Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго. Страница 24

Эржебет начала привыкать к такой жизни, тлевший в ней бунтарский костер постепенно затухал. Она почти смирилась с подчиненным положением. В конце концов, все было не так уж и плохо.

Но вот Гилберт думал иначе.

— Почему ты так безропотно повинуешься очкастому уроду?! — часто запальчиво говорил он. — Он же заставляет тебя пахать, как ломовую лошадь! Когда бы я ни пришел, ты все время работаешь и работаешь! Хватит это терпеть! Ты же сильная, а Родди — слабак, ты можешь отвоевать свободу.

— Между прочим, этот слабак победил Садыка, — веско возражала Эржебет.

— Ну и что? — Гилберт презрительно фыркал. — Во-первых, ему тогда помогли, во-вторых — ему просто повезло… Вон Франциск его только так пинает, а ты гораздо сильнее этого помешанного на розах извращенца!

— Нет. — Эржебет качала головой. — Шансы на победу такие призрачные… Я не хочу, чтобы мои люди погибали зря. Хватит с них крови и смерти.

— Лучше будет, если они навсегда останутся в кабале? — огрызался Гилберт.

Эржебет раздраженно сжимала губы и ничего не отвечала. Или просила его прекратить говорить об этом. Но Гилберт всегда отличался редкостным упрямством и через некоторое время нет-нет да опять поднимал больную для Эржебет тему. Слушая его вдохновленные речи, она невольно думала, что, может быть, он и прав, но затем воспоминания о многочисленных восстаниях, безжалостно подавленных Садыком, остужали ее пыл. Любой бунт заканчивался лишь одним — смертью и горем…

Глава 7. За отечество и свободу

Стоял погожий летний день, и Эржебет занималась стиркой на заднем дворе. Белоснежные простыни, развешанные на веревке, казалось, светились в лучах солнца. Эржебет довольно улыбнулась, глядя, как они слегка колышутся на легком ветерке и надуваются, точно паруса. 

— Здорово, Лизхен! — такой вопль мог бы испугать до дрожи в коленках, но за столетия знакомства Эржебет уже успела привыкнуть к громкому голосу Гилберта. Ей даже нравились его бурные приветствия — сразу понятно, что тебе совершенно искренне рады. 

— Здравствуй, Гил. — Она расправила простыню и обернулась к нему, тепло улыбаясь. 

— Ну вот, опять ты вся в делах и заботах, — раздосадовано протянул он, взглянув на вешалку с бельем. — Может, пошлешь все к черту да рванешь со мной на охоту? В лесах Родди наверняка водится много славной дичи. 

— А еще много славных егерей с не менее славными мушкетами, которые зорко следят за браконьерами. — Эржебет ухмыльнулась. На самом деле предложение звучало весьма заманчиво — охота всегда была ее любимым развлечением. Она скучала по пьянящему азарту погони за дичью, который так сильно напоминал угар сражения. Похоже, ни того, ни другого ей уже не светило испытать. — Гил, ты же сам видишь, сколько у меня работы. — Эржебет обреченно кивнула на три корзины, полные грязного белья, и таз с водой. 

— Как всегда. — Он невесело улыбнулся. — Давай я тебе тогда помогу, что ли. Вместе быстрее управимся и хотя бы сможем сходить в лес погулять. 

— О, неужели Великий Гилберт Байльшмидт в своем неизмеримом великодушии предлагает мне помощь? — Эржебет в деланом изумлении округлила глаза. 

— Сегодня у меня хорошее настроение, так что я снизойду до твоих проблем, жалкая смертная, — подбоченившись, важно объявил Гилберт. 

— Тогда, может быть, Ваше Великолепие будет столь любезным, что наберет чистой воды для бедной-бедной Лизхен. — Эржебет устремила на него щенячий взгляд и умоляюще сложила руки. 

— Да легко! — Гилберт снял камзол, повесил его на веревку и, закатав рукава легкой белой рубашки, подхватил два стоящих рядом с тазом ведра.

Колодец находился возле зарослей шиповника, Эржебет специально устроила сушилку для белья поближе к нему. Но, чтобы наполнить огромный медный таз, все равно нужно было сделать четыре ходки туда-сюда с полными до краев ведрами, поэтому помощь Гилберта была как нельзя кстати. Развешивая белье, Эржебет то и дело поглядывала на него. Ей нравилось наблюдать за тем, как он работает, как напрягаются мышцы на сильных руках, как он двигается, умудряясь оставаться величественным даже с обшарпанным деревянным ведром в руках. Гилберт часто помогал ей по хозяйству, колол дрова, таскал тяжелые вещи, и хотя он всегда сопровождал это шутливыми рассуждениями о том, какой же он чудесный, добрый и прочее в том же духе, он всегда предлагал помощь сам, без просьб и уговоров. 

— Фух, готово. — Гилберт облегченно вздохнул, выливая в таз последнее ведро. — Вот это бандура. Здоровенная! В ней же мыться можно, как в ванне. 

— Я бы и не отказалась искупаться, — Эржебет смахнула бисеринки пота со лба. — Сегодня такая жарища. Поэтому я затеяла стирку, так можно хоть как-то освежиться…

Она вытряхнула в таз белые рубашки Родериха, принялась полоскать. Гилберт встал рядом и наблюдал за ней. Через несколько минут Эржебет начала чувствовать неловкость под его взглядом. В последние годы она иногда замечала за ним такую странность: он вдруг замирал, пристально смотря на нее. Просто смотрел и все. Но Эржебет ощущала, как в такие моменты что-то сладко сжималось внутри, по коже пробегали приятные мурашки, а на щеках вспыхивал румянец. И она невольно вспоминала о той их встрече во дворце в Стамбуле, о которой они, будто сговорившись, никогда не упоминали. 

— Чего ты уставился, Гил? — пробормотала Эржебет. 

— А… Что? — Он вздрогнул, отвел было взгляд, затем снова повернулся к ней и небрежно кивнул на белье. — Да вот думаю, не явить ли мне сегодня истинные грани своего Величия и не помочь ли тебе еще и со стиркой?

Эржебет изумленно вытаращилась на него, начисто забыв о смущении. Одно дело колоть, рубить, забивать и таскать — занятия для «настоящего мужика», а совсем другое — полоскать рубашки. Такого она от него не ожидала. Стирающий Гилберт — это должно быть просто незабываемым зрелищем. 

— Вы сегодня действительно превзошли сами себя, о Великий! — Эржебет отвесила ему шутливый полупоклон. 

— Сам себе поражаюсь. — Гилберт хмыкнул и присел рядом с ней.

Он подцепил пальцем одну из рубашек, чуть приподнял над водой, брезгливо осмотрел. — Сколько кружев, черт возьми! Мне было бы стыдно такое носить. 

— Осторожнее, — шикнула на него Эржебет. — Это дорогое фламандское кружево. Если порвешь… Я сама тебе что-нибудь оторву! 

— Жуть. Я ей помогаю, а она мне еще и угрожает. — Гилберт картинно вздохнул. — Не волнуйся, я буду аккуратным. Он старательно прополоскал рубашку, затем отжал. — Ой, кажется, что-то треснуло. — На лице Гилберта отразилась паника. 

— Треснуло?! — Эржебет в ужасе уставилась на него. — Шутка! — Он с милейшей улыбкой продемонстрировал ей целую рубашку. 

— Сейчас ты у меня дошутишься, остряк. — Она погрозила ему кулаком.

После этого несколько минут все было спокойно, Эржебет стирала, Гилберт старательно пыхтел рядом. Вдруг что-то булькнуло, и в лицо Эржебет ударили серебристые брызги. Она взвизгнула от неожиданности, обернулась к Гилберту. 

— Какого хре… Он каверзно хихикнул и снова плеснул в нее водой. — Ты же сама недавно говорила, что хочешь освежиться. Я просто решил помочь. 

— Помочь, значит? — Эржебет недобро сощурилась и резко шлепнула по воде рукой, поднимая тучу брызг. Но хитрый Гилберт успел вскочить и чуть отбежал, так что намокла опять лишь она одна. 

— Ванна только для вас, госпожа. — Гилберт показал ей язык. 

— Ах, так? — Эржебет взвилась в притворном гневе. — Ну, тогда держись! Она проворно схватила стоящее рядом еще наполовину полное ведро и попыталась окатить Гилберта с головы до ног. Он отшатнулся, но недостаточно ловко, и его рубашка все же намокла. 

— Искупайся немного вместе со мной. — Эржебет усмехнулась. 

— Эй, так нечестно! — Гилберт взглянул на сырую, липнущую к телу ткань. — Я в тебя — совсем чуть-чуть, а ты вон на меня сколько воды вылила. 

— Ничего, тебе полезно освежиться. Да не волнуйся, высохнет все. Давай я ее повешу… В ответ он проворчал что-то невнятное, но рубашку все-таки снял и протянул Эржебет. Та развесила ее на вешалке рядом с роскошной кружевной сорочкой Родериха и мысленно подивилась, как забавно они смотрелись рядом.