Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 34

Новации Черкаса коснулись едва ли не всех форм поведения воровского сообщества. Например, новые правила отменяли обязательную для вора отсидку раз в несколько лет. Также разрешалось невинное сотрудничество с милицией, при необходимости можно было давать ментам подписки об отказе от воровских принципов, и за это звание вора не снималось (тем более что «обмануть мента не-западло»). Но, пожалуй, самой главной новацией стал тезис о том, что ворам пора переключаться с государственной и личной собственности граждан, за покушение на которую власти жестоко карали, на имущество и доходы теневой экономики, так называемых цеховиков.

По свидетельству вора в законе Деда Жигулина, именно это, ключевое положение «хартии», касаемое пополнения денежных фондов за счет цеховиков, задело «ортодоксальных воров» сильнее всего. Часть воров выступила против работы с барыгами, к которым в воровском мире всегда относились с презрением. Пополнение «святого» (здесь - общака) за их счет воспринималось почти как «богохульство». Впрочем, таковых всё же оказалось меньшинство, потому как деньги - не пахнут.

В любом случае киевский сходняк имел для преступного мира России историческое значение. Старые воры поняли, что им на смену приходит молодое поколение со своими законами и новыми правилами игры. Это поколение быстро сориентировалось в новых условиях, обложив данью подпольные производства, действуя по принципу, описанному ещё Салтыковым-Щедриным: «У нас нет середины: либо в рыло, либо в ручку пожалуйте». Принцип этот действовал практически безотказно, хотя порой запрашиваемая дань была совершенно непосильной.

Меж тем воровские аппетиты росли, а посему нередко процесс вымогательства заканчивался большой кровью. И тогда осенью 1979 года в Кисловодске состоялась крупнейшая по масштабам сходка воров в законе и воротил советского теневого бизнеса. На этой сходке воры и подпольные миллионеры пришли к мировому соглашению - отныне теневики обязались отчислять в воровские общаки строго фиксированную долю от прибыли своих предприятий - десять процентов. В обмен они получали защиту и помощь в конфликтных ситуациях.

С этого «второго исторического момента» нелегальный бизнес стал привлекательной сферой для «отмыва» криминальных денег. Общак перестал быть кубышкой, хранящейся под подушкой, и приобрел черты, схожие с легальными банковскими вкладами и инвестициями в перспективные проекты. Особенно преуспели на этом «инвестиционном поле» грузинские воры, которые стали массово плодиться на территории Российской Федерации в 70-х годах прошлого века.

Все началось с того, что именно в те годы власти Грузии ходатайствовали перед МВД о переводе своих осужденных воров в законе в исправительные учреждения России. Поскольку в родной республике, где традиционно процветало кумовство, их действительно было довольно трудно посадить (а ещё труднее содержать в местах лишения свободы), было дано добро на массовую отправку грузинских воров в Россию. В ту пору ходили слухи, что воров просто-напросто загружали в железнодорожные составы и отправляли за пределы республики. Как тогда представлялось, бескрайние российские просторы поглотят кавказских воров безвозвратно.

Но, как оказалось, все не так просто. Грузинские воры без особого труда ассимилировались и стали активно влиять на криминогенные процессы сначала на зонах, а затем на воле, утверждая в уголовной среде новую воровскую идею (особенно в части коммерциализации общака). Таким образом, в России закрепились такие харизматические фигуры, как Дед Хасан, Дато Ташкентский, Тристан, Каро и проч.

Более того, отныне преступные действия членов воровских формирований все чаще стали носить исключительно прагматичный и циничный характер. Типичный пример - похищение родственников теневиков с целью получения части криминальных доходов или шантаж с целью войти в долю подпольных доходов либо получить солидный куш.

Дальше - больше. К примеру, некоторые криминологи считают, что именно грузинские воры «заразили» славянских вирусом политики [61]. В количественном соотношении число славянских и грузинских воров примерно одинаково. Две эти силы нередко сотрудничают друг с другом, хотя в большинстве случае все-таки можно говорить об их противостоянии (как открытом, так и негласном). Базируется это противостояние отнюдь не на национальной почве (преступники, как правило, выступают «за интернационал»), а по причине принципиально разных подходов к пониманию преступных традиций и обычаев.

Например, кавказские воры, в основном грузины, допускают прием в воровскую касту новых преступников за внесение ими определенной денежной суммы в общак. В противовес этому преступники российской обшины с презрением относятся к купленному званию вора в законе. Они считают, что кандидат должен доказать право на присвоение этого титула безупречной воровской жизнью, как это было и раньше. Неслучайно отдельные российские воры презрительно называют грузинских воров лаврушниками или апельсинами, обозначая под этим термином людей, сколотивших свой капитал не воровством, а торгашеством. Славянские воры считают себя преемниками наиболее организованной части преступников-профессионалов дореволюционной России, в то время как кавказские, по их мнению, есть результат широкомасштабной пропаганды воровских обычаев в Грузии в 70-80-е годы, в так называемый период застоя в СССР. (Последний тезис, кстати сказать, не столь уж невероятен. Криминологами-исследователями неоднократно отмечалось, что в семидесятые годы среди молодежи Грузии целенаправленно насаждались воровские традиции, в частности такая, как сбор денег, хотя бы даже в монетах пятикопеечного достоинства, в воровской общак. Причем делалось это прямо в общеобразовательных школах, даже в младших классах. Понятно, что сами деньги как таковые значения не имели. Главное - культ воровского братства пропагандировался уже с малолетнего возраста.)

С началом перестройки и принятием в 1988 году закона «О кооперации» произошло превращение эпизодического вымогательства в регулярный рэкет.

С этого момента позиции воров в данной криминальной нише резко пошатнулись за счет серьезного давления со стороны появившихся, как чертик из табакерки, конкурентов - молодой братвы. Спортсменов, как их презрительно именовали профессиональные уголовники. Впрочем, презрение (за которым зачастую скрывались и реальные опасения по поводу безжалостной экспансии новых бандитов и их нежелания считаться с чём-либо, кроме голой силы) прошло очень быстро. Не секрет, что спортивные связи, а также совместный опыт тренировок, соревнований и сходный образ жизни способны создать повышенный уровень доверия и групповой солидарности. В сочетании с физическими навыками они представляют собой особый социальный ресурс, который необходим и достаточен для формирования сплоченных группировок (тоже своего рода команд), заточенных на далекие от спорта цели.

В расплодившиеся как грибы после дождя организованные преступные группировки, помимо спортсменов, также входили бывшие афганцы (в дальнейшем сходный опыт ожидал и участников первой чеченской кампании и других военных конфликтов, возникавших на постсоветском пространстве), бывшие силовики и просто крепкие ребята «без царя в голове». Не имея криминального опыта, они, тем не менее, довольно легко и быстро потеснили на этом поприще воров. Секрет успеха был прост - сила и натиск вкупе с полной отмороженностью: «Паяльник и утюг стали основными инструментами вымогателей новой волны и навязчивым символом кооперативного движения, а предложение вырыть собственную могилу - стандартным методом начинающего рэкетира» [62]. Из воспоминаний рэкетира: «Конечно, прибегали мы к жестким формам наезда. Подъезжаем, говорим: «Давай плати, лох». И он платил. А те, кто не соглашался, подвергались нашему прессингу. Благо учебные пособия у нас были хорошие - те же художественные кинофильмы. Были популярны паяльник и батареи с наручниками, которыми мы пристегивали клиента. Случалось, вывозили его в лес, или закрывали в подвале. После небольшой обработки «влекую» с избиением клиенты соглашались платить» [63]. С этого времени рэкет станет повседневной реальностью российского бизнеса, особенно мелкого и среднего его сегментов, а появление бандитов заметно изменит социальный ландшафт.