Капойо (СИ) - Иолич Ася. Страница 52

- Лежи, лежи, - сказала она, отодвигая с шеи высохший травяной ошейник и пытаясь почесать под ним, но кот поднялся на ноги и потянулся, выгибая спину дугой, потом в два прыжка скакнул по кровати и тёмным пятном прочертил дугу за перила, в арку.

Аяна с сожалением глянула ему вслед.

- Эх, ты, - с укором прошептала она. - Бродяжья твоя душа!

Она подошла к Кимату, вспоминая, как вечером они строили из камешков пирамидки, похожие на камни пути хасэ. Пирамидки Аяны, к сожалению, разваливались, и их камешки рассыпались по булыжникам двора, звонко отскакивая. Кидемта, которая тогда как раз уходила домой, с улыбкой сказала, что в бухтах залива есть много плоской гальки, обкатанной морем. Она сказала, что брат приносил ей эти камешки, а потом они строили из них замки, как у крейта, и скрепляли гальку глиной.

Аяна вспомнила, что видела подобные ограды в Фадо, только там гладкие серые камни были скреплены не глиной, а строительным раствором. Да, галька, несомненно, будет удобнее обычных камешков.

Она быстро оделась, поцеловала Кимата в щёку и любовалась, как он спит, подложив руку под голову и сопя маленьким носом.

- Ты уже уходишь? Так рано? - удивилась Кидемта, месившая тесто рядом с Садором.

- Да. Хочу набрать гальки. Помнишь?

- Да, - улыбнулась Кидемта. - Конечно.

Мальчик на конюшне Перулла смотрел на неё хмуро.

- Дай угадаю, - сказала она голосом Анвера. - Ташта опять кого-то грыз.

- Да. То есть не совсем. Он пытался. Не дотянулся. Меня ночью не было, мне это сказали. Севас, говорят, твоя сестра украла кота.

Аяна уставилась на него выпученными глазами.

- Что? - спросила она, забыв про голос.

- Кариемелинта приходил. Он увидел своего сбежавшего кота на улице и пошёл за ним. Кот убежал во дворы. Кариемелинта стал спрашивать. Ему сказали, что его кот там. У Иллиры. Севас, скажи сестре, чтоб вернула. Иначе в покраже обвинят. О Черилле пойдут слухи.

Аяна хлопала глазами. Получается, у Ишке всё это время был хозяин? И он всё это время жил где-то рядом?

- Он его раньше не искал? - спросила Аяна. - Почему?

- Что у тебя с голосом? Я так понял, что не искал. Он его уже видел. Но думал, что тот больной. И плешивый. Севас, пусть она его вернёт. Я так понял, что он дорогой какой-то. И кота отберут, и штраф сдерут. И слухи пойдут. Он того не стоит.

Аяна ехала, пылая негодованием. Отощавший, блохастый Ишке, значит, ему не годился! Чёртов Кари... мите.. Клятое имя! А блестящий, здоровый сытый котик, значит, снова его!

Она доехала до бухточки под скалой склепов, постепенно остывая, и привязала Ташту у дерева.

- Не шали, - сказала она. - Не надо никого кусать!

Рубашка упала на валун вслед за костюмом и гребнями, несколько торопливых шагов – и слегка прохладная утренняя вода приняла её в свои объятия. Волны были небольшие, они наползали на берег с шорохом, не замолкая, слегка сдвигая самые мелкие камешки, и те укладывались блестящей рябой мозаикой, каждый раз немного по-другому. Аяна лежала, раскинув руки, на поверхности этой прохлады, и глядела в небо, серое, плотное, на фоне которого сероватые чайки казались белыми, как снег кажется белее на тёмном склоне горы. Покачиваясь на воде, она лежала, не думая ни о чём, будто все мысли растворились в солёной воде, только иногда приходил на ум наглый бывший хозяин Ишке.

Отсюда, если приподнять голову, из-за деревьев было видно только один небольшой отрезок тропы, ведущей к захоронениям. Аяна посматривала туда, но скоро успокоилась, решив, что Ташта в любом случае отпугнёт того, кто, волею судьбы оказавшись в этот час шатающимся без дела именно в этой точке широкого прекрасного Арная, решит вдруг подойти поближе и подсмотреть.

Наконец она почувствовала, что слегка замерзает. Толща воды манила, и она набрала воздуха и нырнула так глубоко, как только могла, и снова увидела дно, большие валуны на нём, в прохладной тёмной глубине. Вынырнув, она повернулась, глядя вдаль, от берега. Аяна отплыла не так далеко, но, если бы она взлетела, подобно чайке, над этой бухтой, поднимаясь выше, выше, к облакам, то это расстояние от берега казалось бы уж совсем ничтожным по сравнению с тем, какое она прошла, добираясь сюда, в эту маленькую бухточку, чьи берега были похожи на лепёшку, от которой откусил Конда.

Полотенца, конечно, не хватило, чтобы вытереться досуха, но, по крайней мере, сапоги Аяна натягивала на почти сухие ноги. Она набрала пару горстей гальки в сумку и встряхнула её, смещая гальку ко дну.

- Иди сюда, Ташта, - сказала она, поднимаясь по склону. - Мой хороший, иди сюда.

Он вытянул шею, подставляя голову для почёсывания.

- Что ж ты такой кусачий, - посетовала она, запрыгивая на него с большого валуна, будто нарочно для этого лежавшего у дороги. - Тебя разве обижает кто? Почему ты до сих пор пытаешься всех погрызть? Ведь два года уже прошло, а ты всё кидаешься.

Ташта не ответил, как всегда, но это и не было нужно. Как-то раз мама сказала ей, что, разговаривая с Рафу, обращается скорее к себе, и Аяна с улыбкой согласилась. Это было правдой. Такие разговоры приводили мысли в порядок, и Аяна не раз замечала за другими эту же привычку. Кир Эрке, к примеру, так разговаривал с Кортасом.

Лучше бы кир Эрке разговаривал с дочерью! Аяна стиснула зубы. Надо попробовать договориться с ним. Сказать что-то правильное и важное, что сломает эту стену непонимания, заставит его обратить внимание на то, что чувствует его дочь.

- Почему твой брат просто бросает его за стеной? - в очередной раз спросил Томилл, когда Аяна, пряча под платьем удобные штаны и сапоги, заводила Ташту в боковые ворота.

- Если честно, мой брат очень странный, - призналась Аяна. - Я сама иногда не понимаю, что он делает.

Гелиэр завтракала на женской половине, за небольшим столом. Аяна смотрела, как она отпивает холодный ачте из небольшой светлой чашечки и ложкой ест яйцо с оранжевым желтком, жидким в самой серединке.

Она молчала, опустив глаза. Аяна легла подбородком на стол, и Гелиэр покосилась на неё.

- Я делаю много из того, что кирьи и капойо делать не должны, - сказала Аяна. - И то, как я сижу – не самое страшное. Гели, ты умеешь плавать?

Гелиэр грустно покачала головой.

- Девочкам не нужно плавать. И в платьях не поплаваешь.

- Платье можно снять. И плавать, например... в рубашке. Да. В рубашке или сорочке.

- Это неприлично. Аяна, ты же понимаешь...

- Понимаю. И пытаюсь тебя отвлечь.

- Четыре дня.

- Пять, если считать сегодня, Гели. Пока пять.

- Ты завтракала?

- Я не хочу.

- Ты стала очень худой, Аяна. Платья болтаются на тебе.

- Кирья Эрке, - сказала Саорин, заглядывая к ним. - Кир Эрке ждёт тебя.

Гелиэр резко встала, чуть не роняя стул, и схватилась за живот.

- Пойдём, - сказала Аяна, вставая. - Я провожу тебя.

У дверей Саорин покачала головой, глядя на Аяну.

- Он звал только её, - прошептала она.

Они ждали, переглядываясь. Аяна боролась с желанием прислониться ухом к двери комнаты Алмана.

Гелиэр вышла, закусив губу, и помотала головой, глядя на Аяну.

- Он предложил мне выбор, - сказала она бесцветным голосом. - Их теперь трое. Аяна, где они могли узнать обо мне?

- Очень просто, - сказала Саорин.

- Это их камьеры, - кивнула Аяна, осенённая неожиданным пониманием, и переглянулась с Саорин.

- Илойте! - одновременно сказали они.

- Он наверняка наплёл друзьям про тебя, Гели. А те – своим кирио.

- Но они даже не видели меня!

Аяна замолчала. Саорин пожала плечами.

- Я не понимаю, - сказала Аяна. - Может, в парке? С какой же скоростью распространяются тут слухи и сведения?

- С ужасающей, - сказала Саорин. - Стоит чихнуть в доме Иритен, тебе желают здоровья в доме Ават. - Она показала в две разные стороны. - Ну, конечно, это не касается самых верхних домов. Они только слушают. Редко сплетни распускают. Там всё очень строго. Хотя, если хорошо слушать, всегда услышишь. Ладно, я пойду.