Сказка для взрослой девочки (СИ) - Купер Кира. Страница 25

Чуть бледное раньше личико белобрысой теперь, наоборот, начало краснеть.

— Ты что себе позволяешь? Я здесь хозяйка, а ты — всего лишь…

— Я в гостях, а ты, раз уж тут хозяйка, могла бы быть и гостеприимнее!

Возможно, своими пренебрежительными ответами я только выводила ее из себя еще больше, но это — максимум, на который в данную минуту была способна. Иначе действительно встану и повыдергиваю из башки толстые косы к чертовой бабушке!

— А ну пошла отсюда! — красный остроносый сапожок чуть не наступил на ногу. — Прочь, говорю! Проклятая блудница! Девка подзаборная! Ведьма черно…

Чем она хотела закончить оскорбление, неизвестно. Ворота распахнулись, ударив створками по стенам и чуть не прибив сидящих там детей. Я повернула голову как раз в тот момент, когда в открывшийся проем залетели сразу несколько копий. Некоторые попали в людей. Следом ворвались мужчины в кольчугах, с мечами, с которых капала густая кровь. Еще не до конца осознавая, что именно произошло, начала подниматься, но была сметена чьим-то телом. Воин упал сверху, захрипел и стих. Он закрыл обзор, и я только слышала, как кто-то вопит, ругается, визжат бабы, возле головы в дерево воткнулся арбалетный болт.

Кое-как выбравшись из-под человека, взглянула на его лицо. Мужчина был мертв, глаза открыты, в них застыли злость и решимость. Я видела его в лагере в лесу. Один из людей Соловья.

Помещение наполнилось криками и плачем. Ворвавшиеся добивали немногочисленных защитников, а женщин и детей сгоняли подальше от выхода. Меня сильно толкнули, снова упала рядом с трупом, кто-то потянул за волосы, приподнял, вглядываясь в лицо. Сквозь прорези шлема был виден бешеный взгляд голубых глаз.

— Ты-то нам и нужна!

У них что, мои портреты по городам и весям развешены?

Мужик поднял меня, взвалив на плечо, и только сейчас я отмерла.

— Руки свои убери, сволочь! Что же вы, гады, делаете! Отпусти немедленно!

Я колотила по спине и ниже, материлась как последний сапожник и брыкалась, надеясь высвободиться. Но низкая, почти до колен, кольчуга защищала от праведного гнева и, думаю, от острых зубов оборотней тоже. Силы были изначально неравны. Не у меня, у жителей Троедубья.

Я понимала, что это — воины князя, что прямо в эти минуты град, как его здесь называют, пал под натиском старинного врага. Что будет с этими людьми? Их убьют? Всех, даже женщин и стариков? А дети, что будет с ними?

Подняв голову, наткнулась на неожиданно спокойный взгляд пожилой знахарки. Она смотрела прямо на меня и, кажется, даже чуть улыбалась. В следующий миг ее скрыла чья-то спина.

Озираться было тяжело и страшно. Повсюду лежали тела, отрубленные конечности, кровь под сапогами воинов превратилась в настоящие реки. Жестокая реальность перестала напоминать плохую комедию. Ни до, ни после мне не было так жутко. Меня, как тюк соломы, выкинули в грязь и красные лужи. Я не успела выставить ладони и ударилась подбородком.

— Завяжись, — произнесли рядом хрипло. — Она здеся.

— Что с остальными?

— А я почем знаю? Видать, пущай пока живут. Если князь изволит.

— А разбойник?

— Седня ладный день вышел. Нет его более. Освободилися.

Дальше я ничего не слышала. Соловья больше нет? Эти мрази его убили?! Не может быть! Он же, мать его, чудо-птица с уникальным даром! Он волшебный! Он не может просто умереть… Боль в груди стала почти ощутимой, чуть не закричала, когда на голову опустилось что-то тяжелое. Мир померк.

Глава 22. Киевский плен и его особенности

Я жила здесь уже несколько дней. Со счета сбилась, ведь окон в подвалах не бывает, зачем узникам солнечный свет? Деревянная кровать без матраца и белья и дырка в углу для нужд — вот и все убранство. Стены бревенчатые, решетки вместо двери, куда раза четыре просовывали черствый хлеб и кувшин с мутной водой.

Сначала я пыталась выпросить у молчаливых стражей, что случилось там, в Троедубье. Жив ли Соловей? Как поступили с жителями поселения? Но меня игнорировали, только хмурились все больше и старались ни в коем случае не прикасаться. Черти проклятые! Подождите, я как-нибудь выберусь отсюда и такое вам устрою!

Решимость начала спадать постепенно, сменившись унынием и тоской. Забившись в угол кровати, я оплакивала мужчину, который, как и полагается в «добрых» сказках, не смог выстоять перед «правильным» врагом. Который как-то умудрился настолько глубоко прокрасться в сердце, что хотелось не реветь — выть об утрате. Пусть он хоть шамаханский царь с десятком жен и наложниц, если бы он был сейчас рядом, ни за что бы ни оттолкнула! Наоборот, лучшее, о чем только можно мечтать — это прижаться к широкой груди, вдохнуть ставший за столь короткое время родным аромат мужского тела, заглянуть в черные с невероятными мистическими огоньками глаза. Пусть мужики тогда ошиблись, или намеренно соврали, или просто тупые деревенские валенки, которые не понимают, что говорят! А, может, они не того разбойника имели в виду? Последнее на какой-то момент показалось логичным, но я не привыкла себя обманывать, даже если ложь выглядит куда заманчивей страшной действительности.

Ко мне никто не приходил. Странно, если я поняла верно, они искали и стремились доставить сюда именно меня, то есть ведьму, которая пришла «с той стороны». Это услышала, когда везли в крытой телеге, со связанными руками и ногами и кляпом во рту. Той стороной они именовали что-то вроде ада. Видимо, решили, что я не просто ведьма, а колдунья, что явилась прямиком из геенны огненной. Почему только сразу не убили, раз такая вся опасная? Кормят вон, пусть и скудно, но умереть от голода не дают. Зачем я им? Ему, князю.

Ответ на свой вопрос получила…не знаю, когда. Говорю же, дни и ночи стерлись, оставив только полубредовое существование.

— Здрава буди, ведьма.

С той стороны решетки стоял высокий мужчина. Окладистая борода, цепкий взгляд глубоко посаженных глаз, длинный кафтан, перехваченный поясом с блестящими даже во мраке разноцветными камнями.

Я тяжело поднялась, подошла ближе. Сам пожаловал. Что ж, давай знакомиться.

— И вам не хворать, князь.

— Правы были бояре, ты остра на язык.

— Прав был Соловей, вы не похожи на порядочного правителя.

Пикировка, которая по всем канонам должна была выйти мне боком, его почему-то только развеселила. Он раскатисто рассмеялся, запрокинув голову, но тут же глянул серьезно.

— Да уж, твой мир суров, коль баба такое себе позволить может.

— Вы знаете, откуда я?

— Я ж не тать какая, — пренебрежительно проговорил Владимир. — И ты зря на меня напраслину возводишь. Суров я, но норов мой справедлив.

Я оглядела свой подвал, ответила, не скрывая сарказма:

— Да уж, а еще вы весьма гостеприимны. Меня нигде так не привечали, как у вас.

— Следи за собой, ведьма, — все же перегнула. — Я есьмь тот, кто может своей волей даровать аль отобрать твою жалкую жизнь!

— Я прекрасно это понимаю. Так что медлите? Чего хотите?

Кажется, попала в цель. Лицо еще вполне молодого мужчины стало похоже на маску, почти как у разбойника. От воспоминания сердце кольнуло болью потери.

— Где Соловей?

— Ведьма, рази ты не ведаешь? Сгинул твой разбойник!

— Вы его убили?

— Я повелел это сотворить.

— Вы…

— Осторожнее, ведьма! Терпение мне чуждо, особливо к бабам.

Я перевела дыхание. Какая же ты тварь, раз так легко говоришь о том, что можешь убивать направо-налево! Пусть даже преступника в твоем понимании. Тоже мне судья!

— Что-то желаешь спросить еще?

— А что спрашивать? Я вижу, что нужна вам, только пока не знаю, для чего. Я права? Так скажите прямо, зачем тянуть? Если смогу, я сделаю то, о чем попросите…ладно, что прикажете, а потом отправлюсь по своим делам.

О том, что, вероятно, идти мне больше некуда, решила не упоминать.

— Твой мир, я погляжу, так же суров, как мой, раз ты такая смелая, — он покачал головой. — Не враг я тебе, ведьма.