Право на ошибку (СИ) - Устинова Юлия "Julia Joe". Страница 17

— Идем в дом, у тебя нос покраснел, — тяну ее за собой. — Сейчас накатим чего-нибудь для тепла. Ты же сегодня никуда не собираешься? — распахиваю дверь перед Полиной.

— Нет.

— Ну вот и отлично. А в воскресенье вместе вернемся в город. Или останемся до понедельника. Или вообще отожмем дачу у твоего брата и поселимся тут.

— Подожди, Тём, — Полина тормозит и осторожно освобождает руку.

— Что еще? — нетерпеливо ее спрашиваю.

— Я влюбилась в тебя сразу. Как девчонка. Представляешь? — признается она.

Я с облегчением выдыхаю и снова беру ее за руку.

— Довлатова, только не обижайся, но ты и есть девчонка.

Полина улыбается, а меня накрывает какое-то фантастическое ощущение собственной силы, и я осознаю, что теперь могу чувствовать глубже, хотеть больше и добиваться чего-то гораздо упорнее, просто потому что я все это могу.

Эпилог

Полина

— Ну? Все нормально? — спрашивает Тёма после того, как я уселась рядом с ним на пассажирское сиденье.

От пережитых эмоций и волнения мое дыхание все ещё неровное.

— Да. Слава богу, — медленно выдыхаю. — Беременность там, где надо. Шесть недель.

— Подожди, — цепенеет Артем. — Мы что… беременны? Как это? Откуда это? Я же не…

— Вообще-то, мы с тобой никак не предохраняемся, — замечаю я, закатывая глаза.

— Но у меня отличная реакция, — он переворачивает бейсболку козырьком назад и оглаживает пальцами свою сексуальную бороду.

— А тогда? — напоминаю мужу о вечере, когда мне вдруг захотелось, чтобы он довёл дело до конца.

— Ты говорила, что у тебя безопасные дни.

— Это не дает сто процентов гарантии. Как и прерванный половой акт. Но я и не думала, что смогу забеременеть вот так просто, с одного раза!

— По-моему, с Федей у нас так и получилось, — усмехается Артём.

— Да! Тогда я сочла это счастливой случайностью! Чудом! А теперь? — растерянно смотрю на него.

— Случайность — частный случай закономерности, — авторитетно заявляет муж.

— Но я все равно не понимаю! — меня охватывает радостный трепет.

— А что тут понимать? У меня очень активные головастики — сплошь перфекционисты и трудоголики, — говоря это, Тёма дергает перед моим носом согнутым указательным пальцем. — Они просто попадают в твою киску и идут делать свою работу.

Я в шутку хмурюсь и шлепаю его по руке.

— Блин, Тёма, хватит! Ты же знаешь, как я не люблю это слово!

— Какое? — невинно хлопает он глазами.

Я трясу головой.

— Не-а. Я не стану его повторять.

— Как тогда я пойму, что мне можно говорить, а что нет, женщина? — озорные огоньки пляшут в его голубых глазах.

— Ты прекрасно знаешь, о каком слове речь.

— Знаю. Иди сюда, — закинув руку мне на плечо, Артём притягивает меня к себе и целует в макушку. — Люблю твою киску. И тебя люблю.

Да боже ты мой.

— Тёма! — снова возмущаюсь я.

— Тише, малого разбудишь. Я его еле ушатал, пришлось кругаля наворачивать по району, — шепчет муж, а потом вздыхает как-то особенно глубоко и взволнованно. — Пупсон, я так рад, ты подаришь мне ещё одного пупса.

Звук его хриплого голоса вызывает у меня улыбку.

— Представляешь?

Я оглядываюсь на сына, спящего в автокресле.

Федору почти два года. Он очень похож на Тёму и мою свекровь — тоже голубоглазый шатен. Ресницы у сына длинные и пушистые, а подбородок такой же основательный, как у папы, рогозинский.

Федей я забеременела сразу же, стоило нам с Артёмом один раз не воспользоваться презервативом. На тот момент мы только начали встречаться, но для меня выбор — рожать или нет, — вообще не стоял. С Рогозиным или без, я очень хотела этого ребенка. Примерно, в такой форме я и сообщила ему о беременности, сказав, что ничего от него не жду и не требую, что со всем справлюсь сама. Тёма потом полдня со мной не разговаривал, а вечером почти в ультимативной форме предложил выйти за него.

Но с браком я не хотела спешить и полностью сосредоточилась на своем интересном и таком долгожданном положении. Я очень боялась, что что-то пойдет не так, донимала всех врачей и перед каждым скринингом готовила себя к самому худшему. Не знаю, как Тёма терпел мои закидоны. Честное слово, я бы сама давно от себя сбежала. Но он не сбежал. И даже каким-то чудом умудрился наладить свое дело. Взяв очередной кредит, Тёма приобрел старую турбазу на берегу реки — несколько железных вагончиков и разваленный причал. Теперь на этом месте осетровая ферма и наш дом. Волжская стерлядь, русский осетр — вот такие у нас домашние животные. Там же проводят мастер-классы от шефа по ухе и блюдам из осетрины.

Шеф — это сам Рогозин.

Мой муж помешан на осетрине, а я помешана на нем.

Поженились мы, когда я была на девятом месяце. Рогозин буквально затащил меня в ЗАГС, заявив, что его сын не может появиться на свет внебрачным. Тогда я не сильно переживала из-за этого факта, поводов для стресса было предостаточно: тазовое предлежание и сильный тонус. Однако рожала я уже будучи Рогозиной.

— Можно, я матери скажу? — спрашивает Тёма. — Вот она офигеет.

Я пожимаю плечами.

— Говори. Что за вопросы?

— В прошлый раз ты боялась, что тебя сглазят, — осторожным тоном произносит Артем.

Боялась.

Назовем вещи своими именами — я была в беременном неадеквате. И больше такой радости мне не надо.

— Хватит, надоело бояться, — говорю я, убеждая то ли себя, то ли мужа. — Все будет хорошо, я уверена.

— Значит мне не придётся бегать по магазинам в поисках детской амуниции из-за того, что ты не хотела ничего покупать заранее? — уточняет Тёма.

— Нет. От Феди столько всего осталось, половину вещей вообще ни разу не надевали.

— А если будет девочка? Ещё неизвестно кто?

— Нет, ещё рано.

— Ну ладно, — протянув руку, Тёма кладёт ладонь на мой живот. — Пусть пока пупс держит интригу.

Я накрываю его ладонь своей и сильнее прижимаю к низу живота.

— И всё-таки, это чудо, Тём!

— Да как скажешь, — улыбается муж. Его глаза становятся влажными. Нет, он не рыдает от счастья, но взгляд у него настолько правильный, что у меня сердце екает от счастья. — Слушай, братан твой звонил, — сообщает он, отводя взгляд. — В баню зовет сегодня. Тебе же можно? Или уже нет? — и вопросительно хмурит брови.

Я закатываю глаза.

— Конечно можно, я же без фанатизма.

Тёма снова внимательно меня разглядывает.

— Мне нравится твой настрой, Пупсон.

Я прислушиваюсь к себе, пытаясь уловить тревожные мысли, которые донимали меня всю прошлую беременность. Но их нет.

— Мне тоже. Поехали. Хочу в баню! — командую я.

Артем

Уже почти стемнело. В воздухе пахнет свежей древесиной и малосольными огурцами. Ну и куда же без осетрины.

После бани мы с Серегой сидим в его новой беседке. Рожи у обоих красные, но довольные.

— Серый, прикинь, у нас скоро будет еще один ребёнок. Я тебя уделал, — говорю ему в порыве чувств.

— Правда? — оживляется разморенный от пара Довлатов. — Клёво, поздравляю! И когда?

— В апреле, — устало вздыхаю я.

— Ты что-то не выглядишь радостным, — он неверно истолковывает мой вздох.

Я просто устал сегодня. Ведь все люди время от времени устают, разве нет?

— Ты погнал? — наезжаю на него. — Да я так рад, что едва не разрыдался в машине, когда она мне сказала, — добавляю для большей убедительности.

— Серьезно? — усмехается Серый.

— Прикинь. Сам в шоке.

— А я реально рыдал, когда Вера родила, — неожиданно заявляет Довлатов. — Прямо там, в родзале, когда мне Ксюшу вручили. И я такой стою, — он вытягивает руки и смотрит на них, — и не понимаю, как могу испытывать столько всего разом к этому маленькому сморщенному незнакомому человеку. Врачи поугорали надо мной. Но мне было пофигу, как это выглядит. Я же дочь родил, — гордо заканчивает друг.

Я не выдерживаю и громко ржу.

— Серег, ну ты даешь! Прям рыдал? Типа плакал?!