Оковы огня. Часть 2 (СИ) - Морн Дмитрий. Страница 32

Выругавшись про себя, он стиснул зубы и прибавил шаг. Приступ приближался. И ему совсем не улыбалось свалиться от судорог посреди пустыни, прямо под кровавое солнце. Тем более, что ему совсем не нравился собирающийся вдалеке за спиной ураган. Хватило обернуться один раз, чтобы увидеть, как бурлят чёрные тучи, как ветер поднимает в воздух чёрный песок. Ещё чуть-чуть и потоки ветра совьются в настоящие торнадо.

С остервенелым упрямством он шагал и шагал, боль и слабость стали прорываться через возведённые барьеры Воли. Дыхание с громким свистом вырывалось изо рта. Теперь ко всему прочему добавилась ещё и жажда. Без воды и еды он мог провести не один день, но кто его знает, как всё обстояло в мире, отрезанном от магии.

Пирамида приближалась. Кровавое солнце за ней палило нещадно. Стоило поднять глаза, как их тут же пронзала боль. Хорошо, что он уже оказался недалеко от границы тени, отбрасываемой огромной пирамидой. Из-за слепящих красных лучей гигантский массив казался ему одной большой горой из тьмы. Он пока не мог различить, из чего сложена пирамида. Одна сплошная чернота. Провёл рукой по бесполезной без магии маске, а как бы сейчас пригодился его главный артефакт. Не успел он даже мысленно разразиться проклятиями, как его сотрясла внезапная пульсация.

Эверард замер на месте. Неужели приступ? Нет, силы ещё есть. Глухой удар сердца в груди отразился эхом вокруг, казалось, запульсировал и воздух, и всё окружающее пространство.

— Что за? — Он закрутил головой, пытаясь понять, что происходит, но новая пульсация прошлась по пространству и по его телу.

Сперва тихая, неспешная пульсация начала ускоряться, нарастать. Эверард решил не медлить: чтобы это ни было, уж лучше сначала найти убежище, чем быстрее встретить свою судьбу. Он зашагал с новой силой, сапоги стальным носками взрезали тёмный песок, который так и норовил покрепче ухватить человека, потревожившего бесконечный покой пустоши.

Солнце обжигало своей краснотой и пронзало болью глаза. Эверард, ругаясь, больше не поднимал головы, а полностью сосредоточился на чёрной земле под ногами. Он не заметил, как от алого светила во все стороны поползли тонкие кровавые нити, точно паутина или сосудистая сеть.

Буря сзади нарастала, и уже доносились завывания ветра. Тень пирамиды теперь накрывала Эверарда своей холодной пеленой, и он с яростным остервенением двигался вперёд, несмотря на прорывающуюся боль и подкашивающую слабость. Нужно быстрее найти вход в эту проклятую громадину.

Сколько прошло времени, он не знал. Часы, дни, недели — он потерял счёт. Разум впал в странное оцепенение, в голове лишь билась мысль о том, что нужно идти, искать вход. Он чувствовал, что находится на грани. Казалось, вот-вот его скрутят судороги, но нет, приступ всё не приходил, маячил почти осязаемой тенью на грани сознания, но отказывался вцепляться в него своей безжалостной хваткой. Между тем пульсация мира вокруг с каждым шагом нарастала, и если бы не отрешённое состояние, то Эверард услышал бы этот оглушающий, свистящий грохот, словно что-то с огромной скоростью и силой прокачивается по массивным клапанам.

Не счесть, сколько раз ему хотелось остановиться, прекратить борьбу и окунуться в спасительное забытье, которое, несомненно, придёт с приступом отката. Избавление начнётся с нестерпимой боли, но вот потом — такой манящий покой и тишина. Соблазн нарастал с каждым шагом, но тем не менее Эверард собирал осколки Воли и продолжал шагать.

Земля содрогнулась от особенно сильного пульсирующего удара, грохот прорвался сквозь пелену, сковавшую разум Эверарда. В груди ударило с такой силой, что заскрежетали рёбра и ослабевшие ноги, в конце концов, подкосились. Он только и успел что выставить руки, дабы не растянуться во весь рост. В голове мелькнула мысль, что пусть он и на грани, но он не свалится, как беспомощный мешок с костьми, нет, пока его сознание с ним, он будет бороться.

Боль пронзала, а слабость душила, Воля таяла стремительно. В ладони и колени впивались песок и камни. Ещё немного, и у него не останется сил ни на что. Он отчаянно замотал головой. Нет, никогда. Слишком много ещё осталось сделать. В памяти снова блеснули изумрудные глаза с золотыми крапинками. Пальцы впились в чёрную землю. Он видел, как потоки воздуха уже шевелят песок прямо под ним. Буря была рядом.

Он не взглянул в ту сторону. Вместо этого с яростью, единственным, что придавало ему сил вот уже долгие годы, повернул голову к стенам пирамиды. Замер на мгновение, и пополз, как и был, на четвереньках, в сторону открывшегося прохода. Песок царапал ладони и пальцы, а камни, как ножи, впивались в колени, но подняться не было сил.

До прохода в стене оставалось меньше ста метров, и тут силы оставили его. Рука подвернулась, и он, ударившись плечом, растянулся на земле. Из груди вырывался протестующий рык. Сознание помутилось, и он уже не помнил точно, кто он и где находится, единственной мыслью оставалось, что он должен добраться до входа. До того черного провала в стене. Эверард впился в него пустым взглядом. Близко, да. Но сил нет. Лучше остаться здесь. Он сделал всё, что мог, а здесь — лёгкий ветер, который так приятно холодит истощённое тело. Что-то зашевелилось в мыслях. Ветер. Песок. Буря. Эверард, сам не понимая зачем, упёрся рукой в землю и подтянул тело вперёд.

Сознание на несколько мгновений прояснилось. Проклятье. Он должен вернуться. От него слишком многое зависит. И так, перебирая руками и ногами, он пополз по-пластунски, как самый обычный солдат, который во чтобы то ни стало должен исполнить свой долг.

Эверард и не заметил, как под ним оказались ровные обтёсанные камни пирамиды, он только мельком почувствовал их холодную твёрдость. Прямо перед ним зиял темнотой проход. Здесь бы и армия строем могла пройти, но сейчас сюда вползал выбившийся из сил, в изодранной одежде, весь в пыли и грязи, человек. С тяжёлым стоном он, наконец-то, втащил своё тело внутрь. Приятная прохлада приветствовала его, глаза слезились, и он не мог рассмотреть ничего вокруг. Эверард просто перевернулся на спину и уставился в полумрак. Снаружи пульс ударил особенно громко, и наступила тишина. Надвигающаяся буря рассеялась.

Безмятежность и спокойствие охватили Эверарда. Он добрался. Справился. Улыбка сама наползла на лицо, отчего иссушенная кожа губ треснула, но он не обратил внимания. Хотелось смеяться от чувства лёгкости, но тут его скрутило от судорог, пронёсшихся по телу. Боль пронзила нещадно, белой волной агонии увлекая его в небытие.

***

— Интересно. Давно у меня не было гостей. — Эхо странного голоса вырвало сознание Эверарда из одурманивающей пустоты. Он распахнул глаза, и голову словно раскололо на части, но он лишь позволили себе поморщиться. Вокруг — сплошная чернота, однако он мог видеть своё тело: оно словно подсвечивалось изнутри, но этот свет будто тонул в окружавшем его чернильном тумане.

Последнее, что он помнил, это массив пирамиды, и сковывающие судороги приступа, но сейчас он не ощущал ни слабости, ни магического истощения, осталась только слабая боль на краю сознания.

Вдруг откуда ни возьмись на него обрушилось невидимое давление, и появилось ощущение, что кто-то рассматривает его пристально, вдумчиво. Он чувствовал себя, как муравей перед взором гиганта.

— Скажи, зачем ты здесь, брат мой? — Снова раздались раскаты громогласного эха. Представлялось, что с ним говорит само пространство: голос звучал со всех сторон.

— Не помню, чтобы у меня был брат, заточённый в замкнутом мире, — Эверард ответил со всем возможным спокойствием.

Раздался вздох, больше похожий на бурю, и Эверарда сдавило ещё сильнее. Казалось, гигант стал присматриваться к нему пристальнее. Герцог чувствовал себя драгоценной диковинкой, попавшейся в руки безумному коллекционеру.

— Не демон, но и не человек. — Невидимый обладатель голоса словно принюхивался. — Не дракон, но и не человек. Не демон, не дракон. Так кто же ты, если не брат мне?

От каждого слова Эверард вздрагивал, он чувствовал, что это существо, кем бы оно ни было, могло забраться ему под кожу, узнать все его потаённые мысли и страхи. И тут, как и всегда, его природа не изменила ему, стоило встретиться со страхом и беспокойством, как внутри вспыхивала ярость и гнев. Гнев на себя, на то, что позволил себе слабость, поддался страху.