Три Нити (СИ) - "natlalihuitl". Страница 172

— Эй! — закричал снизу Хонсу. — Как ты там? Не расшибся?

Ящерицы, испугавшись чужого голоса, тут же умолкли и разбежались, скрывшись в темноте. Он похлопал глазами, не зная, что и думать о случившемся, а потом наконец занялся делом — снял с пояса канат с грузом и перебросил один конец заждавшемуся стражу. Это было куда проще, чем пытаться забросить крюк наверх: получилось с первой же попытки! Второй конец он привязал его к балке, торчащей из полуразрушенной плиты, прежде проверив ее на прочность.

Вытянуть стража у него не хватило бы сил, поэтому Хонсу пришлось самому карабкаться по веревке, натянутой над пустотой, как грузному жуку по травинке; но, несмотря на все перенесенные испытания, страж еще был очень крепок. Скинув балахон, от которого все равно остались одни лохмотья, мужчина ловко обхватил канат бедрами и пополз вверх — и только когда снова выбрался на лестницу, зашелся захлебывающимся кашлем. На плиты упало несколько капель крови; внутри сверкнули прозрачные, остроконечные камушки… Или ему показалось? Он хотел помочь стражу, но не знал, как; а Хонсу, только отдышавшись, сразу ткнул когтем в дыру над головою.

— Ну что? Пойдем дальше?..

***

Тело зудело от жара, как от укусов разозленных насекомых. Зубы пришлось сжать до скрипа: каждый случайный глоток воздуха обжигал рот. Нёбо засохло и растрескалось, будто глиняный горшок в печи. Он вытянул левую руку, разглядывая пальцы: те мелко дрожали. Белые лучи отразились от пластин на тыльной стороне ладони, заставив его зажмуриться; свет резал глаза. Хонсу приходилось еще тяжелее: полуослепший, страж брел почти что на ощупь, то и дело запинаясь о ступени, слишком высокие для его роста. Нужно было остановиться, переждать до вечера, но они слишком боялись. Каменные плиты раскачивались под ногами, ржавые перекладины натужно скрипели, и казалось, что стоит замедлить шаг, как лестница просядет под их весом и рухнет. Он покосился на провал: где-то там, внизу, расстилалось сонное царство жаб, а под ним — город и, на самом дне, — его яма. При мысли о темной и тесной клетке, подвешенной над пустотой, его зазнобило, несмотря на жару. Придется вернуться туда… Да, но не сейчас; пока еще не время думать об этом! Прежде он должен встретиться со своим Отцом.

Едва поравнявшись с восьмым уровнем, они с Хонсу сразу бросились в густую прохладную тень, упали плашмя, дрожа и охая, и только через несколько минут пришли в себя и начали осматриваться. По пути наверх он уже видел много странного, но это место было самым странным из всех! Здесь почти не было пустого пространства: только полоса бетонного пола шириной всего в пять шагов, а сразу за нею — ряд железных дверей, вставленных в стены почти вплотную друг к другу. Створки кое-где были погнуты, будто в них бились с другой стороны, но ни разломов, ни дыр, сквозь которые можно было бы заглянуть внутрь, он не нашел. Правда, сбоку от каждой двери чернели пластины из гладкого стекла, с немигающими огоньками внутри; но тронуть их он не решился.

— Прежде чем пойдем дальше, надо дождаться ночи, — прохрипел Хонсу. — Иначе совсем ослепнем. Подумать только, всего три-четыре часа, и мы поднимемся на самое небо!

Он понимал, что страж прав, но тревога, много дней подряд мучившая его, не унималась. Сердце колотилось как бешеное; в носу свербило от запаха нагретого металла, и звуки, даже самые тихие, мучительно гудели в черепе.

— Остановись, — на тысячу ладов повторяли ветер, и скрип ржавых балок, и причмокивание Хонсу, жадно обсасывающего водянистые бусины-ягоды. — Иди вперед. Остановись. Иди вперед. Остановись!

Он открыл рот — на язык капнуло что-то соленое; из носа текла кровь? Надеясь стряхнуть наваждение, он поднялся на ноги, но слишком поторопился. Голова пошла кругом; башня накренилась, завалилась вбок, и он упал на пол, ударившись коленями и локтями. Хонсу тут же подскочил, захлопотал вокруг, всплескивая руками, будто наседка над цыпленком.

— Бедный, бедный, — причитал страж, выжимая ему на затылок влагу из ягодных бус. — Перегрелся!

Но жара была ни при чем. Вытерев лицо (на ладони остались грязные серо-красные разводы: теплая вода, кровь, пыль), он встал и, шатаясь, побрел к железным дверям. Если чем-то занять себя, ждать будет проще. Хонсу, убедившись, что он в порядке, сел на пол, оперся о стену и высоко задрал подбородок — так стражу проще было справляться с приступами кашля. Кожа на его щеках и шее покраснела и шелушилась; вокруг глаз легли темные круги. Хонсу и правда стоило отдохнуть.

Он же снова принялся изучать двери. На вид те казались очень старыми: металл густо покрывали синевато-зеленые потеки окиси. Прижавшись носом к зазору между створками, он с силой втянул воздух; пахло странно — не то мхом, не то тиной; тяжелый, гнилостный дух. Прислушался — с другой стороны было тихо. Постучал ногтем по стеклянным пластинам в стене — одной, второй, третьей. Ничего! Но, как только он решил, что все механизмы башни давным-давно сломались, огонек под его пальцем вдруг сменил цвет с белого на тревожный желтый. Ближайшая дверь, истошно скрежеща, раскрылась.

Из проема повалил пар — большими мягкими клубами; а потом он увидел человека. Тот лежал на полу, полуутонув в молочной мгле; вокруг боков и конечностей обвивались сотни проводов. На влажной резине мерцали разноцветные всполохи: свет шел от стен, точнее, от развешанных по ним экранов. Большинство давно погасло, но некоторые еще работали, показывая разные уровни башни: вот летуны парят над провалом, расправив широкие крылья; вот хрустальные ежи бредут между колонн, фырча и цокая когтями; вот муравьи заползают на потолок, готовясь ко сну… Весь его путь можно было увидеть отсюда. Но кто следил за ним, если единственный обитатель этого тайника был мертв?

В этом не было никаких сомнений. Туман рассеялся, и он смог рассмотреть лежащего как следует. Тот распластался на животе, раскинув в стороны длинные руки, но лицо — точнее, желтоватый иссохший череп — смотрело прямо на них. Ему свернули шею.

— Не подходи! — крикнул прибежавший на шум Хонсу и сжал его плечо, мешая переступить через порог. Он не стал сопротивляться. В этом трупе было что-то пугающее, отталкивающее, заставляющее отводить взгляд. — Слушай, я не знаю, что тут происходит, но не трогай ничего больше, ладно?.. Что это за чудовище? Даже в сказках, что пела нам Мать, не было похожих!

Так Хонсу бормотал, облизывая трясущиеся губы, и вдруг вскрикнул.

Труп, только что распростертый по полу, медленно подымался. Как-то ему удалось перевернуться на спину, и теперь он уже полусидел, опершись на руки; над плечами покачивалось слепое пятно затылка, поросшего короткими седыми волосами. А потом мертвец схватился за голову обеими ладонями — на запястьях, будто жилы, вздулись черные разветвления проводов — и с хрустом провернул череп на перекрученных позвонках. Струя белого тумана вытекла из щели между оскаленных зубов, а следом закапала тягучая желтая жидкость.

— Бежим! — заорал страж, пытаясь утянуть его к лестнице; но ноги будто отнялись — он пытался сдвинуться с места и не мог. Мертвец распрямился во весь огромный рост и теперь шел прямо на них. Его суставы скрипели; от плеч, бедер и хребта с тихими хлопками отсоединялись трубки и провода, падали на пол и продолжали извиваться, выплевывая пар и капли мутной влаги.

— Прошу! Нужно идти! — кричал Хонсу, но он не мог последовать за стражем; не мог даже оторвать глаз от ожившего трупа — точнее, от знака на его груди. На куске истлевшей ткани был вышит красный круг с широко распахнутыми крыльями.

Мертвец был уже рядом. Костяная челюсть отвисла, обдавая запахом плесени и гниющих водорослей; костяные пальцы выпростались вперед, сжавшись на его шее. Заскрипели пластины панциря, вдавливаясь в горло, перекрывая ток воздуха. Губы похолодели от удушья. Он забился, пытаясь освободиться, но, пока хрипел и извивался, мертвец продолжал идти: в три шага преодолел расстояние между дверью и провалом, а потом вытянул руку — и он повис над пустотой.