Три Нити (СИ) - "natlalihuitl". Страница 164

Как пройти мимо такого чудовища? Эту махину не обойти, не перепрыгнуть, не проскользнуть под брюхом! Зоб у нее колыхался, как выцветшее знамя, а страшные шипы были длиной в три ладони! Когда ящерица задрала хвост для удара, они сверкнули радужным блеском, а потом ухнули вниз. Повезло, что он успел отскочить, иначе его разрезало бы или расплющило, как букашку. Жаль, что здесь не водилось достаточно большого паука!

И тут дикая мысль пришла ему в голову; он увернулся от еще одного удара и, пока мощный хвост еще лежал на земле, схватился за шипы-самоцветы, а потом изо всех сил потянул на себя. Увы! Он был слишком легким, а позвонки ящерицы слишком спаялись от старости и не желали отделяться один от другого. Вдруг что-то резко дернуло его за щиколотку — это страж добрался до него! А ящерица меж тем снова начала подымать свое страшное оружие, и они оба повисли у нее на хвосте, как рыбы на удочке. Вот тогда-то тихо, почти неслышно хрустнули кости, и жирный, еще шевелящийся кусок плоти отделился от своей хозяйки! Как два мешка, они со стражем повалились на лестницу. Ударившись о ступени, он выпустил кровоточащий отросток из рук. Вокруг послышалось клацанье когтей и челюстей — это другие ящерицы, проголодавшиеся за минувшие часы, спешили перекусить свежим мясом. Извиваясь и толкаясь вывернутыми набок локтями, они оттеснили стража прочь; коротышка с головою исчез под сплетением лап и тел.

Изуродованная тварь замычала, заревела, яростно вскинув шею; но без хвоста она была просто злобной, надутой смрадным воздухом подушкой. Хватаясь за складки кожи и бугристую чешую, он взобрался ей на спину и соскочил прямо перед хлопающей пастью. Правда, радоваться было рано: преследователь мог нагнать его в любую секунду! Теперь он понял свою ошибку, а потому, вместо того, чтобы бежать по лестнице, нырнул вбок, в темноту третьего круга.

***

Тут не было в беспорядке набросанных камней, но зато от срединного провала расходились кругами десятки, если не сотни колонн высотой до самого потолка. Правда, многие из них раскололись или покосились, опершись друг о друга хребтами. Уже знакомые колючки обвивали бетонные основания рядами черных четок; бока пестрели щербинами и трещинами. Из пористой, как мякоть гриба, поверхности, прорастала чахлая зелень и пучки прозрачных, огненно горящих самоцветов. Один из них будто бы шевельнулся; но ему некогда было рассматривать здешние чудеса. Покрутив головою и не заметив ни ящериц, ни жаб, он юркнул за колонны: подальше от провала, от стража и от света, слишком ярко блестевшего на белом панцире.

И вовремя: стоило ему забиться в тень между двумя накренившимися обломками и затаить дыхание, как со стороны лестницы послышалось пыхтение и стук железа о камень — это его преследователь, одолев ящериц, взбирался наверх. Сначала над полом показались зубцы его рогатины, потом — капюшон, залитый свежей кровью, и острие копья, на котором, как красные ленты, болтались куски кожи и мяса. Наконец, страж появился весь, но вместо того, чтобы двинуться вглубь уровня, остановился и вперился в темноту. Не заметив добычи, он продолжил путь по ступеням.

Это могло быть уловкой. Поэтому, когда страж скрылся из виду, он не стал высовываться наружу; и не зря! Не прошло и половины часа, как его преследователь вернулся, сошел с лестницы и, подобрав под себя когтистые ступни, уселся в тени колонн. Его пятнистый наряд почти сливался с их грязноватой поверхностью; только сверкнули на мгновение пятки — голые, заросшие желтыми мозолями. Значит, страж уверен, что он не поднялся выше, а остался на этом уровне? Но почему?..

Так или иначе, преследователь решил подкараулить его — вот только недооценил добычу. Он может ждать долго, очень долго! Зато самому стражу рано или поздно придется отправиться на поиски воды; тогда он проберется мимо.

Решив так, он покрепче обхватил колени и замер, как будто снова очутился на дне ямы; но сейчас вокруг него был целый мир, движущийся, живой, таинственный, и хотя он следил за стражем и провалом, украдкой все-таки поглядывал по сторонам. Особенно его манили пучки драгоценностей, мерцавшие тут и там зелеными, голубыми, лиловыми огоньками; некоторые крепко вросли в пол и колонны, а другие бегали, причем довольно резво! Одна такая подушка, утыканная алмазными иголками, подобралась очень близко; он даже услышал цоканье коготков и яростное фырчанье. Это было живое существо! Маленький зверек с растопыренными ушами и злобными желтыми глазками. «Еж», — подсказала память, и он кивнул, соглашаясь. В тени кристаллы на спине зверька разгорались ярче, окружая того бледным ореолом; из-за этого еж походил на лампу, которую несла через темноту чья-то невидимая рука.

Зверек пробежал мимо, шумно принюхиваясь к следам на полу, и вдруг кинулся вбок и схватил что-то, громко хрустнувшее в острых зубах. Это была многоногая тварь, вроде паука, но с клешнями и длинным хвостом, заканчивающимся увесистой пикой. Скорпион! Белый, как кусок мела; приглядевшись, он заметил еще много таких — на полу, на колоннах, на потолке.

Вот и еж, проглотив добычу, уже крался к новой жертве и грозился откусить покачивающийся в воздухе хвост; но скорпион оказался быстрее и ткнул жалом прямо в нос охотника. Тот хрюкнул, отступая, а потом запыхтел и повалился на землю. Маленькое тельце затрясло; он испугался, что зверек умрет. Но нет! Волна света прошла по стеклянистым иглам; те приподнялись, ощетинились — и будто бы выросли немного. Выходит, так еж избавлялся от яда?.. И правда, у молодых зверьков на спинах росла только темная, острая щетина; но чем старше они становились — то есть чем больше укусов успели получить за жизнь, — тем роскошнее казались их хрустальные шубы. У некоторых ежей иглы были так тяжелы, что они еле ходили; и низкий лоб, и глаза скрывались под порослью кристаллов, сталкивающихся между собою и издающих нежный, приятный уху звон.

Вдруг странная мысль посетила его: на двух нижних уровнях животные с желтыми глазами — жабы и ящерицы — мешали ему подняться наверх, а животные в белой чешуе — стрекозы и пауки, — наоборот, помогали. Не будет ли и здесь так? Но чем ему могут помешать ежи? И чем помочь — скорпионы? Неподалеку как раз ползал один — большой, гладкий, как серебряное зеркало. В клешнях скорпион сжимал черного жука, покрытого глухою бронею; даже прорезь между надкрылий срослась так, что насекомое походило на ларец без ключа. Он осторожно протянул руку; скорпион взобрался на подставленные пальцы как на ветку или стебель травы — такой легкий, что он даже не почувствовал перебора лапок, — пересек ладонь и ускользнул куда-то. Скоро он напрочь забыл о.

Страж начал уставать. Хотя день мало-помалу угасал, от провала все еще тянуло невыносимым жаром — это остывал раскаленный камень. Он видел, как мужчина время от времени засовывает руку под складки тряпья и нашаривает что-то вроде ожерелья из больших морщинистых бусин. Пососав одну бусину, он прятал странное украшение обратно; но жажда мучила стража все чаще. Скоро, совсем скоро ему придется отправиться на поиски воды!

И вот, когда воздух наполнился тенями, а ступени из белых стали темно-красными, страж поднялся, хрустя костями и потягиваясь; стянул с носа куски залапанного стекла, захлопал выпученными глазами. Расширившиеся зрачки блеснули рыжим; родившийся в подземелье, страж наверняка видел ночью лучше, чем днем. Пришлось сжаться еще сильнее: случайный всполох света или отблеск на панцире мог выдать его… Но обошлось. Страж направился в другую сторону — туда, где по стенам тянулись ровные ряды водоносных труб.

Убедившись, что преследователь далеко, он бросился к лестнице и побежал вверх, перепрыгивая через ступени, не обращая внимания на хруст мелких стекляшек под ногами, и преодолел уже почти половину пролета до следующего уровня, когда наконец увидел преграду. Это был заслон из прозрачного вещества, больше чем в три роста высотой, в ширину занимавший несколько ступеней. В сумерках ему почудилось, что в толще заслона расползается что-то ветвящееся, живое… вроде сети кровяных прожилок? А еще вокруг кто-то щедро рассыпал самоцветов — блестящих, крупных, размером с его кулак, с голову, а то и с таз, в которых помощники носили жаб по праздникам! Внутри каждого темнело что-то — как будто потроха, которые сунули вымочить в тарелку с водой и уксусом; да это и были потроха! Сердца, кишки, сизые желудки — внутренности ежей, вывалившиеся из клеток истончившихся костей. Сюда зверьки, скопившие слишком много яда, приходили, чтобы окончательно окаменеть; из их тел, за годы сросшихся между собою, и состояла преграда.