Право на ошибку (СИ) - Устинова Юлия "Julia Joe". Страница 17
— Идем в дом, у тебя нос покраснел, — тяну ее за собой. — Сейчас накатим чего-нибудь для тепла. Ты же сегодня никуда не собираешься? — распахиваю дверь перед Полиной.
— Нет.
— Ну вот и отлично. А в воскресенье вместе вернемся в город. Или останемся до понедельника. Или вообще отожмем дачу у твоего брата и поселимся тут.
— Подожди, Тём, — Полина тормозит и осторожно освобождает руку.
— Что еще? — нетерпеливо ее спрашиваю.
— Я влюбилась в тебя сразу. Как девчонка. Представляешь? — признается она.
Я с облегчением выдыхаю и снова беру ее за руку.
— Довлатова, только не обижайся, но ты и есть девчонка.
Полина улыбается, а меня накрывает какое-то фантастическое ощущение собственной силы, и я осознаю, что теперь могу чувствовать глубже, хотеть больше и добиваться чего-то гораздо упорнее, просто потому что я все это могу.
Эпилог
Полина
— Ну? Все нормально? — спрашивает Тёма после того, как я уселась рядом с ним на пассажирское сиденье.
От пережитых эмоций и волнения мое дыхание все ещё неровное.
— Да. Слава богу, — медленно выдыхаю. — Беременность там, где надо. Шесть недель.
— Подожди, — цепенеет Артем. — Мы что… беременны? Как это? Откуда это? Я же не…
— Вообще-то, мы с тобой никак не предохраняемся, — замечаю я, закатывая глаза.
— Но у меня отличная реакция, — он переворачивает бейсболку козырьком назад и оглаживает пальцами свою сексуальную бороду.
— А тогда? — напоминаю мужу о вечере, когда мне вдруг захотелось, чтобы он довёл дело до конца.
— Ты говорила, что у тебя безопасные дни.
— Это не дает сто процентов гарантии. Как и прерванный половой акт. Но я и не думала, что смогу забеременеть вот так просто, с одного раза!
— По-моему, с Федей у нас так и получилось, — усмехается Артём.
— Да! Тогда я сочла это счастливой случайностью! Чудом! А теперь? — растерянно смотрю на него.
— Случайность — частный случай закономерности, — авторитетно заявляет муж.
— Но я все равно не понимаю! — меня охватывает радостный трепет.
— А что тут понимать? У меня очень активные головастики — сплошь перфекционисты и трудоголики, — говоря это, Тёма дергает перед моим носом согнутым указательным пальцем. — Они просто попадают в твою киску и идут делать свою работу.
Я в шутку хмурюсь и шлепаю его по руке.
— Блин, Тёма, хватит! Ты же знаешь, как я не люблю это слово!
— Какое? — невинно хлопает он глазами.
Я трясу головой.
— Не-а. Я не стану его повторять.
— Как тогда я пойму, что мне можно говорить, а что нет, женщина? — озорные огоньки пляшут в его голубых глазах.
— Ты прекрасно знаешь, о каком слове речь.
— Знаю. Иди сюда, — закинув руку мне на плечо, Артём притягивает меня к себе и целует в макушку. — Люблю твою киску. И тебя люблю.
Да боже ты мой.
— Тёма! — снова возмущаюсь я.
— Тише, малого разбудишь. Я его еле ушатал, пришлось кругаля наворачивать по району, — шепчет муж, а потом вздыхает как-то особенно глубоко и взволнованно. — Пупсон, я так рад, ты подаришь мне ещё одного пупса.
Звук его хриплого голоса вызывает у меня улыбку.
— Представляешь?
Я оглядываюсь на сына, спящего в автокресле.
Федору почти два года. Он очень похож на Тёму и мою свекровь — тоже голубоглазый шатен. Ресницы у сына длинные и пушистые, а подбородок такой же основательный, как у папы, рогозинский.
Федей я забеременела сразу же, стоило нам с Артёмом один раз не воспользоваться презервативом. На тот момент мы только начали встречаться, но для меня выбор — рожать или нет, — вообще не стоял. С Рогозиным или без, я очень хотела этого ребенка. Примерно, в такой форме я и сообщила ему о беременности, сказав, что ничего от него не жду и не требую, что со всем справлюсь сама. Тёма потом полдня со мной не разговаривал, а вечером почти в ультимативной форме предложил выйти за него.
Но с браком я не хотела спешить и полностью сосредоточилась на своем интересном и таком долгожданном положении. Я очень боялась, что что-то пойдет не так, донимала всех врачей и перед каждым скринингом готовила себя к самому худшему. Не знаю, как Тёма терпел мои закидоны. Честное слово, я бы сама давно от себя сбежала. Но он не сбежал. И даже каким-то чудом умудрился наладить свое дело. Взяв очередной кредит, Тёма приобрел старую турбазу на берегу реки — несколько железных вагончиков и разваленный причал. Теперь на этом месте осетровая ферма и наш дом. Волжская стерлядь, русский осетр — вот такие у нас домашние животные. Там же проводят мастер-классы от шефа по ухе и блюдам из осетрины.
Шеф — это сам Рогозин.
Мой муж помешан на осетрине, а я помешана на нем.
Поженились мы, когда я была на девятом месяце. Рогозин буквально затащил меня в ЗАГС, заявив, что его сын не может появиться на свет внебрачным. Тогда я не сильно переживала из-за этого факта, поводов для стресса было предостаточно: тазовое предлежание и сильный тонус. Однако рожала я уже будучи Рогозиной.
— Можно, я матери скажу? — спрашивает Тёма. — Вот она офигеет.
Я пожимаю плечами.
— Говори. Что за вопросы?
— В прошлый раз ты боялась, что тебя сглазят, — осторожным тоном произносит Артем.
Боялась.
Назовем вещи своими именами — я была в беременном неадеквате. И больше такой радости мне не надо.
— Хватит, надоело бояться, — говорю я, убеждая то ли себя, то ли мужа. — Все будет хорошо, я уверена.
— Значит мне не придётся бегать по магазинам в поисках детской амуниции из-за того, что ты не хотела ничего покупать заранее? — уточняет Тёма.
— Нет. От Феди столько всего осталось, половину вещей вообще ни разу не надевали.
— А если будет девочка? Ещё неизвестно кто?
— Нет, ещё рано.
— Ну ладно, — протянув руку, Тёма кладёт ладонь на мой живот. — Пусть пока пупс держит интригу.
Я накрываю его ладонь своей и сильнее прижимаю к низу живота.
— И всё-таки, это чудо, Тём!
— Да как скажешь, — улыбается муж. Его глаза становятся влажными. Нет, он не рыдает от счастья, но взгляд у него настолько правильный, что у меня сердце екает от счастья. — Слушай, братан твой звонил, — сообщает он, отводя взгляд. — В баню зовет сегодня. Тебе же можно? Или уже нет? — и вопросительно хмурит брови.
Я закатываю глаза.
— Конечно можно, я же без фанатизма.
Тёма снова внимательно меня разглядывает.
— Мне нравится твой настрой, Пупсон.
Я прислушиваюсь к себе, пытаясь уловить тревожные мысли, которые донимали меня всю прошлую беременность. Но их нет.
— Мне тоже. Поехали. Хочу в баню! — командую я.
Артем
Уже почти стемнело. В воздухе пахнет свежей древесиной и малосольными огурцами. Ну и куда же без осетрины.
После бани мы с Серегой сидим в его новой беседке. Рожи у обоих красные, но довольные.
— Серый, прикинь, у нас скоро будет еще один ребёнок. Я тебя уделал, — говорю ему в порыве чувств.
— Правда? — оживляется разморенный от пара Довлатов. — Клёво, поздравляю! И когда?
— В апреле, — устало вздыхаю я.
— Ты что-то не выглядишь радостным, — он неверно истолковывает мой вздох.
Я просто устал сегодня. Ведь все люди время от времени устают, разве нет?
— Ты погнал? — наезжаю на него. — Да я так рад, что едва не разрыдался в машине, когда она мне сказала, — добавляю для большей убедительности.
— Серьезно? — усмехается Серый.
— Прикинь. Сам в шоке.
— А я реально рыдал, когда Вера родила, — неожиданно заявляет Довлатов. — Прямо там, в родзале, когда мне Ксюшу вручили. И я такой стою, — он вытягивает руки и смотрит на них, — и не понимаю, как могу испытывать столько всего разом к этому маленькому сморщенному незнакомому человеку. Врачи поугорали надо мной. Но мне было пофигу, как это выглядит. Я же дочь родил, — гордо заканчивает друг.
Я не выдерживаю и громко ржу.
— Серег, ну ты даешь! Прям рыдал? Типа плакал?!