Звёзды в наследство - Хоган Джеймс Патрик. Страница 48

В тамбуре, который соединял первый этаж с выходом на поверхность, Хант выбрал себе скафандр, воспользовавшись шкафчиками, примыкавшими к правой стене. Спустя несколько минут, одевшись и надежно зафиксировав шлем, он подошел к шлюзу, ввел во входной терминал свое имя и идентификационный номер и подождал пару секунд, пока не отодвинется внутренняя дверь.

Выйдя наружу, он оказался посреди клубящегося серебристого тумана и повернул направо, следуя вдоль нависавшей над ним черной металлической громады диспетчерского корпуса. В этих разреженных парах хруст порошкообразного льда под ботинками казался далеким и приглушенным. Когда стена закончилась, Хант продолжил медленно идти по прямой, направляясь к открытой местности и границе базы. В окружавших его безмолвных тенях проступали и вновь терялись призрачные очертания стальных форм. Темнота впереди сгущалась вслед за проплывавшими слева и справа островками рассеянного света. Лед начал приобретать уклон и теперь шел вверх. По пути стали все чаще попадаться нерегулярные пятна обнаженных, вздымающихся скал. Хант, будто в трансе, продолжал идти вперед.

В памяти проносились картины из прошлого: мальчик, читающий книги, запершись наверху в доме посреди лондонских трущоб…, юноша, каждое утро колесивший по узким улочкам Кембриджа на своем велосипеде. Люди, которыми он был раньше, казались не более реальными, чем те, в кого ему предстояло превратиться. Всю свою жизнь Хант мчался вперед, никогда не задерживаясь на месте и постоянно находясь в состоянии перехода от того, чем он был, к тому, чем станет. И за каждым новым миром его уже манил следующий. А окружавшие его лица всякий раз казались незнакомыми: они попросту вплывали в его жизнь подобно теням скал, которые прямо сейчас надвигались на него из тумана. Как и скалы, люди, казалось, существовали лишь какое-то время и, обретя форму и материальность, в итоге уходили прочь, растворяясь в пелене прошлого, как будто их и не было. Форсит-Скотт, Феликс Борлан и Роб Грей уже прекратили свое существование. Может быть, вскоре к ним, померкнув, присоединятся Колдуэлл, Данчеккер и все остальные? И что за новые фигуры придут им на смену из неведанных миров, сокрытых за вуалью будущего?

Он с удивлением обнаружил, что туман начал снова светлеть; ко всему прочему, Хант вдруг стал видеть дальше. Он карабкался вверх по исполинскому ледовому полю, которое теперь было гладким и совершенно лишенным скальных выступов. Свет выглядел, как жутковатое сияние, которое равномерно пронизывало дымку со всех сторон, создавая ощущение, будто туман светится сам по себе. Он поднялся выше. С каждым шагом горизонт его поля зрения расширялся, а свечение перетекало из окружающего тумана, концентрируясь в пределах одного островка, который с каждой секундой становился все ярче и ярче у него над головой. Наконец, перед ним открылся вид поверх туманной гряды. Это был своего рода карман внутри гигантской впадины, где была построена база; такое расположение наверняка было выбрано для того, чтобы сократить протяженность шахты, ведущей к кораблю ганимейцев. Идущий вверх склон оканчивался длинным, закругленным хребтом, располагавшимся метрах в пятнадцати от того места, где стоял Хант. Он слегка изменил направление, выбрав более крутой подъем, который вел напрямую к вершине хребта. Перед глазами опали последние зыбкие пряди белизны.

Наверху царила кристально ясная ночь. Он стоял на ледяном берегу, который отлого спускался к ватному озеру от самых его ног. На противоположной стороне озера возвышались вершины каменных выступов и ледяных утесов, располагавшихся за пределами базы. На многие километры вокруг в облачном океане плавали призрачно-белые ганимедские айсберги, сверкавшие на фоне черного неба.

Но без единого намека на Солнце.

Он поднял глаза и невольно ахнул. Над ним, впятеро больший, чем Луна при взгляде с Земли, парил полный диск Юпитера. Ни одна из фотографий, которые ему доводилось видеть за свою жизнь, и ни одно изображение на экране монитора не могло сравниться с величием этого зрелища. Оно наполняло небо своим сиянием. Все цвета радуги сплетались друг с другом в переливчатых лентах света, слоями расходившихся от экватора. Приближаясь к краю, они тускнели, сливаясь в дымчатый розоватый ореол вокруг планеты. Затем розовый сменялся фиолетовым и, наконец, пурпурным, завершаясь четким, резко очерченным контуром в виде исполинской окружности. Неизменный, недвижимый, вечный… самый могучий из всех богов – и крошечный, ничтожный, эфемерный человек, который в своем паломничестве прополз восемьсот миллионов километров, чтобы отдать Юпитеру дань уважения.

Возможно, прошло всего несколько секунд, а возможно, и целые часы. Хант не мог сказать наверняка. Какую-то крошечную долю вечности он неподвижно стоял – будто песчинка, затерявшаяся на фоне безмолвных башен из камня и льда. Чарли тоже когда-то стоял посреди безжизненной пустоши, созерцая мир, окруженный ореолом светящихся красок – но то были цвета смерти.

В этот момент увиденное Чарли как никогда ярко проявилось в сознании Ханта. Он лицезрел города, поглощенные огненными шарами в полтора десятка километров высотой; зияющие провалы, сожженный и почерневший пепел на месте океанов и пылающие озера там, где некогда возвышались горы. Он смотрел, как коробятся и раскалываются континенты; видел, как они тонут в неистовстве белого пекла, вырывавшегося из-под земли. Так ясно, будто это происходило наяву, Хант видел, как набухает и разлетается на части огромный шар у него над головой – с гротеском, присущим обманчивой медлительности, которую эти грандиозные события приобретали на огромных расстояниях. С каждым днем он будет разлетаться все дальше, поглощая друг за другом собственные луны в неутолимой оргии чревоугодия, пока, наконец, не растратит все силы. А потом…

Хант вздрогнул и вернулся обратно в реальность.

Перед ним вдруг появился ответ, который он искал. Возник из ниоткуда. Хант попытался найти его истоки, проследив за своими мыслями от конца к началу – но ничего не обнаружил. Пути, ведущие к глубинным слоям его разума, открылись лишь на секунду. Иллюзия лишилась своих чар. Парадокс исчез. Стоит ли удивляться, что этого раньше никто не замечал? Кто бы усомнился в самоочевидной истине, которая была старше самой человеческой расы?

– Диспетчер базы Копёр вызывает доктора В. Ханта. Доктор Хант, пожалуйста, ответьте. – Его ошарашил неожиданный голос в динамике шлема. Он нажал кнопку на нагрудной панели управления.

– Говорит Хант, – отозвался он. – Я вас слышу.

– Плановая проверка. Пять минут назад вы должны были сообщить о своем статусе. Все в порядке?

– Прошу прощения, потерял счет времени. Да, все в порядке…, даже очень в порядке. Я уже возвращаюсь на базу.

– Спасибо. – Голос с щелчком умолк.

Неужели его не было так долго. Хант понял, что замерз. Внутри скафандра начинало ощущаться ледяное прикосновение ганимедской ночи. Он прибавил тепла, провернув на один оборот регулятор температуры и размял руки. Но прежде чем развернуться, Хант бросил последний мимолетный взгляд на парившую в небе гигантскую планету. По какой-то необъяснимой причине ему показалось, что Юпитер улыбается.

– Спасибо, приятель, – подмигнув, пробормотал он. – Может быть, однажды я смогу оказать тебе ответную услугу.

С этими словами он начал спускаться с хребта и вскоре растворился в море облаков.

Глава 23

Группа примерно из тридцати человек, по большей части состоявшая из ученых, инженеров и руководящих сотрудников КСООН, заполнила конференц-зал в штаб-квартире НавКомм. За двойными дверями, в дальнем конце комнаты, располагался внушительный пустой экран, перед которым возвышались ярусы с местами для публики. Колдуэлл стоял перед экраном на приподнятой платформе, наблюдая, как группы и отдельные лица занимают свои места. Вскоре публика устроилась в зале, и швейцар у дверей подал сигнал, означавший, что коридор перед дверью пуст. Колдуэлл кивнул в ответ, поднял руку, призывая собравшихся к тишине, и шагнул к стоявшему перед ним микрофону.