Книги Великой Альты - Йолен Джейн. Страница 20

ЛЕГЕНДА

Однажды пастушка из Неверстона пригнала своих овец на склон Высокого Старца. Она впервые пришла на эту гору, утро только занималось, и тьма еще окутывала гранитный лик Старца. Юная пастушка, боясь сбиться с дороги, набрала белых камешков в карман своего передника и стала класть их на зеленые листья, чтобы отметить свой путь.

Весь день ее овечки и ягнята щипали сладкую траву в бороде у Старца, пастушка же молилась о благополучном возвращении.

Тем временем камешки, оставленные ею, пустили корни и превратились в крошечные белые цветочки.

Когда настал вечер и солнце село за челом Высокого Старца, пастушка благополучно пригнала свое стадо домой, ведомая звоном белых колокольчиков. Так, по крайней мере, рассказывают в Неверстоне, где в изобилии растут овечьи колокольчики, или лилии Старца.

ПОВЕСТЬ

У воды было прохладнее, чем в хейме. Дойдя до слияния двух рек, девочки остановились, чтобы перекусить и немного смыть с себя дорожную пыль. Тут они распростились с Дженной. Селинда и Альна были безутешны, но Пинта только засмеялась и подмигнула Дженне. Удивленная Дженна моргнула ей в ответ и зашагала по извилистой северной тропе, все еще раздумывая над странным поведением Пинты.

На ходу она все время смотрела по сторонам, как учили ее Амальда и Катрона. Думы думами, а глаза и уши должны делать свое дело. Как любит говорить Амальда, «ставь ловушку до того, как крыса пробежит, а не после».

Дженна приметила пару белок, что перебранивались на дереве, помет крупной горной кошки и олений след. В совином помете под деревом виднелся мышиный череп. Тут было чем прокормиться в случае нужды. У Дженны оставалось еще немало еды в котомке, и все же она оглядывала лес внимательно, как стряпуха свою кладовую.

Остановившись ненадолго, чтобы послушать пение лесного дрозда, Дженна улыбнулась. Она опасалась остаться одна, но теперь, несмотря на то, что скучала по Альне, Селинде и особенно по Пинте, она с удивлением и радостью убедилась, что не чувствует себя одинокой. Это озадачивало ее. Ей не хотелось расставаться со своим гневом – ей казалось, что он придает ей сил, – и она стала твердить про себя, как молитву: «Никогда ей не прощу. Буду ненавидеть Мать Альту всю свою жизнь». Но злая литания ненависти, произносимая в веселой разноголосице леса, не имела силы. Дженна потрясла головой и прошептала:

– Я – это лес. А лес – это я. – И засмеялась – не потому, что это было смешно, а потому, что это было правдой, и потому, что Мать Альта, сама того не ведая, послала ее навстречу ее истинной судьбе.

– А может быть, она знала? – задумчиво промолвила Дженна.

Лес не дал ей ответа – во всяком случае, внятного, – и Дженна, приложив пальцы ко рту, засвистала дроздом. Он тотчас же откликнулся ей.

Закат настал раньше, чем ожидала Дженна, – она все еще находилась в густом лесу, и тень от западного склона Высокого Старца падала на нее. Дженна надеялась еще дотемна добраться до поля белых лилий – со слов Катроны она поняла, что первую ночевку следует устроить там. Но они слишком много времени потеряли, пока прощались, да и потом она шла не спеша, наслаждаясь свободой. Делать нечего – придется провести ночь в лесу.

В густеющих сумерках Дженна выбрала дерево с высокой развилкой – кошачий помет, который она видела, был свежий. Спать на дереве лучше, чем ночью увидеть над собой кошку. Это не слишком удобно, но Дженну учили ночевать на деревьях, и, как часто говаривала Катрона, «лучше кошка под ногами, нежели у горла».

Дженна развела под деревом костерок и обложила его камнями. Этот огонек не защитит ее, если кошка настроена серьезно, – но может отпугнуть зверя, который всего лишь любопытствует.

Потом она взобралась на дерево и пристроила котомку в нескольких футах над собой. Вынула из ножен меч и положила его на ветку у той развилки, где собиралась спать. И усмехнулась, вспомнив, как грубая кора отпечатывалась на них с Пинтой, и как они шутили над этим по утрам. Ей вдруг стало ужасно тоскливо без Пинты, и она, взяв котомку, достала куклу. Дженна прижала куклу к себе, и ей показалось, что от кукольной юбочки пахнет Пинтой. Глаза от этой мысли заволокло слезами, и Дженна, чтобы не расплакаться, стала смотреть сквозь ветви на звезды, вспоминая названия созвездий.

– Охотница, – шептала она в темноте. – Большая Гончая. – Дженна вздохнула. – Коса Альты.

Шум реки, журчащей по камням, быстро убаюкал Дженну – она уснула, так и не кончив считать звезды, и одна ее рука, соскользнув с колен, повисла в воздухе.

Утром Дженна проснулась еще до того, как солнце проникло в долину. Она вся застыла. Мурашки в свисающей вниз руке пропали, как только Дженна пошевелила ею, но размять затекшую правую ногу оказалось труднее. Дженна слезла с дерева, прихватив меч, слазила еще раз за котомкой, лениво потянулась и огляделась кругом.

Ранние птицы уже предвещали рассвет. Дженна узнала сухую дробь пестрого дрозда и отрывистое «тью-тью-тью» пары черных. Птичка цвета ржавчины могла быть соловьем, но он молчал, и уверенности у Дженны не было. Улыбаясь, она принялась стряпать себе завтрак, пустив в дело крупу из кожаного мешочка, козье молоко из фляги и сушеные вишни, которыми Дония наделила каждую путницу. Это был настоящий пир. В горле у Дженны начало что-то переливаться, словно у певчего дрозда, и она, осознав это, громко рассмеялась.

Прежде чем покинуть свою стоянку, она тщательно проверила, не осталось ли следов.

«Ничего, кроме запаха», – напоминала она себе, потому что Катрона всегда твердила: никто, кроме разве что кошки, не должен напасть на след одной из охотниц Альты.

Дженна опоясалась мечом, взвалила на плечи котомку, нащупала нож у бедра и зашагала вперед по тропе.

За поворотом дороги, следовавшей извивам реки, перед ней раскинулся луг, такой широкий, что края ему не было видно. От его нежданной красоты у Дженны перехватило дыхание. Зеленая гладь была усеяна крохотными белыми цветами.

От восторга Дженна испустила тонкий крик, превратившийся в песню торжества. «Значит, ночью я была совсем близко от него, – подумала она. – Но выйти к нему днем, когда цветы раскрылись и солнце светит, гораздо, гораздо лучше».

Ее песня заглушала все прочие звуки, и рука, опустившаяся ей на плечо, застала ее врасплох. Дженна выхватила нож и в тот же миг обернулась, вскинув клинок быстрым, четким движением, в котором столь часто упражнялась.

Пинта не менее быстро отскочила назад, но руки у Дженны были длиннее, и нож распорол Пинте камзол над самым сердцем.

– Вот так встреча! – Пинта ощупала прореху и испустила вздох облегчения, убедившись, что рубашка осталась цела.

– Ты… ты напугала меня, – только и могла выговорить Дженна, роняя нож и обнимая подругу дрожащими руками. – Ох, Пинта, я ведь чуть тебя не убила.

– Никому не дано убить свою тень, – ответила Пинта дрогнувшим, чуть приглушенным голосом, зарывшись в волосы Дженны, и освободилась из ее объятий. – Это я виновата – не надо было к тебе так подкрадываться. Но я думала, ты знаешь, что я иду за тобой. Видит Альта, я достаточно нашумела. – Пинта широко усмехнулась. – Когда я тороплюсь, то все время наступаю на ветки.

– Что ты здесь делаешь? – с гневными нотками в голосе спросила Дженна. – Опять твои секреты?

– А ты что ж, не ждала меня? – растерялась Пинта. – Я думала, ты согласна. Ведь ты же мигнула мне в ответ. Ты знала, что я нипочем не останусь с этими двумя и не брошу тебя одну. Селинда глядит в облака и через каждые два шага проваливается в кроличью норку, а Альна мелет языком точь-в-точь как Дония. Без тебя мне с ними стало невмоготу. И потом… – вздохнула Пинта, – не могла же я отпустить тебя одну.

– Ох, Пинта, да думай же ты головой! – взмолилась Дженна. – Им ни за что не найти дорогу без тебя. Селинда все еще полагает, что солнце встает на западе.

– Найдут, – заверила Пинта. – Тропа ведет прямо к Калласфорду, никуда не сворачивая. Им только и нужно, что идти вдоль реки. Ножами они обе владеют, и ничего с ними не случится. Кроме того, их двое. Девочки часто отправляются странствовать и в одиночку за недостатком сверстниц.