Другой край мира (СИ) - Иолич Ася. Страница 31

– Кирья, ты пришла переодеться? – Конда улыбнулся, обнажая ровные зубы. – Тебе нравится мой наряд?

Она кивнула, с восторгом глядя ему прямо в глаза, и он сразу же перенял её выражение лица.

– Признаться честно, я сам в восторге от него. Эта ткань тебе тоже незнакома? Это бархат. Камзолы часто шьют из него.

– Это называется камзол?

– Да. Это мой костюм для совершения сделок. Он производит впечатление.

Аяна хотела сказать, что он сам производит гораздо большее впечатление, и не решилась, но её взгляд, по-видимому, без слов говорил то же самое, и Конда почему-то немного смутился.

– Кирья Аяна, а какой у тебя праздничный наряд?

Аяна опустила плечи и сокрушённо вздохнула.

– У меня его нет, – с позором призналась она, дочь олем ткацкого и швейного двора и второй самой искусной после олем Ораи вышивальщицы. – У меня нет праздничного наряда.

– Это связано с какими-то вашими обычаями? - удивился Конда.

– Нет. Просто я выросла из старого, а потом мама носила братика, и нам было не до праздников. Вся остальная одежда у меня тоже детская. У меня нет взрослого платья, а сестра вечно говорит, что я ещё девчонка.

– Я придумаю, что с этим можно сделать, кирья.Ты украшаешь собой этот обычный наряд, так как же ты засияешь в праздничном!

– Для начала мне надо хотя бы причесаться и переодеться в чистое, – смутилась Аяна. – Ты подождёшь меня?

– Да, конечно, кирья. Всё равно Воло придёт позже.

Она сбегала в свою комнату и лихорадочно рылась в сундуке, проклиная свою любовь к удобным коротким вещам. Потом она остановилась, вздохнула, вынула свою вышитую рубашку и зелёные полотняные штаны, которые были чуть длиннее остальных, надела их и покрутилась перед зеркалом. Этот наряд, по крайней мере, составлял не такую вопиющую противоположность изящному наряду Конды, как её обычные куцые рубашки и голые ноги в царапинах и синяках. Она постаралась как можно изящнее уложить волосы, накинула длинную куртку с отвязывающимися рукавами и выбежала во двор.

Конда одобрительно наклонил голову, когда увидел её.

– Кирья Аяна, разреши предложить тебе руку.

Она посмотрела на него с любопытством, и он пояснил:

– У нас не принято, чтобы кирья прикасалась к мужчине, так же, как и ему не следует прикасаться к ней. Чтобы это стало возможно, нужно произнести специальные вежливые фразы.

Она бросила мимолётный взгляд на подворотню, рядом с которой они стояли. Какие вежливые фразы сказал Миир, прежде чем кинулся на Нэни? Или это она сказала?

– И как девушка должна ответить?

– Если она хочет, чтобы он вёл её, она даёт руку. Если же не хочет, она не протягивает руку.

– И что дальше? Он берёт её за руку?

Конда смеялся.

– Нет, он подаёт ей локоть, а она кладёт руку вот так, и следует за ним.

Он взял её руку и положил на свой локоть. Прикосновение его пальцев обожгло её. Она вздрогнула.

– Что с тобой, кирья? Тебе неудобно?

Она помотала головой, ощущая пальцами мягкий бархат его камзола.

– Просто это необычно. У нас ходят под руку или держатся за руки.

– У нас тоже. Но на... праздниках положено делать так.

– Не очень удобно так идти, – сказала Аяна, забирая руку, когда они вышли из подворотни.

– Это правда, – признался он. – Я и сам так думаю.

Они рассмеялись. Но Аяна вдруг вспомнила кое-что, и её как будто окатили холодной водой.

– Конда, – сказала она таким голосом, что он остановился. – У вас правда отрубают уши тому, кто остался наедине с девушкой? 

Он вздохнул.

– Понимаешь, кирья, я читал наши старые книги и сделал некоторые выводы, – начал он издалека. – В незапамятные времена весь мир после пришествия дракона лежал в смуте, и люди потеряли всё, на чём строилась их жизнь. Когда мир дружелюбен, довольно легко так же быть дружелюбным и мягким, но в смутные времена выживет скорее тот, у кого острые когти и большие зубы. Люди потеряли опору в жизни, у них был выбор — совесть и смерть или жестокость и жизнь. И, чтобы всё же дать возможность выжить тем, кто выбирал совесть, вожди вводили жестокие законы. Ты вряд ли отпугнёшь волка хворостиной. А волками тогда стали многие.

Он потёр переносицу и снова вздохнул.

– Прошло достаточно времени, чтобы мир изменился и стал дружелюбнее. Он остаётся таким уже очень, очень долго. Даже чересчур долго, как полагают некоторые. Но законы, которые помогали выживать долгое время, невозможно вот так просто взять и забыть. Надеюсь, они когда-нибудь наконец канут в небытие. Да, кирья, – посмотрел он на неё. – этот зверский обычай всё ещё жив, но он доживает последние дни, и распространён он в основном лишь в отдалённых краях страны. Образованные люди соблюдают эту традицию формально, и тот, кого поймали, отделывается штрафом или женится.

Аяна не знала некоторых слов, но в целом ей было всё понятно.

– То есть, если бы тебя застали с девушкой, то не стали бы калечить?

Он подумал и ответил честно:

– Меня – нет.

– А что значит «не хватает денег на свадьбу»?

Он посмотрел на неё с весёлым недоумением.

– Кирья, у тебя много вопросов, на которые я не смогу ответить тебе коротко. Давай лучше пока пойдём веселиться. Для вопросов мы ещё найдём время, а этот праздник — только сегодня.

Люди постепенно собирались около столов, оживлённо переговариваясь, смеясь и поздравляя друг друга, подходили с подарками к Нэни и Мииру, которые сидели в центре стола, и девушки строили глазки парням, соседи обсуждали общие дела, малыши играли в догонялки с друзьями. Аяна поискала глазами Тили и не нашла.

– Ты можешь пока сесть за стол, – сказала она Конде. – Займи место для Воло. И для Ретоса, если он придёт.

– Должен прийти. Я звал его. Кир Або сказал, что можно. Кирья, а на праздник может прийти любой, кто пожелает?

– Да. Когда младшая дочь арем Тосса выходила замуж в верхнюю деревню, во дворе не было места. А праздник проходил на западном дворе. Он огромный. А еще послезавтра и до конца недели будут проходить праздники на других дворах, и в верхней деревне, и ты, в общем-то, можешь прийти и туда, если захочешь. Некоторые так и делают – ходят все эти дни с праздника на праздник.

Краем глаза она заметила огненно-рыжую шевелюру, мелькнувшую среди гостей.

– Конда, а кто этот человек из вашей команды, такой, рыжий?

– А-а, тебя тоже впечатлили его волосы? Он...

– Конда, – сказал подошедший из-за её спины Воло, опуская ладонь на плечо друга. – Надо поговорить. Это по делу. Извини нас, кирья.

Они ушли, и Аяна пошла искать знакомых. Цветные рубашки, кафтаны и куртки вертелись вокруг неё, негромкая музыка, смех и обрывки разговоров, запахи дерева, сена, пота, еды, дыма и ароматных масел со всех сторон тянулись к ней. Аяна зажмурилась с удовольствием – праздник окружал её со всех сторон, и она была частью этого радостного мира.

Становилось всё более шумно, где-то, не унимаясь, лаяла собака. Арем Тосс поднялся и поднял рог. Те, кто стоял ближе, со смехом зажали уши, и он подул в рог, произведя хриплый негромкий звук. Он заглянул в рог с другого конца, потом подозвал Алгара и отдал рог ему, разведя руками. Алгар рассмеялся и поднес рог к губам.

В горах этот звук дробился на осколки эха и блуждал по долине, отталкиваясь от скал и затухая к морю. В деревне же, посреди общего двора, он звучал иначе — не так вольно и обширно, но, тем не менее, разносился далеко. Все пришедшие повернулись к арем Тоссу, а в подворотне возникла небольшая толчея из тех, кого звук рога застал снаружи.

Арем Тосс кивнул Алгару, и тот унёс рог прочь. Потом он прокашлялся и торжественно произнёс:

– Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать союз Нэни, дочери Або и Лали, и Миира, сына Салдо и Велави. Подтверждаете ли вы своё намерение принадлежать друг другу?

Нэни и Миир согласно кивнули, и Арем Тосс достал из-за пазухи широкую красную ленту. Аяна помнила, как прошлой зимой они красили такие в мастерской, а она потом развешивала их на улице, и алые ленты трепетали и бились на ветру над белыми сугробами.