Другой край мира (СИ) - Иолич Ася. Страница 33

– Что он хотел? – спросила Тили, показывая глазами на удаляющуюся спину Воло.

– Поздравил Нэни и сказал что-то про то, что отец, наверное, рад. Он, как всегда, такой занудный!

Они смеялись и болтали, пока кто-то из парней не вынес во двор большой короб и не окликнул Миира. Тот обернулся и кивнул, потом повернулся к Нэни, она тоже кивнула, и они вместе взялись за концы красной ленты и одновременно потянули. Красная полоска соскользнула с их запястий, и Миир аккуратно свернул её и отдал Нэни.

Он взял короб, вынул оттуда большой ладо и тихонько проверил строй. Разговоры за столом и вокруг стали постепенно стихать, и Миир сыграл пару переборов. Мгновение он как будто размышлял, какая песня будет первой спета в их союзе, потом поднял глаза на Нэни.

Время течёт, как река, и уносит года,

Листьями падают в воду реки мои дни

Милая, будешь ли рядом со мною всегда?

Если согласна, мне на ухо тихо шепни.

Месяц за месяцем в небе встают две луны,

Время вплетёт мне в виски серебро их лучей.

Красною лентой две жизни теперь сплетены

В чистую кипу листов наших дней и ночей.

Наши ладони мы соединим в переплёт

Строчками жизней своих заполняя листы

Милая, слышишь, как время незримо течёт?

За руку вместе пойдём вдоль реки — я и ты.

Время истает, как тонкий осенний туман,

Срок нам придёт раствориться в извечной тени.

Милая, будешь ли рядом со мною всегда?

Если согласна, то молча в глаза мне взгляни.

Аяна несколько раз слышала, как Миир играл на большом ладо. Это было давно, в учебном доме, когда арем Дар позвал Миира, чтобы всю неделю читать сказания под его аккомпанемент. У них вышло неплохо: арем Дар выбрал певучие сказания про море и луны, и Миир тихонько перебирал струны, подстраиваясь под ритм рассказа. Но сегодня он играл и пел совсем по-другому. Спетая им песня, строго говоря, не была праздничной, и Аяна скорее ожидала, что он выберет что-то более весёлое. Но в его исполнении она прозвучала не как тоска по уходящей молодости. Она была как напоминание о том, что страницы жизни когда-нибудь будут исписаны до конца, и нужно постараться, чтобы не жалеть о пропущенных мгновениях, когда придёт время закрывать книгу.

Всё время, пока Миир пел, он не сводил глаз с Нэни, а она — с него, и напряжение, возникшее между ними, и дрожащее, как натянутая струна, смутило и Аяну, и многих других.

– Это было очень... откровенно, – сказала Тили. – Никогда не думала, что эту песню можно спеть так.

Она подняла глаза на Коде и встретила его взгляд, тёмный, тревожный, мятущийся. Потом повернулась к Ани, но та держала за руку Анкана, а он уткнулся носом в её висок и молча стоял так.

Она растерянно посмотрела на Аяну, но и та тоже была погружена в свои мысли.

Тили вздохнула. Её душа была растревожена струнами ладо, словами песни и чувственным голосом Миира.

– Коде, ты что, плачешь? – Она вдруг заметила, что у него слёзы на глазах. – Пойдём, ты сядешь где-нибудь.

Она увела его в одну из мастерских, немного опасаясь, что их заметит кто-то из соседей. Но никто не смотрел, и она усадила Коде на стул в углу.

Он закрыл руками лицо и сидел так какое-то время, а потом притянул её к себе и крепко обнял. Их глаза, пока он сидел, были почти на одном уровне, и Тили отстранилась и внимательно посмотрела на него.

– Коде, ну чего ты... – но он вдруг схватил её и стал целовать, так яростно и безудержно, что она сначала испугалась.

– Коде, нас увидят, – прошептала она, разгорячённая его страстью.

– Я хочу быть твоим, и чтобы ты была моей. Тили, я хочу быть твоим, пока мы не уйдем в тень навсегда. Я хочу быть с тобой каждый день, пока мои дни не закончатся.

У Тили слёзы подступали к глазам. Она чувствовала то же самое, поэтому не хотела, чтобы Коде так мучился.

– Коде! У нас с тобой впереди тысячи дней и ночей... Я твоя, и ты мой! Перестань плакать, а то я тоже разрыдаюсь!

– Я не плачу, Тили, – сказал Коде. – Просто глаза режет. Злая песня. Злой Миир. Если ты не придёшь сегодня, я сам приду к тебе.

– Я приду, Коде! – улыбнулась она. – Я уйду из дома поздно, когда все лягут спать, и меня не хватятся, а если я с утра задержусь, то скажу, что уходила ещё до рассвета. И это даже не будет ложью.

Он погладил большим пальцем её веснушки и снова поцеловал, и она улыбнулась ему и ушла к столам.

Аяна видела, как Коде расстроила песня, а Тили, как всегда, бросилась его утешать. Это было в порядке вещей, и она не обратила на них особого внимания. Её беспокоило то, что происходило в её собственной душе. Песня была ей знакома, и Аяна слышала, как её пели на общих дворах за работой, но никогда эти строчки не тревожили в ней каких-то чувств, просто вызывали мимолётную грусть. Теперь же ей было немного не по себе от той тёмной глубины, которую приоткрыли в душе струны ладо.

На улице темнело, и на верёвки, натянутые над двором, начали вешать фонари со стеклянными колпаками. И она, и Тили с детства очень любили, когда двор был освещён такими гирляндами. Миир уже убрал ладо, и другие музыканты доставали флейты сао и обычные, малые ладо, трещотки, окарины, гудки и бубны. Они забрались на телеги, стоявшие в углу двора, и начали негромко наигрывать заводной мотив. Из мастерских и из-за стола вставали мужчины и женщины и подходили к телегам, одобрительно хлопая и подбадривая, музыкантам подносили кружки с мёдом, и постепенно музыка становилась громче. Кто-то начал притопывать, кто-то похлопывал рукой по бёдрам.

– Пойдем танцевать, Айи! – налетел на неё откуда-то Алгар, хватая за руки, увлекая на площадку в центре двора, окружённую столами. – Пойдём!

Она рассмеялась, и тёмная глубина отступила. Глаза Алгара блестели, кода он вывел её в самый центр, и одновременно с тем, как музыканты в полную силу заиграли, хлопнул руками, делая первый шаг танца.

Её увлекла музыка. Аяна кружилась, останавливаясь и перехлопываясь с ним в ладоши, и её взгляд выхватывал из толпы танцующих рядом и стоящих поодаль знакомые лица, радостные и счастливые. Начался следующий танец, Алгар не отпустил её, и она танцевала с ним, Ани и Анканом, они менялись парами, собирались вместе и подпрыгивали, снова хлопая, а за этим был ещё один танец, в котором нужно было пробегать под поднятыми руками других пар. Она давно скинула куртку, лицо разрумянилось. Взгляд то и дело натыкался на Коде, который возвышался над всеми танцующими, и её это смешило, а музыка вела вперёд, вперёд, ритмично и игриво, и фонари над головой плясали, когда она откидывала голову назад.

Музыканты устали, и мелодия стала более плавной и спокойной. Алгар вытянул её из толпы танцующих.

– Ужасно хочу пить! Налить тебе воды? Или мёда? – спросил он. – Иди сюда, тут родниковая вода.

Он поманил её в мастерскую и вынес из темноты кувшин холодной воды.

– Тут нет кружки, – сказала Аяна, смеясь. – Я боюсь облиться.

– А я бы сейчас искупался, – сказал он, взял кувшин и, налив воды себе на ладонь, умылся. – Прямо в море бы поплавал или в реке, жаль только, холодно уже. Ох, хорошо!

Аяна протянула руки, и он плеснул ей в ладони холодной воды. Она тоже умылась, и, смеясь и отфыркиваясь, вытерла лицо подолом рубахи.

– Сейчас принесу кружку, – он исчез в темноте и вернулся с двумя кружками.

– Ты налил себе мёд?

– Да. Ты по запаху догадалась?

– Да, – рассмеялась Аяна. – ты не захмелеешь?

– С него разве захмелеешь? – удивился Алгар. – Мне же его нужно бочку выпить, чтоб захмелеть! Это же не то варево олем Нети, которым она раны поливает. Там от одного запаха уже ноги подкашиваются.

Она выпила две кружки холодной воды и собиралась вернуться к танцующим, но он внезапно перегородил ей дорогу рукой.

– Айи, послушай, подожди. Тебе понравился мой подарок?

– Пяльцы? Да, очень. Я не успела их опробовать, но, мне кажется, они очень удобные. Спасибо. Алгар, пойдём танцевать! – рассмеялась она. – Алгар, пойдём же!