Пай-девочка - Королева Мария. Страница 43
— Мне на Генчика тоже наплевать. — Она усмехнулась и выбросила недокуренную сигарету в окно. — Это не мой тип мужчины. Мне никогда не нравились такие, женоподобные.
— Он не женоподобный! — возмутилась я, вспомнив волевой подбородок и мускулистый торс Генчика.
— Я не буду с тобой спорить, Настя. Если ты хочешь знать правду, я скажу. Я сделала это из-за тебя. Чтобы тебя понять. Это был жест отчаяния.
— Ни фига себе отчаяние! — вырвалось у меня.
— Да. Казалось бы, я добилась, чего хотела. Наконец ты посмотрела на меня, как на человека, которого можно любить.
— Юка, да я всегда тебя любила, я же восхищалась тобой!
— Я имею в виду не такую любовь. Ты понимаешь… И все равно я знала, что это ненадолго. Ты была со мной не потому, что горела от страсти, а просто от скуки. Ты бы выписалась из больницы, нашла себе мужика и бросила бы меня опять. Как ты бросила меня, когда связалась с мерзким Генчиком. Тебе меня не было жалко? Разве ты не видела, как мне плохо?
— Юка, ты мне никогда не говорила… Да ты сама сколько раз бросала меня… И у тебя была своя насыщенная жизнь… То к любовнику в Париж улетала, то уезжала в свой загородный дом…
Я была так потрясена, что мои мысли путались, и я не могла оформить их словами.
А Юка села на стул и расхохоталась.
У неё был заразительный, заводной смех. Посмотри на нас кто со стороны, точно бы решили, что две подружки развлекаются, рассказывая друг другу забавные непристойности.
— Ну, ты совсем дура… — сквозь смех говорила она, — даже от тебя я такого не ожидала…
Я хлопнула ладонью по столу. Как ни странно, это подействовало. Юка мгновенно перестала смеяться, как будто у неё вдруг села батарейка.
— У меня нет никаких любовников, — дружелюбно сказала Юка, глядя в окно.
— То есть как? А на конкурсе красоты…
— Не напоминай мне про этот дурацкий конкурс красоты!
— И тем не менее, на конкурсе красоты за нашим столиком сидел телеведущий, и я думала, что он с тобой…
— Ну и что? я с ним там и познакомилась. И потом мы трахнулись. Больше он не позвонил.
Обычная история. А загородного дома у меня тоже нет. И в Париже я ни разу в жизни не была. Откуда у меня деньги на Париж? Мне еле-еле хватает на то, чтобы выглядеть прилично!
— Но зачем ты тогда про всё это рассказывала?
— Чтобы на тебя, дуру, впечатление произвести.
Юка зябко поежилась, потом подняла с пола свою шубку и набросила её на плечи. Мех у воротника был немного грязным.
— А ты думаешь, с чего я с тобой общалась? — насмешливо поинтересовалась она. — С чего ты мне вообще сдалась?
— Ну, не знаю, Юка. А почему люди общаются.
— Но мы с тобой совершенно разные. Неужели ты никогда не замечала?
— Противоположности притягиваются, — буркнула я.
— Вот именно. — Юка опять рассмеялась, и мне захотелось зашвырнуть в неё подушкой, а лучше чем-нибудь потяжелее. — Я тебя увидела в том туалете, на презентации, и ты показалась мне смешной. Нелепая девчонка, некрасивая, зажатая, которая уставилась на меня с таким восхищением!
— Ничего я на тебя не уставилась, покраснела я.
Хотя она была права. Я прекрасно помню тот вечер. Юка показалась мне прекрасной, как богиня. К тому же она была именно такой, какой всегда хотелось быть мне. Раскованной, смелой, красивой, отчаянной. И было в её глазах что-то… Не знаю, как объяснить, но, наверное, именно это и называется харизмой.
— Сама знаешь, что уставилась, — беззлобно повторила она. — Я увела тебя оттуда ради забавы. У меня были и подружки, и любовницы. Знаешь, я ведь давно не интересуюсь мужчинами. От мужчин один вред, — усмехнулась она.
Я молчала.
— Но все мои подружки и любовницы были такими же, как я. Смазливыми, иногда даже красивыми. Честолюбивыми, жадными до удовольствий, в меру стервозными.
— Не в меру, — тихо сказала я, но она пропустила мою реплику мимо ушей.
— Но такой вот серой мышки, такой паиньки, как ты, не было никогда. И я ради интереса решила с тобой пообщаться. Тобой было так легко управлять. Ты как пластилиновая. Как марионетка. Пай-девочка…
— Я не пай-девочка.
— Даже сейчас ты ведёшь себя как пай-девочка. Другая на твоём месте давно бы мне по роже дала.
Я представила себе, как я размахиваюсь и со всей силы бью её кулаком в нос. Юка кричит, из носа хлещет кровь, потом она плачет, потом приходят врачи и её уводят.
Представленная картина мне понравилась. Но Юка права, я никогда не смогла бы так поступить.
— А потом… Потом я поняла, что твоё обожание не на меня направлено.
— Юка, ты хотя бы понимаешь, о чём ты говоришь?
— А что, я не права? Тебе хотелось измениться с моей помощью. Ты всегда мне подражала. Перенимала у меня лучшее, так что даже нас люди начали путать. Думаешь, мне это нравилось? Но я тебе это позволяла. Хотя я понимала, что ты вовсе не любишь меня, просто хочешь быть на меня похожей.
— Да какая разница?
— Большая. Я тебе нужна только в качестве объекта для подражания. А сама по себе — нет. Плевать ты на меня хотела.
В тот момент у неё был такой трагический вид, что я чуть было не бросилась её утешать. Как это было обычно. Юкочка, любимая, да мы с тобой, да тебя никогда не брошу, прорвёмся старушка. И прочий бред. Но потом сказала себе — стоп, пай-девочка. Это не та Юка, которую ты якобы, сама о том не подозревая, больно обидела. Это не та Юка, которая называла тебя красавицей целовала тебя под одеялом. Это не та Юка, которая подарила тебе туфли на каблуках.
Это та Юка, которая переспала с самым красивым на свете мужчиной, а тебе об этом не сказала. Это та Юка, которая полгода тебя обманывала. Это та Юка, которая в тебя ни капельки не верит.
И я промолчала.
— Чего я только не делала, чтобы привлечь твоё внимание — вновь встрепенулась Юка. — Я и помочь тебе пыталась. Сделать из тебя женщину. Кто бы знал, как я ревновала, когда ты подцепила этого зазнайку Генчика! И кто бы знал, как волновалась я за тебя, когда ты начала прыгать.
— Ты называла меня нелепой коровой, — напомнила я, — ты говорила, что у меня плохая координация движений, поэтому парашютистки из меня не выйдет. Думаешь, мне было приятно все это выслушивать?
— Потому что у тебя и правда плохая координация! — взвилась она. — И парашютистки из тебя не вышло! Быть парашютисткой — это значит уметь принять решение за одну секунду. А ты не прошла проверку первой же экстремальной ситуацией. Любая другая на твоем месте сообразила бы дернуть запаску. А ты долетела до автоматического раскрытия запасного парашюта, да ещё и в обморок упала.
— А все из-за тебя.
— Да мало ли кто мог тебя обидеть?! Нельзя же так… Иногда я шла на экстремальные меры… Лишь бы ты на меня наконец посмотрела.
— Например?
— Помнишь историю с моим избиением, — усмехнулась она, — когда ты явилась ко мне, а у меня — рожа в синяках. Помнишь?
— Ещё бы.
— Так вот. Никакого избиения не было.
— Как это? Хочешь сказать, что ты нарисовала синяки?
— Дура! Я сама себя избила, ясно? Мне хотелось, чтобы ты увидела меня другой! Знаешь, как это было сложно? А ты сама попробуй! слабо, а? Треснуть себе по морде так, чтобы кровь хлынула!
— Что ты несёшь? — отпрянула я.
Юка вскочила со стула. Высокая, худая, нервная! Красное платье плотно обтягивает фигуру. Лифчика на этот раз Юка не надела, под платьем явственно прорисовываются возбужденные соски. Наверное, ей холодно, а может быть, просто разнервничалась.
Юка ещё что-то рассказывала. Сейчас это не важно.
Мне это было не важно. Потому что я вдруг увидела всё — как в кино. Это была самая настоящая галлюцинация.
Я увидела, как бьет себя Юка.
У меня бы не получилось.
Ни у кого бы так не получилось.
Вот как я это видела.
Юка подошла к зеркалу и посмотрела на своё лицо. С самого детства она одновременно любила себя и ненавидела. Иногда она казалась себе красавицей, много красивее топ-моделей и голливудских актрис. А иногда плакать хотелось от собственного уродства — потому что неправильным и нелепым было всё: глаза, губы, нос подбородок, волосы.