Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 42

— А я?

Волчонок с одеялом в руках появлялся на пороге и … как всегда бежал к нам, чтоб забраться к Захару на колени вместе со мной.

— А я вчела с мамой выучил несколько слов. Вот!

Он протянул отцу картонку с наколотыми шилом дырочками.

— Это тебе!

Захар тронул пальцами пупырышки, повел по ним туда и обратно, а потом схватил Волчонка за голову и силой прижал к себе.

— И я тебя очень люблю, сын! — стиснул челюсти и прижав меня к себе и Гришу, зажмурился, — Как же я хочу вас увидеть. Обоих. Я бы продал за эту душу самому дьяволу. Один раз… Только один раз увидеть и все. Но… видать не заслужил. Мне и так много счастья привалило.

Устинья не была волшебницей. Она даже не была ведьмой, как все ее называли. Мы прожили у нее несколько летних месяцев, но зрение к Захару так и не возвращалось. Она и не обещала. Сказала, что нужно время, нужно ждать и возможно мой муж начнет видеть… а может быть и нет.

— Все болезни в нашем теле… они живут вот здесь, — она тронула лоб Барского, — и твоя там. Впилась в тебя клещами непрощения, стыда, ярости и ненависти. Простишь и отпустит она тебя. Только простить себя самого сложнее, чем кого-то другого.

— Простить себя иногда просто невозможно, — сказал Захар и пожал ее руку, — спасибо за то, что заботилась о моей Девочке.

Он больше не говорил о своем зрении. Словно именно здесь смирился со слепотой окончательно. Но мы все равно были счастливы Захар ходил с Волчонком на рыбалку иногда они даже приносили домой мелкую рыбешку, и я жарила ее на маленькой старой печке.

Едва оставшись наедине, мы набрасывались друг на друга, как бешеные звери. Утоляя дикий голод и тоску, которая выплескивалась в первобытной страсти, которой нас накрывало с головой. Меня иногда трясло от одного прикосновения к его руке, от одного взгляда на его губы… и фантомного ощущения, как они скользят по моему телу, как накрывают мои соски или впиваются в меня там… внизу, где все опаляло жаром в жажде его ласк и безумных вторжений.

В то утро я проснулась в сарае, в соломе. Взъерошенная, с саднящей болью между ног, с исколотым соломинками телом, в смятом сарафане. Одна. Захара рядом не оказалось. Мы сбежали туда от Волчонка, который даже ночью ревностно укладывался между нами и засыпал только так.

Нашла в ворохе сухой травы свои трусики, натянула их на себя, чувствуя, как полыхают щеки при воспоминании, что мы здесь вытворяли ночью.

И вышла к хлопочущей во дворе Устинье. Она развешивала белье на веревке. Хитро на меня взглянула, и я покраснела еще сильнее.

— Доброе утро, а где все?

— Доброе, дочка. Захар за Волчонком пошел. Тот сам рыбачить сбежал в пять утра. Чуть не утонул.

— Как сбежал? Как чуть не утонул?

Внутри все похолодело и горло перехватило спазмом.

— Вот так и сбежал. Как дети сбегают. Уже все хорошо. Не волнуйся… О нем было кому позаботиться. Время пришло… прощать и долги отдавать.

И спокойно дальше белье развешивает. Ни одного слова не понять, что она там себе бормочет. Какое прощение, если мой сын чуть не утонул? И меня от паники затошнило. Я мчалась к речке, как сумасшедшая, босиком через кусты, между деревьями. В каком-то адском ужасе. Не знаю почему мне стало так страшно… Выбежала на берег и увидела, как Захар сжимает в объятиях Гришу, как раскачивается с ним, сидя в песке и удерживая его прямо перед собой. Словно всматриваясь в его лицо… Только зачем? Если он все равно его не видит… а вдруг Гриша…

Бросилась к ним, упала на колени, всматриваясь в перепуганные глаза сына. Живой, заплаканный, все еще кашляет. Мокрый весь, тина к волосам прилипла. Я хотела его к себе прижать, выхватить у Захара, но тот не дал.

— Что? Что случилось? — глажу мокрые волосы Гриши и чувствую, как отпускает занемевшие конечности, как накрывает облегчением.

— Я больше не будуууу, мамочка… я хотел сам… я… хотел лыбу поймать сам.

— Я его вижу, — прошептал едва слышно Захар, — вижу его лицо. Мутно, блекло, но вижу. Я думал мне кажется… но я вижу. Одним глазом вижу его… ПОНИМАЕШЬ? ВИЖУ ЕГО!

Мы оба замолчали, а Захар вдруг резко повернулся ко мне и впервые за все это время вцепился взглядом мне в лицо. Не сквозь меня, не в пространство, а в мое лицо.

— И тебя… вижу тебя, Девочкааааа. Проклятье! Ты слышишь?! Я тебя вижуууууу!

КОНЕЦ ДИЛОГИИ