверно, голоден?

– Да, мэм, – ответил Гай на этот раз уже без стеснения. – Я голоден как собака. – И теперь его испанский был почти правилен.

– О, – рассмеялась Пилар, по-детски захлопав в ладоши, – так ты все-таки говоришь по-испански? Нехорошо с твоей стороны меня обманывать.

– Ни слова не говорю, – сказал Гай. – Но я умею читать.

– Тогда я тебя и говорить научу. Сегодня же днем после сиесты и начнем…

И они принялись за arros con polio [22] – универсальное испано-американское блюдо, приготовленное из смеси риса, курицы, оливок, креветок, моллюсков и всего прочего, что оказалось на кухне. А потом слуги внесли бесконечно разнообразные рыбные блюда, вслед за ними – наваленные грудой куски свинины, приправленные подорожником, пропитанные несколькими сортами превосходных вин, с гарниром из картофеля, лука и других овощей. На десерт была подана гора фруктов. Гай попробовал любопытства ради манго и папайю, которые были ему незнакомы, но не смог их есть. Ему вполне хватило апельсинов, мандаринов, винограда и бананов, чтобы наесться до отвала.

Не без труда встав из-за стола, он понял смысл испанской сиесты. После такого обильного обеда дневной сон больше не казался ему странным. Он последовал за опрятной мулаткой в предназначенную для него спальню. Стены, конечно, были щедро украшены распятиями, статуями Девы Марии и изображениями святых. На спинке кровати висели четки. Нетерпимый протестантизм его родных холмов отверг бы все это как святотатство.

Но в это утро он получил уже жестокий и горький урок, убедившись в нелепости раз и навсегда затверженных истин, и, будучи умным и не лишенным воображения юношей, он начал свое первое путешествие в область независимого мышления. Он лежал и думал: «Нет, Бог не мог закрыть все ведущие к нему дороги, кроме одной. Миллионы людей думают так же, как мы, но еще больше тех, кто думает иначе. Речел – порождение нашего взгляда на жизнь, а у них – Пилар. Так кто же станет судьей? Не я, по крайней мере. Достаточно я побыл в этой роли».

Размышляя таким образом, он погрузился в сон. Поздним вечером Гая разбудили тяжелый стук сапог и громкий голос, несомненно принадлежавший капитану Трэю. Обращаясь к жене, он говорил по-испански:

– Так, значит, моя радость, ты развлекаешь незнакомого мужчину, когда мужа нет дома? Скажи мне, где он, и я перережу ему глотку, отсеку нос и уши!

Гай услышал мелодичный смех Пилар и ее быстрый ответ, но не смог разобрать, что она сказала. Но тут капитан Ричардсон восторженно взревел и заговорил по-английски:

– Этот мальчишка? Малыш из моих родных мест, где он, черт возьми? Куда ты его запрятала, mi vida [23]?

Гай начал слезать с кровати, и в этот момент дверь распахнулась.

– Так ты все-таки приехал! – пробасил капитан Трэй. – Дай же я пожму твою руку, сынок! Где ты, черт возьми, пропадал так долго? Я уже и вспоминать тебя перестал!

– Раньше не смог выбраться, капитан, – сказал Гай, сгибая пальцы, чтобы убедиться, что все они целы после могучего пожатия Трэя. – Но, похоже, я немного опоздал с приездом, ведь вы уже перестали ходить в море…