Три Нити (СИ) - "natlalihuitl". Страница 170

Он проснулся, подскочив, глотая ртом воздух, испуганно озираясь; но вокруг была обычная ночь, а не непроглядная чернота его кошмара. Он мог различить и волны песка; и очертания лестницы, спиралью уходящей вверх, чтобы оборваться в воздухе посредине между уровнями; и птиц, белевших в тени, будто спрятанные в капюшоны лица. Они спали, положив клювы на пуховые подушки между крыльев; спал и Хонсу, сопя и похрапывая. Но он не мог больше спать; нужно было сделать хоть что-нибудь!

Не придумав ничего лучше, он отправился к лестнице — туда, где страж свалил найденные днем куски металла; порылся в них, достал один — длинный, изогнутый, весь в пятнах и щербинах, — пристроил к краю ступени и стал очищать, возя туда-сюда, снова, и снова, и снова. К рассвету железо блестело, как зеркало.

***

Им не удалось продвинуться вперед ни на следующий день, ни через день. Хонсу не отчаивался, хотя ему и приходилось ежеутренне мучиться с очищением воды, прежде чем получить хотя бы глоток; зато стражу пришлись по вкусу хрустящие жуки. А вот он сам готов был грызть локти от злости, но вместо этого упражнялся в швырянии крюка. В конце концов у него стало получаться довольно неплохо.

— Да ты родился воином! — страж одобрительно хлопнул ученика по спине; теперь он пообвык и уже не боялся прикасаться к нему. — Вон и оружие себе смастерил. Носи его с собой — вдруг пригодится?

Хонсу говорил о куске металла, который он заточил уже до приличной остроты. Послушав совета, он сплел из ошметков проводов и проволоки что-то вроде пояса, на который можно было прицепить самодельный нож. Если подумать, это была его первая одежда, не считая доспехов, которые росли на нем с рождения. Теперь хоть было чем отбиваться от змей, летунов и прочих чудовищ, населяющих башню… Правда, спокойнее не стало. Каждую ночь один и тот же кошмар преследовал его: долгий подъем по лестнице, чье-то присутствие, невидимое, но угрожающее, и темнота, катящая вниз, как вал черной воды. Он понимал, что сон торопит его, велит идти вперед — но как?

Башня резко сужалась кверху: если нижний уровень был огромен, то этот он исходил вдоль и поперек всего за пару дней, а через неделю уже различал каждую из птиц, гнездящихся под потолком, по голосу. «На этом песчаном пустыре скучнее, чем в яме», — так он думал, бродя по барханам и бесцельно пиная песок, пока Хонсу прятался от дневной жары, как вдруг поскользнулся и чуть не рухнул навзничь. Под пяткой сверкнуло чистое золото!

Памятуя о том, что золото здесь означало неприятности, он сначала отшатнулся, но потом любопытство взяло верх. Присев на корточки, он смел песок с сокровища: это оказались не драгоценные самородки, а роговые пластины, все в разводах и пестринах, желтых, рыжих, бурых и черных, подымающиеся и опускающиеся медленно, как во сне. Шириной это исполинское тело было с подпирающую потолок колонну, а длиной — кто знает! Затаив дыхание, он легонько коснулся чешуи; та была гладкой, как стекло, и горячей, как песок.

Позже он привел Хонсу к этому месту и показал находку.

— Большая змея, ничего не скажешь! Хорошо, что не голодная. Она нас не трогает — и ты ее не трогай, — велел страж; на том и порешили.

***

С канатом все никак не выходило, и он ломал голову над тем, как еще можно забраться наверх. Один раз, полазав по отросткам, выпиравшим из боков башни, он расшатал и выдернул с корнем несколько крутящихся штуковин, затем при помощи ногтей и беззвучных проклятий разделил их на прутья, а те уже связал в подобие железной удочки. Увы, ее длины не хватило, чтобы донести крюк с веревкой до другого конца лестницы! Вот если бы Хонсу попробовал добыть остальные, не поддавшиеся ему ветряки… Но страж боялся ступить за пределы стен — от высоты у него подкашивались колени.

Еще они могли бы спуститься на нижние уровни, поискать там чего-нибудь полезного; но внизу подстерегали песчаные кровососы, летуны, муравьи и прочие недобрые обитатели здешних мест. Другой мыслью было: забраться выше по внешней стороне башни, цепляясь за сохранившиеся куски оболочки. Это он тоже попробовал: обвязавшись покрепче веревкой, полез наружу, но белое стекло было слишком скользким, а дующий снаружи ветер — слишком сильным. Он сорвался почти сразу и повис, раскачиваясь из стороны в сторону, пока Хонсу не втянул его обратно, ругая на чем свет стоит. От этой затеи тоже пришлось отказаться.

Теперь он только и мог, что сидеть, понурившись, пересыпая песок из ладони в ладонь, пока страж пытался зашвырнуть наверх бесполезный крюк. Привыкнув к его постоянному присутствию (а куда ему было деваться?), птицы-змееяды бродили вокруг, перекрикиваясь с сородичами и угрожающе потряхивая крыльями. Одна нежная, легкая пушинка упала ему на колени; от скуки он поиграл с ней, перебрасывая с пальца на палец, а потом подул — и та унеслась к провалу, но вместо того, чтобы упасть, закружилась над пустотой в вихрях горячего воздуха. Он замер, открыв рот. Это было безумие, но… Летуны ведь парили на своих кожистых отростках? Он был только немногим больше и по росту, и по весу; и разве он не чувствовал, как днем от камней и черного песка подымаются волны жара? Надо только дождаться, когда воздух прокалится добела, и тогда можно будет взлететь на нем на следующий уровень!

Но для этого нужны были крылья; а откуда их взять?

Птицам для полетов служили перья; он же, как ни гадко было признавать, крупной головой и длинным телом больше походил на летуна. Значит, ему тоже сгодились бы перепонки… из какой-нибудь легкой и прочной ткани; и еще основа для них. Если у летунов кожа держалась на том, что когда-то было пальцами, ему придется соорудить скелет для крыльев из того сора, что разбросан по уровню. Так что чем тот будет проще, тем лучше. Он начертил в песке прямую линию — как будто железный хребет; от нее провел еще две — как разведенные в стороны руки; нужные еще косточки для прочности… Получилось что-то вроде широкого наконечника стрелы; таким крылом нельзя будет махать, но зато можно будет поймать восходящий поток.

С великим трудом, жестами и рисунками, он объяснил Хонсу, что задумал. Страж недоверчиво покачал головой, обозвав всю затею безумной, но, кажется, ему самому так надоело впустую швыряться канатом, что Хонсу готов был заняться чем угодно другим. Тут-то и пригодились останки разобранных им ветряков! Из срединных осей, длинных, полых и очень прочных, они сделали «хребет» и «руки»; прутья потоньше приспособили для «костяшек». Он заметил, что птицы в полете подбирают лапы, а потому приделал позади еще и петли из гибкого провода, чтобы можно было просунуть в них ступни.

Дело оставалось за малым: одеть эти железные кости кожей. Оборвав с ветряков дюжину лопастей, он принес добычу стражу, но тот остался недоволен — материал, покрывавший их, оказался совсем ветхим! Дыры, маленькие и большие, усеивали его, как оспины; Хонсу, чертыхаясь, заштопал самые крупные. Хотя это выглядело не слишком надежно, он все же решился попробовать: следуя примеру птиц, сначала разбежался — и вдруг почувствовал, как ноги отрываются от земли! Крыло и правда поднимало его… Но тут что-то оглушительно треснуло, и он полетел лицом в песок. По счастью, их работа почти не пострадала — лопнула только ткань. Он вздохнул, растягивая в пальцах изодранные куски; нет, они никуда не годились!

— Ничего, — пробормотал страж, почесывая голову. Кажется, он и представить не мог, что из этой затеи что-то выйдет. — Утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь придумаем… А пока поспи.

Он послушался, но во сне его опять донимали лестница, и темнота, и невидимка, идущий навстречу; так что в полночь он проснулся с колотящимся от страха сердцем, сжимая пальцами бечевку на рукоятке самодельного ножа. Рядом дремал Хонсу и бормотал что-то, причмокивая губами; когда он вытащил у мужчины из-под бока свернутый канат с крюком, тот приподнялся, будто просыпаясь, и сразу повалился обратно. Бедняга! Отрава в питье, непривычная жара и обилие света сильно измотали его, хоть страж и старался ничем не выдать этого.