Когда настанет время возмездия (СИ) - Ирсс Ирина. Страница 58

Хотя и мой тут же метнувшийся в сторону Алека взгляд красноречиво это доказывает. Любой бы профи смог распознать в этом страх раскрытия, но мне намного важнее сейчас, какая реакция отображается на лице Алека. Он тоже изумлён её словами? Не похоже, скорее, он к ним относительно равнодушен, словно ничего такого ошеломительного и не услышал, хотя и озабоченность просвечивает в напряжённых, выделяющихся скулах. А ещё мне хочется от него хоть какой-то поддержки, чтобы вселить в меня чуть больше решительности отстаивать свою точку зрения, но он её сейчас дать не может. И я понимаю, почему: Алек ни за что не влезет между мной и мамой. Я сама должна поверить в то, что мы безапелляционно правы, что я ни на долю не колеблюсь в победе и что сама действительно хочу участвовать во всей нашей затеи, даже если появляются вот такие аргументы, пытающиеся вселить сомнение.

Тем временем, мама не отступает, идя ещё больше в нападение, завидев за мной нерешительность.

— Ещё раз повторюсь, я очень хорошо знаю Виктора и знаю лидеров ваших старейшин, чтобы понять, что за чем последует. История раз за разом повторяется, эта война длится не какие там жалкие годы, а тысячи лет, — говорит она всё тем же холодным, вызывающим во мне противоречия голосом. Словно и не мама вовсе, а женщина, очень похожая на Софию, что не может не отозвать во мне ещё и раздражения. — Вы не первые, кто думает, что так можно решить проблему. Но правда в том, что эта проблема — не решаема, пока существует хоть одна сторона. Всё, что мы сейчас можем сделать, это пропасть. Так же изощрённо, как мы сделали с твоим отцом в прошлый раз.

Это звучит так самоуверенно, так заносчиво и одновременно так устрашающе, что я никак не могу поверить своим ушам. Не могу поверить, что это говорит моя мама, хотя и множество раз за последнее время убедилась, что на самом деле ничего о ней не знала. Кем она была у Виктора? Ещё одним наследником? Той, кого посвящали в важные дела? Она так много знала всё это время и явно столько же много повидала, что никак не вяжется с образом той утончённой домохозяйки, какой видела всегда её я.

Это… причиняет боль?

Однозначно.

Но мне приходится держаться, чтобы не показать ей, что мной управляют совсем другие сомнения, точно не относящиеся к нашему плану. Пусть она частично и права — нового мы ничего не придумали. Просто “предатель”, который “проведёт” на сей раз на нашей стороне, а не Виктора, который только и делал, что побеждал грязными методами шантажа и манипуляциями.

Однако от колкости уже удержаться не могу.

— Точно так же “изощрённо”, как вы? Это как? Так, что Виктор долгое время знал, где мы, просто подбирал удобный момент? — с интонацией той же издевки, что не так давно была брошена в наш адрес, отзываюсь я, и вижу, как мама тут же напрягается.

Её взглядом можно дробить лёд.

— Лена! — строго и грозно.

Но я в ответ лишь упёрто качаю головой. Не получится на это раз у неё надавить родительской привилегией.

— Нет, — чеканю твёрдо. — Мы бежать точно не собираемся! И это не обсуждается.

Я тут же встаю из-за стола, не дожидаясь, пока маму отпустит ошеломление, и направляюсь наверх. Она пробует меня окликнуть, но я не оборачиваюсь, даже чтобы проверить, идёт ли Алек за мной. Я не жду, что он понесётся за мной, как за обиженной девочкой, понимая, что он с уважением относится к гостеприимству моей матери. Однако не проходит и пары секунд, как слышу слегка извиняющееся:

— Мария, — а после преследующие меня шаги.

До комнаты добираемся молча, но стоит мне пересечь порог и дождаться, когда захлопнется дверь, я тут же оборачиваюсь.

— Ты можешь…

И не договариваю. Неожиданно мои губы встречает пылкий, требовательный поцелуй, от которого голова мигом пустеет. Земля уходит из-под ног, а я моментально теряю связь с реальностью. Меня втягивает в водоворот крышесносных ощущений, от которых хочется буквально расплыться. Твёрдые руки зажимают моё лицо меж ладоней, пальцы взъерошивают волосы, Алек целует меня с каким-то отчаянием и безудержным голодом. Не давая даже как следует глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватает. Становится жарко, не только в воздухе, но и во всём теле. Лёгкие горят, требуя кислорода, но у меня даже и мысли нет от него оторваться. Напротив, прижимаюсь вплотную, обнимая его и желая прочувствовать каждым миллиметром себя его сильное тело. И как всегда моё тело реагирует на его близость взрывом фантастических ощущений.

До дрожи.

До слабости в коленях.

До невообразимого головокружения.

А ещё — до непомерного, болезненного голода.

Который только усиливается, когда Алек ослабляет пылкость, прикусывет мою нижнюю губу, вызывая во мне томный, приглушённый стон. Карие омуты его глаз оказываются прямо напротив моего взгляда, когда я открываю свои глаза, пытаясь чуть прийти в себя.

Всё, что я могу выдавить только шаткое:

— Вау…

Алек улыбается, едва приподнимая уголок губ.

— Сработало? — спрашивает он, чего я совсем не понимаю.

Хмуриться — последнее, что я планировала делать, после такого взрывного поцелуя. Однако именно это и делаю.

— Что?

— Ты больше не злишься, — говорит Алек и снова улыбается.

Только на сей раз победоносно.

Не злюсь? О, любимый, да ты удивишься, в каком я гневе!

— Серьёзно? — возмущаюсь, не веря в услышанное. Чуть толкаю Алека в грудь и тут же отступаю назад. — Ты поцеловал меня только потому что хотел, чтобы я успокоилась?

Но отойти у меня не получается, Алек, точно повторяя моё движение, тут же оказывается рядом, обхватывая мою талию рукой. Его улыбка на губах по-прежнему очень мягкая и манящая. Даже немного добрая, словно он как никогда уверен, что совершил очень благородный поступок. Я упрямлюсь, отворачиваясь от него, но Алек тянет моё лицо обратно, положив большой палец на подбородок.

— Ну же, принцесса, сбавь обороты и перестань быть такой колючей, — призывает он, заглядывая мне в глаза, которыми тут же стреляю в него, стоит нашим взглядам встретиться. — Они твои родители, и это самое нормальное, что они могут делать — заботиться о тебе.

Мне хочется фыркнуть в ответ, но слова Алека не далеки от истины. И хоть я действительно злюсь, разумом понимаю, что такая реакция с их стороны весьма ожидаема. Было бы странно, если бы они отпустили меня, подсказав, с какого хода лучше вторгаться на базу Виктора.

— Я же говорил, что это очень хороший метод, — словно читая мои мысли, заявляет Алек и вскидывает бровями, желая устного подтверждения от меня.

Но я не собираюсь признаваться.

— У нас хороший план, — вместо этого начинаю настаивать я, — и я уверена, что такого от нас точно никто не ждёт.

— А разве я сказал, что наш план плохой?

— А разве помогать маме меня успокоить не говорит о том, что ты на её стороне? — тут же парирую я.

Алек возмущённо кривится, уже собираясь что-то возразить, когда на его лице меняется выражение и оно делается скептическим. Ему, разве что, только не хватает закатить глаза.

— Хотя о чём это я? Переворачивать мои слова — твоё самое любимое занятие.

Звучит так, словно я только это и делаю. Мне очень хочется напомнить, что в последнее время, этим «занятием» страдает он, а не я. Но мы же вроде как пошли на мировую? А значит мне не следует напоминать про главного раздражителя.

К тому же, это сейчас не самое главное. Я хочу понять, на чьей стороне Алек.

— Если ты не согласен с ней, тогда зачем просишь меня уступить?

Он вновь выглядит слегка недовольным, вздёргивая бровь в немом вопросе.

— А разве я просил уступить?

Вот теперь я точно ничего не понимаю.

— Нет, но… — слова я нахожу не сразу, которыми смогу объяснить, с чего именно решила последнее. — Ты просил сбавить обороты, разве это не значит, что ты призываешь согласиться с ней и уехать?

— Абсолютно нет, — отвечает он тут же. — Я просто попросил тебя не злиться на проявление заботы твоими родителями, вот и всё.