Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго. Страница 25
Эржебет обернулась к Гилберту, собираясь отпустить какую-нибудь шутку по этому поводу, но так и застыла безмолвной статуей. До нее вдруг дошло, что она впервые видит его без верхней одежды. Взгляд помимо воли заскользил по его обнаженному торсу: широкая грудь, рельефные мышцы, кубики на животе. Кожа у него была очень светлой, фарфорово-белой, но при этом он не казался хрупким, скорее он походил на статую из чистого мрамора, от него исходило ощущение надежности и силы. Эржебет закусила губу, почувствовав вдруг зуд в кончиках пальцев — мучительно, до дрожи, хотелось к нему прикоснуться. Она вся сейчас превратилась в одно это желание: гладить, ласкать. Ее взгляд уцепился за что-то блестящее — по груди Гилберта стекала капелька влаги. Медленно-медленно, точно густой мед, а не вода. «Сладкая, наверное… А его кожа сладкая? Или солоноватая от пота? Лизнуть… Попробовать…» — всплыли в голове неясные мысли. Двигаясь словно в бреду, Эржебет подошла к Гилберту вплотную. Он напряженно смотрел на нее, в глазах застыло озадаченное выражение.
— Лиз… Она легко смахнула пальчиком блестящую каплю и заскользила рукой дальше. На ощупь его кожа оказалась гладкой и упругой, все еще чуть-чуть влажной от воды. Гилберт судорожно вздохнул, вздрогнул. И вдруг резко накрыл ладонь Эржебет своей, прижал к груди точно там, где билось его сердце. Она почувствовала, как оно бешено стучит, и этот грохот отдался во всем ее существе. Другой рукой Гилберт обнял Эржебет за плечи, привлек к себе, и даже через одежду она ощутила жар его тела… В этот момент в кустах шиповника раздался жуткий треск. Громкий звук привел Эржебет в себя, она отшатнулась от Гилберта, испуганно взглянула на него и увидела в его глазах отражение своего страха. В кустах опять зашумело, казалось, через них пробирается кто-то весьма крупный.
— В здешних лесах, случайно, медведи не водятся? — почему-то шепотом спросил Гилберт, настороженно глядя на колышущиеся ветки.
— Да откуда? — Эржебет тоже внимательно наблюдала за кустами, мысли о том, что произошло сейчас между нею и Гилбертом, отошли на второй план, уступив место нехорошим предчувствиям. Ветки, наконец, раздвинулись, и на лужайку возле колодца вывалился человек в грязном камзоле, который, тем не менее, явно когда-то был весьма роскошным. Он затравленно осмотрелся, взгляд его остановился на Эржебет, лицо озарилось радостью пополам с облегчением.
— Госпожа Венгрия! — воскликнул мужчина на венгерском и ринулся к ней. Реакция Гилберта была молниеносной, Эржебет еще не успела толком сообразить, что происходит, а он уже метнулся вперед и повалил незнакомца на землю. Впечатав мужчину лицом в траву, Гилберт старательно заломил ему руки за спину.
— Постойте! — прохрипел тот. — Пустите! Я князь Ракоци… Госпожа Венгрия… Он повернул голову, устремил на Эржебет умоляющий взгляд.
— Князья по кустам не шастают. — Гилберт и не думал ослаблять хватку, он уперся коленом в спину отчаянно дергающегося мужчины и продолжал надежно удерживать его за руки. «Ракоци… Что-то знакомое. Кажется, был такой дворянский род в Трансильвании. Но что-то не припомню, чтобы они были князьями. Хотя я уже давно не была в своих землях. Многое за это время могло измениться». Эржебет подошла к мужчине, вгляделась в его лицо.
— Как же вы оказались в таком непрезентабельном виде у австрийского особняка, князь?
— Я только что сбежал из крепости близ Вены, где Габсбурги держали меня в плену и собирались казнить! — выпалил он. Мгновение поколебавшись, Эржебет перевела взгляд на Гилберта.
— Гил, думаю, он не опасен.
— И ты веришь этому подозрительному типу? — Гилберт нахмурился. — Он такой же князь, как я — Папа Римский!
— Знаешь, глядя на тебя, тоже мало кто догадается, что ты — первый аристократ своей земли и стоишь даже выше короля. Я ему верю. Несмотря на слой грязи, можно было заметить, что черты лица у назвавшегося князем Ракоци благородные, не грубо выточенные, как у простых крестьян, да и осанка, насколько Эржебет успела разглядеть, была гордой, как у дворянина. А кроме этих наблюдений, было еще и чутье, которое говорило ей, что мужчина именно тот, за кого себя выдает.
С видимой неохотой Гилберт отпустил Ракоци, тот быстро поднялся, но только лишь для того, чтобы практически сразу опуститься перед Эржебет на одно колено.
— Позвольте представиться должным образом. Я князь Трансильвании Ференц Ракоци, ваш преданный слуга… Вы не представляете, какое это счастье видеть вас воочию, госпожа! — благоговейно воскликнул он, целуя ее руку. — Я столько слышал о прекрасной и сильной Венгрии, но даже не мечтал встретить вас! Поистине, ради этого стоило пережить все ужасы австрийского плена!
«Прекрасная и сильная… Боюсь, ты будешь разочарован, мальчик. Сейчас я лишь жалкая прислуга. Хорошо хоть мой народ запомнил меня такой». Ракоци снова припал к ее руке, и в этот момент Эржебет краем глаза заметила, что Гилберт смотрит на князя зверем: хмуро, исподлобья. «Эх, какой же ты подозрительный, Гил», — подумала она, решив, что он все еще не доверяет чужаку.
— И за что же благородный князь угодил в тюрьму? — осведомился Гилберт, скрестив руки на груди и смерив Ракоци скептическим взглядом. В его словах так и слышалось невысказанное: «За какое жуткое преступление?»
— Я участвовал в заговоре против Габсбургов. — Ракоци невесело улыбнулся, он уже успел выпустить руку Эржебет, но теперь схватил ее снова. — Госпожа Венгрия, не оставьте свой народ милостью! Люди стонут под гнетом завоевателей! Крестьяне умирают с голода, потому что весь урожай, до последнего зернышка, забирают проклятые австрияки. Истовые католики, они не приемлют иноверцев. Родерих Эдельштайн лично руководил резней протестантов в Пряшеве… Габсбурги вытягивает из нашей земли все соки, присосались, точно пиявки!
Каждое слово Ракоци острым ножом вонзалось в Эржебет. Она и так всегда переживала, что ей запрещено лично распоряжаться своими владениями. Да что там, даже побывать там, и то она не могла! Но она надеялась, что Родерих, в котором она успела разглядеть рачительного хозяина, управляет ими хорошо. Что ж, он действительно управлял хорошо. Хорошо для себя. Но вместе с возмущением жестокостью Родериха в душе Эржебет росли и сомнения. Ведь в доходивших до нее обрывочных сведениях не было ни слова о резне или огромных поборах с крестьян. «Что, если Ракоци сгущает краски? Может быть, он попал в темницу вовсе не за бунт против тирана, а по какой-то другой, гораздо более прозаичной причине и теперь рассказывает сказки о злом Родерихе, чтобы заручиться моей поддержкой и повернуть меня против него».
— Сейчас я собираюсь бежать в Польшу, чтобы встретиться там со своими друзьями, — тем временем почти шепотом произнес Ракоци. — Я хочу дождаться удобного случая и организовать восстание. Крестьяне готовы в любой момент подняться против Габсбургов, они уже столько натерпелись за эти годы. И если с ними будете вы… О, госпожа Венгрия, вы вдохнули бы мужество в их сердца уже одним своим присутствием! Пожалуйста, отправляйтесь со мной! Я знаю, Эдельштайн сейчас в отъезде, поэтому мне и удалось так легко выбраться из крепости. Вас вообще не стерегут, значит, вы сможете легко сбежать со мной!
Пока Эржебет слушала его вдохновенную речь, ее обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, от мысли о том, что ее люди страдают, ей хотелось избить Родериха до полусмерти. Но с другой… «Восстание. Оно наверняка обречено на провал. Так же, как и все другие до него. Да и надо еще проверить слова Ракоци. Хотя, если я поеду с ним, то увижу все своими глазами. Но мое исчезновение из особняка будет означать начало войны».
— Сомневаюсь, что бунт — это разумный выход, — обронила Эржебет.
— Что тут сомневаться! — вдруг взорвался до этого молчаливо слушавший Гилберт. — Лизхен, Родди же играет твоими землями, как хочет, а ты собираешься это терпеть?!
— Гил, я уже много раз тебе говорила, — Эржебет нахмурилась, — я не хочу, чтобы мои люди проливали кровь. На долю моего народа и так выпало много испытаний… Я попробую поговорить с Родерихом, уверена, мы сможем уладить все мирным путем.