Когда настанет время возмездия (СИ) - Ирсс Ирина. Страница 75

— Ан-нет, прости, но вот в таком виде, — Алек тычет палец в сторону моего лифчика, — ты точно отсюда не выйдешь, — говорит он, и это звучит так легко, так иронично, что я не сдерживаюсь, чтобы наимилейше улыбнуться.

И показать ему уже второй раз за день средний палец.

— Хочешь проверить?

Алек тут же мрачнеет.

— Я всё ещё сильнее тебя, и точно смогу удержать, как бы ты ни кусалась!

— Лучше бы ты в другом доказывал свою силу! — парирую я, совершенно распалённая ситуацией.

Теперь он хмурится, не понимая. Но когда понимает, у него даже глаза округляются, и он целую секунду не знает, что сказать.

— Так ты злишься из-за… — он указывает назад, в сторону матов, выражение лица меняется до сокрушённого, и он шумно вздыхает, проводя рукой по волосам. — Я думал… то есть, это же правильно, вроде как… и…

Он продолжает подбирать слова, в то время, как моя голова начинает гудеть, когда пытаюсь в ней уместить всю масштабность произошедшего.

— Да, — срываюсь я. — Нет. Не знаю! Ясно? Мы целовались, Алек, говорили такие вещи… и вдруг ты просто берёшь и обрушиваешь на меня такую новость!

Такую новость… голова начинает гудеть с удвоенной силой, стоит только мне это произнести и до конца осмыслить.

— Не раньше, не позже, — тихо заканчиваю, глядя куда-то под ноги Алека. — Уж лучше бы ты совсем ничего не говорил.

Я разворачиваюсь и начинаю идти к лестнице, попутно натягивая на себя майку. Слепо. Не видя ничего перед глазами. Вокруг воздух вибрирует, пространство сжимается, уделяется и приближается. У меня кружится голова и начинает давить за грудиной мерзкое ощущение.

— Я облажался, правда.

Он идёт за мной, и я отчётливо слышу сожаление в голосе Алека, но не оборачиваюсь на него.

Потому что это даже злостью назвать нельзя, чтобы за что-то прощать его. Это и не раздражение. Странное, парализующее мысли состояние.

— Ты должен был сказать мне, — я почти дохожу до лестницы, когда смотрю на него. Он останавливается следом, и его лицо такое раскаивающееся, что я знаю, он и сам это признаёт.

— Я давал ему возможность сделать это самому, — отвечает Алек, и я знаю, что и это он говорит искренне. — Не мне сообщать тебе такие вещи.

Однако он всё равно чувствует себя виноватым. И чувствовал всё это время, я не ошибалась, думая, что здесь что-то не так.

— И ты выбрал избегать меня.

Это не вопрос, потому мне и не нужен ответ. Это — факт.

— Отчасти, — признаётся он. — Плюс тебе нужно было время.

Я киваю. Просто, без слов, обвинений и упрёков. Что-то внутри меня принимает его решение. Я на самом деле понимаю, почему он так поступал, но пока не готова разбираться в том, что испытываю по этому поводу. Я вновь разворачиваюсь, чтобы уйти. Я не знаю, куда. Внезапно мне кажется, что нет места, где мне бы могло полегчать. Нет никакой цели, я просто хочу это пережить. До тех пор, пока не слышу сверху голоса. На мгновение замираю, стоя почти у выхода из подвала, полностью теряясь. Алек стоит за моей спиной, и что удивительно не пытается дать мне совета или предостережения. Нет. Он пытается его оправдать.

— У него тоже были причины, пока ничего не говорить тебе.

Бросаю на Алека испепеляющий взгляд, предостерегая уже его. Вот только не надо сейчас начинать включать мудрость. Мне этого даже озвучивать не приходится, потому что Алек всё и так безошибочно прочитывает по моему взгляду.

Дальше ноги сами начинают управлять мной. Я не спешу ворваться в кухню, чтобы накричать на Елая. Честно, я вообще до последнего не понимаю, что сделаю, когда увижу его, но и молчания от себя я тоже совсем не ожидаю. Не ожидаю той парализованности, что сковывает тело, когда оказываюсь на пороге кухни, которая переходит в место отдыха с большими, длинными диванами. И я также не ожидаю, что первыми меня встретят глаза Марко. Они оба сидят напротив друг друга и разговаривают, обсуждая то, что показывает телевизор. Для меня это пустые, разноцветные картинки. Но стоит ему меня заметить, как он тут же замолкает. Понятия не имею, что он видит на моём лице, но его собственное вытягивается и замирает в неясном выражении.

— Вот чёрт, — вырывается у него, — чувствую, что ничего хорошего это не значит.

И в это время на меня оборачивается Елай, всего секунду на его лица пляшет улыбка, которая тут же медленно умирает, когда он смотрит то на меня, то на Алека. Ему требуется меньше секунды, чтобы всё понять.

— Проклятие, чувак, — возмущается он как-то слишком эмоционально, моментально оказываясь на ногах. Он смотрит на Алека. — Серьёзно? Ты сказал ей это, когда вы… вы…

Он неопределённо машет рукой в нашу сторону, кривясь настолько кисло, словно ему сейчас поплохеет, если он выговорит следующее. Я не сразу понимаю, что Елай имеет в виду, к слову, Марко в таком же недоумении, потому что я давно не видела его столь притихшим, но когда поворачиваюсь обратно, осознаю, про что он говорит. Алек по-прежнему без футболки, ремень полурастёгнут, а волосы неприлично взъерошены. Стоит понимать, что сама я выгляжу не лучше его. Разве что, одета, — за что всё таки спасибо Алеку. Который, к слову, выглядит мрачнее некуда. И он молчит, впервые я вижу, что ему абсолютно не до колких ответов.

Да тут похоже всем сейчас не до шуток, кроме конечно же, короля шутов. Хотя и он на секундочку берёт паузу, когда наши взгляды снова встречаются. Выражение его глаз не описать словами, это возможно первый и последний раз, когда я вижу Елая абсолютно уязвимым. Страдающим. Загнанным в угол. Он предпринимает попытку заговорить.

— Лена, это… — и качает головой, не находя ни единого слова. Поэтому он делает то, что умеет лучше всего, закрывается, вновь ведя себя, как последний болван. — Серьёзно, — снова переводит Елай свои претензии к Алеку. — Мог бы хотя бы смс, что ли, написать, чтобы я был готов. И вообще! Ты должен был переубеждать её, а не… — и вновь это выражение лица полного отвращения.

С меня же становится хватит. Этот цирк, эта вся несерьёзность, высмеивание ситуации. Возможно, я не плачу лишь по той самой причине, что выплакала всё за последнюю неделю. Возможно, потому что он не стоит того. А ещё возможно просто потому, что я ничего не чувствую.

И с этим тремя возможно, я просто разворачиваюсь и ухожу.

— Эййй… — пытается что-то выдать Елай.

— Какого хрена я ничего не понимаю? — возмущается Марко.

И лишь Алек пробует меня остановить.

— Нет, — решительно качаю я головой, стоит ему только двинуться в мою сторону.

Он тормозит, но не надолго, следуя за мной в коридор.

— Лена, не надо, — начинает отговаривать меня Алек, когда я беру куртку с петли и обуваюсь. — Мы уже это проходили. Ты…

— Нет, Алек, — мне кажется, у меня даже глаза начинают гореть, когда предупреждаю его оставаться на месте. Я так же спокойна, как дремлющая ядовитая змея. И Алек видит это, потому что его выражением лица овладевает беспокойство. — Даже не вздумай идти за мной.

Он качает головой. Знает, что это грозит только тем, что окажется единственным, на кого обратится весь мой гнев, но при этом всё равно готов рискнуть.

— Не могу, — говорит он, продолжая мотать головой. — Можешь ненавидеть меня, но я ни за что на свете больше не потеряю тебя.

И этот голос. Его взгляд. Весь его решительный вид, под которым на самом деле вибрирует настоящая отчаянная тревога, заставляет меня смягчится. Но и одновременно я начинаю чувствовать себя, как птица, пойманная в клетку, лихорадочно бьющая крыльями, даже не смотря на то, что может их сломать — она ни за что не сядет в неё добровольно.

Я тоже ищу выход.

— Ты сам сказал, что здесь сейчас безопасно, — напоминаю его же слова. Спокойно, но настойчиво и упрямо. — Обещаю, что далеко не уйду, — а когда вижу продолжающее бороться в нём сомнение, добавлю: — Я клянусь тебе, Алек. Я никуда не пропаду.

Его глаза — это зеркало муки. Он не хочет отпускать меня. Он боится отпускать меня. Но Алек также понимает, что мне это действительно нужно. Поэтому пока он не убедил себя, что моя ненависть не так уж и страшна в сравнении с его беспокойством, открываю дверь и выхожу, слепо двигаясь в неизвестном направлении.