Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 113

Земли в устье реки Охты – возвышенные и недосягаемые для наводнений, с хорошей гаванью для стоянки судов и защищенные водными рубежами – издревле являлись одним из наиболее благоприятных для обитания районов в низовьях Невы. Место это занимало удобное положение на пересечении водного, проходившего по Неве, и сухопутного, связывавшего Новгород и Ижорскую землю с Карелией и Финляндией, путей. Тут велись торги русских и западноевропейских купцов, особенно бойкие в годы "розмирий". Так стоит ли удивляться, что со временем тут появилось укреплённое поселение, названное Невским устьем или Невским городком, с деревней Корабельница, что служила местом стоянки морских судов?

Поселение было небольшим, и больше напоминало сильно разросшееся село, защищённое древоземляными городнями. Из 18 дворов лишь четверо занимались хлебопашеством, остальные же жители были позёмщиками – непашенными людьми, платившими денежный налог "позём", составлявший три гривны, в казну. Была в поселении и своя церковь – Михаила Архангела, рубленная из отборных брёвен. Был тут и прообраз гостинного двора, выросшего из обычной корчмы, в котором имелись как неплохо обставленные комнаты для денежных гостей, так и комнатушки подешевле, для команд и служек с прибывших кораблей. Разумеется, имелась и отдельная мыльня с "гулящими жёнками", на которую весьма недобро косились церковники. А большую же часть строений составляли однообразные торговые амбары.

Берега вокруг тоже не были пустынными. Вниз по Охте стояло несколько деревень, а на левом берегу Невы, напротив устья Охты, раскинулось небольшое сельцо Спасское со своей церквушкой.

Своего воеводы Невское Устье не имело и входило в ведение воеводы ореховецкого. Потому морская стража, базирующаяся на Орешек и контролирующая не только берега Ладожского озера, но и пути от острова Котлин и Березовых островов до устья Невы, часто останавливалась тут на отдых. А вот как такового гарнизона поселение не имело, на что и рассчитывал гданьский корсар, которому птичка донесла, что корабли морской стражи ныне были далеко от сих мест.

Утро выдалось туманным, и корабли в нём казались тёмными призраками. Лукаш лежал на боку, упершись щекой о пятку ладони и прислушиваясь к плеску невской воды за бортом. Корабли шли осторожно, на вёслах, а лоцман – из местных – хмурился, вглядываясь в седую пелену. Ему больше всех не хотелось поймать мель, которыми изобиловало устье, так как, пообещав хорошую плату, ему пообещали и страшную кару, если с кораблями что-то случится.

Но чем ближе был рассвет, тем больше опадал туман, и вскоре сквозь него стало видно оба берега, которые, сколько хватало глаз, поросли густым высоким лесом, подступавшим к самой кромке воды. Когда-то ганзейцам дозволялось рубить его для своих нужд безденежно, однако те времена давно канули в Лету. Зато, по словам купцов, местные жители тут хорошо зажились. Всего тут имелось вдоволь – и свиней, и телят, и птицы, и рыбы, и пива, и медов, и жен, и дев. А амбары большую часть времени стояли полные, лишь меняя асортимент с того, что повезут на Русь на то, что повезут из Руси и обратно.

Воины, не занятые греблей, тихо веселились, предвкушая грядущую легкую победу и богатую добычу. Никто не верил в то, что село, не имеющее гарнизона, способно будет оказать достойное сопротивление. А вот у Лукаша вдруг противно заныло под ложечкой. Он вновь пристал к лоцману, выспрашивая последние новости. Но тот лишь пожимал плечами, говоря, что лодьи морской стражи ушли вверх по реке, а в самом Устье ныне лишь охранники купеческие числом два десятка и обитают. Крытые возы в амбары загнали и чего-то ждут. Толи купцов с Выборга, то ли свои бусы.

Наконец корабли обогнули большой остров и оказались в пределах прямой видимости от села-порта. Голосили во дворах петухи, рубленные из сосновых кряжей, почерневшие от времени избы подслеповато щурились волоковыми окошками на свет божий. Берег выглядел умиротворённо-беспечным и Лукаш даже поверил, что всё идёт хорошо, пока над большой избой не взлетела вверх сигнальная шутиха. Их заметили, и это было понятно, но вот то, что где-то дальше, в глубине леса взлетела вверх такая же шутиха, вернула капитану все недобрые мысли вспять.

А корабли уже стремительно подгребали к берегу. Лодки, до того тянувшиеся на канатах, ныне вырвались вперёд и шурша днищем въехали в прогретый солнечными лучами песок. Размахивая саблями и мечами, корсары устремились в раскрытые настежь ворота острожка, игнорируя пока что многочисленные амбары. Вот только со стен по ним неожиданно ударили из пищалей, а открытые ворота неожиданно перегородили выкатившиеся непонятные щиты, напоминавшие вагенбург.

Лукаш зло сплюнул на песок. Русские их ждали и готовились, а значит, кто-то в славном городе Гданьске шпионил на этих схизматиков. А возможно это сделал и сам городской совет, решив таким образом покончить с проблемой. И это открытие стало весьма неприятным для королевского капера.

А бой, между тем, продолжался. Оставив часть парней осаждать местную фортецию, Джекелл велел остальным взламывать хранилища и выносить лучшее к берегу. Он уже понял, что помощь для осаждённых близка, а потому спешил поживиться хоть чем-то и скорее отступить обратно к морю, успев напоследок поджечь как можно больше.

Лодки, гружённые сверх всякой меры, засновали между берегом и кораблями, но сделать успели лишь один полноценный рейс, когда из-за леса выбежали чужие лучники. Прикрывшись наспех сбитыми щитами, они рассеялись в высокой траве и принялись осыпать корсаров косым и острым дождем стрел, позволяя остальному воинству изготовиться для атаки.

В холодных глазах Лукаша полыхнул блеск, а голос, отдававший приказания, словно приобрел дополнительную силу. Нет, он не воин, дабы встречать врага грудь на грудь. Он пришёл за хабаром, и умирать в честной схватке вовсе не собирался, хотя и понимал, что численно враг вряд ли больше полутора сотен его молодцов. Но эти молодцы, как и он, пришли сюда вовсе не умирать. Мёртвому ведь злотые не нужны! А если враг знал о нападении, то и речная рать вскоре должна подоспеть к месту боя. Он бы поступил так же, а считать противника глупей себя, Лукаш давно отучился.

И всё же покинуть берег удалось не всем. Часть корсаров, кому не хватило места в лодках, и кто не решился на небольшой заплыв, была прижата к урезу воды и полегла практически вся: пленных русские не брали. Да и понятно: огонь, закинутый на строения корсарскими стрелами, благодаря хорошему ветру, разгорался в пожар. Возможно, его и потушат, но какой-никакой ущерб они всё же русским нанесли. Хотя и жаль, что не удалось пограбить всласть, потому что будет очень хорошо, если совокупный доход от похода покроет хотя бы затраты на экспедицию. А быть должником у гданьских толстосумов Лукашу очень не хотелось.

Кстати, русская флотилия всё-таки догнала их, но под самый конец, когда перед глазами моряков уже раскинулся простор мелководного залива. И если на речных узкостях у них ещё и был шанс, то на морском просторе им уже ничего не светило. Хотя они и попытались.

В общем, к Сескару корсары прибыли не солоно хлебавши, однако двух больших хольков у острова не нашли и остались ждать до конца недели, как и было условленно. Те появились в последний день, приведя на хвосте датскую флотилию, состоящую из военной каракки, непонятно как оказавшейся в Выборге, и десятка малых снекк. Гданьск с Данией не воевал, но и пожинать лавры Флинта, попавшего в Выборге под арест, Джекелл вовсе не собирался, а потому велел всем изготовиться к бою. Однако датский начальник, оценив новый расклад сил, тоже не стал рисковать и отвернул в сторону Кетусаари, решив, видимо, уточниться, как там дела у союзника и торгового партнёра.

Вечером прибывший на совет Павел Глазов в подробностях рассказал, как прошёл их рейд. Оказалось, что холькам повезло куда больше и их трюма теперь были наполнены самым разнообразным товаром, снятом не только с многочисленных русских бус и шнек, но и с пары датских кораблей, что попались им по-пути. Но кое-кому удалось всё-таки ускользнуть, вот они-то и навели на корсаров датскую эскадру, связываться с которой Глазов не стал.