Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 21
— Я признательна вам, мой верный рыцарь, — негромко произнесла она в ответ, и кирасир кивнул ей, правильно поняв, что получил приглашение на службу. Но коснулся ладонью мундира — король Фридрих вряд ли отпустит его подобру-поздорову, носителей таких секретов могут просто убить, когда в них минует надобность. А защитить его она не сможет, ибо сама нуждается в поддержке и сильном союзнике.
Проводив барона взглядом, она принялась размышлять дальше. Конечно, Фридрих ей кое-что отдаст, но самую малость — полмиллиона, или миллион, но не больше — прижмет деньги. Скуп стал в последнее время король, слишком велики оказались расходы его страны в прошедшей войне, в которой пришлось отбиваться от трех сильных врагов одновременно — русских, австрийцев и французов.
Но если деньги нельзя вернуть обратно, а защиты от «старого Фрица» не будет, то может, следует поискать иного покровителя, о котором помышляла раньше. И чем больше размышляла Екатерина Алексеевна, тем разумней казалось отправить тайное послание Иоанну Антоновичу и поведать ему про козни прусского «кузена». Такое отношение русский император не может не оценить по достоинству — и тогда появляется возможность поиграть в «европейском концерте». А не быть пешкой, которую сбросил с шахматной доски «дядюшка», чтоб его на сковородке жарили в горячих местах мохнатая и хвостатая прислуга.
— А вот и мои сыновья…
Тихо произнесла Екатерина, и пошла к карете, что остановилась на причале. Из нее вышел Иван Орлов, держа за руку Павла, а следом женщина, нянька — вынесла на руках трехлетнего графа Бобринского. Что ж — именно сейчас нужно принимать решение, которое определит не только ее будущее, не только возможную корону для сына, но может также быть для них смертельно опасным…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ЦАРСКАЯ ПЛАХА»
Глава 1
Санкт-Петербург
Иоанн Антонович
утро 10 августа 1764 года
— Я пощадил вас отнюдь не из человеколюбия, господа, — холодным, нарочито ледяным тоном произнес Иван Антонович, — у меня нет к вам симпатий. Как и антипатий, впрочем. Интересы державы нашей стоят для меня на первейшем месте — надеюсь, что вы осознали, что значит служить пришлому монарху и преследовать свои собственные интересы в ущерб благу всей страны. И сделали соответствующие выводы…
Иван Антонович задумчиво посмотрел на стоявших перед ним бывших генералов — Вадковский и Брюс выглядели сломленными, взгляд пустой и безразличный. А ведь вчера они не лежали на плахе, как Захар Чернышев или Петр Панин, и не ощущали, с каким хрустом в древесину втыкался топор. Рядом с головой, впритирку, что называется.
«Ты стал жестоким, товарищ Никритин, и не заметил, как перешел запретную черту. Превратить публичную казнь в шоу «последний герой», в страшную «русскую рулетку», в которой зрители принимают самое активное участие. В мое время у экранов собралась если не миллиардная, то стомиллионная аудитория, по ютубу крутили бы ролики с утра до утра, прерываясь только на рекламу орудий казни.
Посмотрел? И как?!
Да, взирал на чужую смерть, чувствуя отвращение к самому себе. Но нужно было заставить себя смотреть на кровавое зрелище, чтобы познать простую истину — если можно обойтись без террора, то лучше не прибегать к нему. Но возникни необходимость перейти к репрессиям, то они должны быть всесторонними и действительно устрашающими.
Без этого не обойтись!
Страх необходим там, где нет совести. Что толку призывать казнокрада не воровать, если это преступление не наказывается. А вот ужас смерти, да еще фактической гибели семьи в Сибири, с конфискацией всего имущества вплоть до нательных крестов — такое заставит многих задуматься. Нет, воровать, конечно, будут, такова природа человека — слаб он к искушению. Но красть из казны станут уже намного реже, с осторожностью и опаской, вздрагивая при каждом шорохе».
— Вы еще сможете принести пользу российскому государству, по крайней мере, я надеюсь на это, — Иван Антонович отчетливо слышал свой негромкий голос в мертвящей тишине подземного каземата, где-то рядом, за толстой каменной стеной, плескались волны Невы.
— Выбор за вами, господа! Хотя…
Иван Антонович еще раз посмотрел на генералов — небритые, грязные, в изодранных мундирах, они внешне походили друг на друга как червивые горошины. Однако Чернышев с Паниным были не сломленными, плескалось в их глазах темнота, и это было хорошо. Пусть его ненавидят, зато служить начнут не своим интересам, а державе, не щадя живота своего.
— Ваш брат, Петр Иванович, тайком бежал в Мемель, тому назад уже месяц прошел. Прихватил все бумаги по выплате пруссакам по Петербургскому миру двадцати пяти миллионов рублей, тех самых, что собрал незадачливый император, а выплатила его женушка, сбежавшая в Голштинию. Это они отдали все завоеванное русской армией.
Предательство государственных интересов?!
Несомненно!
Но как назвать человека, который преданно служит изменнику Отечества?! Не состоит ли он в сговоре с врагом, и готов в любую секунду сбежать к нему на службу, лишив свою страну безумно больших денег?! А вы его родной брат, Петр Иванович…
— Если это так, государь, то я его сам убью, собственной рукою, которая не дрогнет, — голос Петра Ивановича прозвучал глухо, но твердо. — Я не изменник Отечества, и готов умереть за него!
«А ведь убьет, это человек чести! Фамилия Паниных сейчас ошельмована, а для него родовая гордость превыше всего. И служить будет не просто честно, истово, не жалея сил. Так что этого гордеца нужно запрячь в общую телегу — пусть везет ее со всеми».
— Хорошо, надеюсь, что вы сдержите слово и будете служить России честно, — сделав долгую паузу, словно раздумывая над словами генерала, ответил Иван Антонович. Затем, словно решившись, глухо произнес, выделяя каждое сказанное слово:
— Отправляйтесь в Псков. Примите под свое командование два егерских полка, которых еще надлежит сформировать. В самые ближайшие недели приказываю вам написать «Устав егерской службы», разработайте его в дотошности и отправьте в Военную Коллегию. А также положение о полковой егерской команде, разработайте штаты. Готовьте своих егерей к новой войне с пруссаками — настанет пора показать недобитому врагу всю мощь нашего оружия! Если станем твердой ногой в Восточной Пруссии, то вся Балтика будет нашей со временем! Воевать надо с врагами России, а не дома смуты устраивать по их наущению, прах подери!
Молодой император выругался, топнул ногою по каменному полу и яростно заговорил, срываясь на крик:
— Неужели вы не поняли, кому служили?! Кому пруссаки помогли бежать из страны — мне или ей?! Она ведь платила вам всем — чинами и деньгами, титулами и крепостными, подарками задабривала. С кем-то в любовь играла, расплачиваясь собственным телом! Неужели вы не осознали, что то была плата за предательство страны?!
Иван Антонович как бы в запальчивости крикнул последние слова, отстраненно наблюдая, как от этих фраз буквально проняло узников Петропавловской крепости. А вот генерал Чернышев прямо заскрежетал зубами — побывал он в свое время в качестве любовника великой княжны. И сделал шаг вперед, гремя кандалами.
— Ваше императорское величество, дозвольте искупить вину честной службой!
«Второй спекся! А ведь будь сейчас Като, придушил бы ее собственными руками. Ведь до Чернышева только сейчас дошло, как его подставили. По полной программе, оставив без графского титула и генеральского чина, без имущества и денег. Да еще предателем ославили, что помогал пруссакам завоеванное не просто вернуть за бесплатно, но и доплатить кругленькую сумму врагу. И кто вы после этого, Захар Григорьевич?!»
— Полдюжины прусских кирасир, что прикрывали бегство бывшей царицы, вырубили два десятка наших драгун, посланных в погоню. Истребили практически подчистую! Это нормально, господа?!
Иван Антонович сознательно передернул факты, для вящего эффекта, и он получился зрелищный — даже равнодушный ко всему Брюс вскинулся, нервно сжимая кулаки.