Дело о ядах (ЛП) - Торли Эдди. Страница 2

— Я не могу навестить свою любимую дочь и обожаемого сына без причины?

Грис, кажется, может умереть от счастья, и половину секунды я позволяю себе надеяться. А потом матушка показывает свою самую сладкую улыбку — с такой она общается с клиентами-аристократами — и страх сворачивается в моем животе, как тошнота. Она ничего не делает без причины. И она не приходила в лабораторию годами. Домик в саду слишком сильно напоминает ей отца. Я слишком сильно напоминаю ей отца. Я быстро озираюсь в лаборатории в поисках истинной цели ее визита, пульс гремит в висках. У нее есть дюжина причин отругать меня. Во-первых, за бардак. Когда отец был главным алхимиком Теневого Общества, тут было чисто, пол сверкал, котлы сияли, как вычищенные туфли. Но мой разум лучше работает, когда я погрязаю в зельях. Когда меня окружают мои флаконы, бутылочки и бочки — часть моей алхимии, тела и духа. И методы отца показали себя неэффективными. Зачем нужны шкафчики с отметками по алфавиту, когда твои эксперименты такие взрывоопасные, что все разрывает на кусочки? Матушка должна радоваться, что я так сильно хочу отличаться от него.

Видимо, дело в последнем заказе. Я спешу к ней, уже бормоча извинения, но она идет не к камину, цокая языком из-за кошмарного количества недоделанных зелий, а к серванту.

— Это моя особая смесь для герцога де Барры? — спрашивает она, поднося Аква Тофану к свету огня.

Я киваю.

— И ты изменила его согласно моим указаниям? Оно убивает, касаясь кожи?

— Конечно, — Аква Тофана обычно в жидкой форме, но матушка попросила меня сделать зелье в виде порошка. Оно было вдвое сильнее. — Он умрет, едва заденет порошок кончиками пальцев.

Улыбка матушки затрагивает ее глаза, и она выглядит радостно. Даже гордо. А потом делает то, что случалось только в моих мечтах. Такое обычно получает только старшая сестра. Она опускает ладонь на мою спину и склоняется. Ее темные волосы задевают мои плечи, и ее дыхание с запахом миндаля задевает мою щеку.

— Молодец, — шепчет она.

Я не шевелюсь, не дышу и не моргаю пять ударов сердца, семечко гордости прорастает в моей груди. Я знаю, что ему нельзя давать укорениться. Она передумает. Или ее похвала станет замечанием, как всегда было раньше. Но это не происходит, и росток обвивает мое сердце. Матушка как солнце. Яркое и ослепительное. Невозможно не купаться в тепле ее оценки, даже если я могу обжечься.

Хотя, наверное, нет. Это мог быть знак изменений. Может, она начинает доверять мне и ценить меня.

Я смотрю снова на Гриса, мы ошеломленно улыбаемся.

— Не стой как тупица, — смеется матушка, обвивая мою руку своей. — У нас много дел.

Это выводит меня из ступора. Я устремляюсь к камину.

— Конечно. Остальной заказ почти готов. Мы принесем его…

— Грис может закончить заказ, — матушка сильнее сжимает мой локоть. — Ты идешь со мной.

Мои глаза расширяются, я стараюсь не лепетать.

— Но я же не приглашена? — она не была рада моему присутствию на ее консультациях, она и Маргарита справлялись с этой стороной бизнеса. Я едва ли лучше служанки. Лабораторная крыса. Если только и это не меняется… Трепет восторга гудит внутри меня, но я прикусываю губу. Лучше скрывать радость, или матушка учует мое отчаяние. Она презирает слабость больше всего.

— Не глупи, — матушка тряхнула флаконом. — Ты — гений, создавшая яд, так что ты должна увидеть мой триумф.

Я хмурюсь. Я не вижу повода для торжества в страданиях человека, даже если он был гадким, как герцог де Барра, но я знаю, что спорить нельзя. Если матушка считает его смерть победой, так и будет. И она хочет, чтобы я участвовала в этом.

Грис улыбается и поднимает радостно кулак, пока матушка ведет меня в сад. Утренний воздух приятно прохладный, ударяет молотом по моему горлу, бодрит мой разум, кожу покалывает. Каждое окно в нашем доме горит светом свечей, мелькают движения. Тени движутся за бархатными шторами, Маргарита и Ла Трианон накрывают позолоченные столы и наполняют гадальные чаши водой. Вместо птиц гул болтовни взволнованных клиентов, выстроившихся в очередь на улице Борегор, приветствует солнце. Теневое Общество начинает работать, как заводные часы, и я — часть этого.

Я подстраиваюсь под шаги матушки, держу голову высоко. Мы проходим в дверь кухни.

«Вызывай уважение. Покажи, что тебе тут есть место», — но я запинаюсь, едва мы заходим в ее приемную, и в этот раз дело не в черных шторах и обоях с узорами. Комната гудит, как осиное гнездо, набита посетителями от стены до стены. И это не бедные служанки или герцогини в париках, которых они часто развлекают. Это лидеры Теневого Общества.

Ла Трианон, помощница матушки, перестает расхаивать и впивается в меня водянистыми глазами. Обычно глаза старушки пылают огнем, искрятся хитростью, но сегодня они уставшие, такие же грязно-серые, как снег в сточной канаве. Раздражающий любовник матушки, королевский волшебник Лесаж, подмигивает мне, отдыхая на диване, а Маргарита шепчется со своим суженым, Фернандом, в углу. На другой стороне комнаты аббат Гибур, священник, который занимается духовными делами Общества, теребит четки узловатыми пальцами. И рядом с ним главная клиента матушки, маркиза де Монтеспан, бывшая фаворитка Его Величества, Людовика XIV, нервно машет кружевным веером.

Колокольчики звенят предупреждением в моей голове. Почему они собрались в такое время? Они не могут все желать смерти герцогу де Барре. Он не такой и важный человек, особенно для мадам де Монтеспан.

— Что это такое? — я стараюсь скрывать эмоции. Подражать матушке.

— Мы ждем тебя, ясное дело, — мадам де Монтеспан закатывает глаза, словно я самое глупое существо на свете. Я невольно кривлюсь, и она хихикает за веером.

«Я бы не смеялась, если бы король прогнал меня ради любовницы моложе», — хочу рявкнуть я, но я прикусываю язык и поворачиваюсь к Маргарите. Она расскажет мне. Но она смотрит на руку матушки, обвивающую мою руку, и поджимает губы.

Мы с сестрой или лучшие подруги, или ужасные враги, все зависит от внимания матушки.

— Вставайте. Все вы. Пора идти, — матушка хлопает и указывает на коридор. Аббат Гибур поднимается с кряхтением и спешит помочь мадам де Монтеспан, но Ла Трианон заламывает кривые руки, с мольбой смотрит на матушку.

— Прошу, передумай, Катерина. Это безумие. Мы сгорим на Гревской площади.

Темные глаза матушки вспыхивают, и она шагает к старушке. Матушка никогда не кричит, она шепчет, и это пугает куда сильнее.

— Ты не доверяешь моему суждению?

— Конечно, нет, — Ла Трианон отступает за диван, словно мышка, загнанная котом. — Я не посмела бы.

Матушка указывает на коридор.

— Тогда идем.

Лесаж протягивает руку Ла Трианон с насмешкой, и пока матушка смотрит, она не может отказаться. Маргарита бросает на меня мрачный взгляд, устремляется шумно в коридор с Фернандом. Но ее враждебность меня не пугает, ведь матушка продолжает идти рука об руку со мной. Она крепко сжимает мой локоть одной рукой, яд в порошке — другой рукой. Я стараюсь скрывать радость, пока забираюсь в карету с шестью лошадьми, ждущую на улице.

Мы едем в тишине через Пон-Нёф и из Парижа, попадаем на пыльные проселочные дороги с ямами. Я озираюсь в карете, матушка сидит рядом со мной, Маргарита — напротив меня. Я надеюсь, что они расскажут, куда мы едем, и что мы затеваем, в пути, но они избегают моего взгляда.

Я подавляю ком разочарования и ерзаю на месте. Это не удивляет. Это моя первая поездка с Теневым Обществом. Чтобы узнать что-то серьёзное, нужно было проявить себя в мелочах. И если это посвящение или проверка на верность, я справлюсь. Более того — я справлюсь превосходно. Я рисую улыбку на губах, надеюсь подражать матушке в ее убийственной уверенности, сцепляю ладони на коленях.

Проходит немного времени, матушка выглядывает из-за шторки, и я замечаю огромный красно-белый замок в конце дороги, золотые зубцы и голубая крыша сияют, как жемчуг, на солнце. Версальский дворец. Все во мне трепещет, и я склоняюсь, чтобы увидеть лучше. Новая резиденция короля, говорили, превосходит Лувр так, как солнце затмевает луну. Этот дворец быстро стал бьющимся сердцем его королевского двора.