Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 85

Тогда, в самом начале, Алёна не могла сказать, когда именно она собирается с ним порвать. Возможно, через недельку-другую или через месяц… Ясно, что когда он сделал ей первый осторожный и довольно неуклюжий комплимент, а она первый раз склонила ему голову на плечо, то было не более чем временное увлечение. Неуклюжий очкастый парень с приземлёнными, смешными суждениями казался ей простым до банальности, но она опомниться не успела, как запланированная «пара лет» превратилась в полоску белого золота, которая стиснула безымянный палец. И даже тогда Алёна думала, засыпая: может, ещё полгода. Остались сущие мелочи, а потом… Нужно сначала внести ясность в некоторые вещи… например, почему он так любит детей. Полгода — не больше. Обещаю. Юра не лез к ней в голову, добродушно высмеивал её причуды, любил искренне, несмотря ни на что, и Алёна всё реже думала о том дне, когда, выбрав удачный момент, просто растворится в воздухе. Одно правило оставалось неизменным — всё сокровенное, что было в её сердце, должно было таким и оставаться.

До текущего момента.

— Чипса заговорила. Сразу, как начался дождь. Она такие вещи говорит… ты не представляешь. Жуть.

Прижимая к уху трубку, Алёна достала из кармана сумки истрёпанный блокнот и гелиевую ручку, которая протекла в своём колпачке, попробовала её расписать… бесполезно. Чернила испачкали пальцы; они походили на кровь. Девушка вновь покосилась на ножницы.

В трубке раздался щелчок, будто небесный оператор по ошибке соединил её не с тем Юрой Хорем, и теперь, бестолково тыкая в кнопки на своём пульте, пытался исправить положение.

— Мне некогда, — голос мужа был так тих, что Алёне пришлось прижать трубку к уху плотнее. — Все операторы заняты, и так далее и тому подобное. Возьми ручку и бумагу и записывай, что излагает эта птаха. Или спроси у Петра внизу диктофон. Я, возможно, задержусь до вечера.

Новый приступ боли в животе заставил её согнуться пополам. Казалось, какой-то кочегар уронил в её лоно раскалённый уголёк. В воздухе появился явственный запах горелого мяса.

— Юра… сказала Алёна и поразилась своему голосу. Она поднесла руку к глазам и ощутила влагу. По щекам лились слёзы. — Юра. Приезжай прямо сейчас, пожалуйста. Мне очень плохо.

— Я не могу бросать всё и прибегать к тебе по первому зову, виляя хвостом, — у человека на том конце трубки не было дела до её слёз. Это оказалось настолько неожиданно, что Алёна чуть не прикусила себе язык.

Трубка упала, задняя крышка отлетела, открыв хитрую электронную начинку. С минуту девушка смотрела на телефон, а потом наступила на него каблуком, раздавив, как большого таракана. Её Юра не мог так сказать. Это всё проделки города и его прогнивших насквозь жителей. «Неверный номер», как говорил обожаемый ей Аамир Хан, блистающий в современном индийском кино.

И в то же время она понимала, что никакой ошибки нет. То действительно был её муж, и это муж сказал мерзкую, пропитанную ехидством и злобой вещь про виляние хвостом. Она никогда не требовала от него преклонения, как и безоговорочного послушания. Их отношения всегда были основаны на взаимной свободе. Она не говорила ему и слова поперёк, когда он отправлялся выпить, а он не спешил хватать её за щиколотки, когда она отрывалась от земли, чтобы лететь навстречу какому-нибудь новому увлечению.

Всё началось, когда они пересекли границу между Кунгельвом и остальным миром. Именно тогда остриё ядовитой иглы, найдя путь между волосами, начало своё путешествие к центру разума.

— Тогда я буду держаться столько, сколько смогу, — сказала она вслух, посмотрев на книгу. Рано или поздно он вернётся. И тогда наступит время признаний. Он должен убедиться в её искренности, в том, что даже она совсем недавно посчитала бы глупой шуткой: им суждено быть вместе — всю жизнь. Нужно было покинуть номер, немедленно, пока яда, стекающего с кончика иглы, не накопилось слишком много. Пока не пройдена точка невозврата.

Алёна схватила пальто, заметалась в поисках ключей, опрокинув дорожную сумку и уронив со стола стакан, из которого медленно вытекала вода, ставшая вдруг густой. Провод торшера захлестнулся вокруг каблука, и девушка, наэлектризованная истерикой, рванулась вперёд, как пойманный в аркан зверёк…

В тот момент, когда Алёна была уже у двери, Чипса заговорила вновь. Голосом замученного ребёнка она выдавала короткие, ёмкие фразы, от которых на коже поднимались волоски. Девушка повернулась и как загипнотизированная сделала шаг в обратном направлении. «Эта… река… унесёт тебя туда, откуда не выбраться». Это Валентин пытается говорить с ней через годы и узлы секретных тропок между чёрными домами и жерлами подъездов? Так как ручка не писала, она воспользовалась губной помадой.

Следующие часы Алёна помнила очень смутно. Она пыталась записать всё, для чего приспособила сначала обои, а потом, когда из-за рези в животе стало трудно стоять, пол закутка между задними ножками кровати и шторами, похожими на содранную свиную кожу. Она перенесла клетку обратно на подоконник, в минуту затишья бездумно переставляла там цветы, добиваясь идеальной композиции, и когда Чипса выдала очередную пугающую фразу, уронила горшок с ползучим плющом и вновь схватилась за губнушку.

Когда через девятнадцать минут жако принялся чистить пёрышки, Алёна пинком зашвырнула под кровать мобильник и подняла книгу.

— Я буду здесь, когда ты вернёшься, — сказала она, поглаживая обложку с надписью «Устройство женского организма — пособие для практикующих врачей-гинекологов (издание на латыни, дополненное и исправленное, 1928 год)». — И тогда я всё расскажу. У нас больше не будет друг от друга секретов. Вместе мы найдём выход…

Только приходи скорее.

Блог на livejournal.com. 10 мая, 14:12. Перемены.

…Теперь могу наблюдать что-то новое каждый день. Жизнь снова удивляет многообразием форм… но об этом позже. Моя квартира стала огромным желудком. Превратилась в истерическую модницу, мадам, у которой не в ходу слово «ретро», зато активно пользуется выражение «бесполезное старьё». Гляньте только, с каким остервенением она начала уничтожать обои в коридоре! Это хорошие обои, оранжевые, с белыми стилизованными цветами и средневековыми башнями; и сегодня днём эти башни со звуком рвущейся бумаги отклеились от стены и сложились в два слоя прямо на полу.

То, к чему я привык, начинает рассыпаться в прах. Наверное, в будущем придётся привыкнуть и к этому. Время побежало с удвоенной энергией, замерев за окном, забросив все земные дела, оно устроило себе резиденцию у меня в квартире. Наблюдаю его проявления ежечасно: дерево гниёт и крошится как картон, холодильник кашляет и покрывается ржавчиной; несколько жалких магнитов, бывших в упаковках с йогуртами и кашей, перестали магнитить и ночью со шлепками, один за другим, осыпались на пол. Розетка ударила током, когда я полез подключать многострадальный чайник в комнате у девочек. Довольно неприятное ощущение. Во рту до сих пор солоновато от прокушенной губы.

Знаете, что это значит? Что в любой момент я могу просто не выйти на связь. Электричество в розетке вырвется на свободу и сожжёт материнскую плату компьютера. Да мало ли что может случиться? Жить как дикарь посреди цивилизованного общества, наблюдать в окно как молодёжь скучает на скамейках, уткнувшись в телефоны, и в то же время обрастать бородой, превращаясь в пещерного человека. Старая школа как она есть.

Я вдруг подумал, что наверняка найдётся человек, который хотел бы оказаться на моём месте. Бродяга, что бросает дом, семью, чтобы отправиться далеко-далеко по шпалам. Сколько таких людей мечтает вырваться из тисков общества и у скольких хватает на это воли? Сколько людей не спит ночами и мечтает, чтобы их вырвали, как больной зуб?

Я не мечтал, клянусь богом. Я, блин, собирался написать книгу… книгу, которая оказалась раскрашенным воздухом. Не нужная никому, включая автора. У меня появился ответ на один из заданных в прошлом вопросов. Помните, я говорил про мечту, про то, как обстоятельства вынудили меня стать дезертиром в собственной жизни? Так вот он, ответ, до которого я доходил последние несколько мучительных недель — я дезертировал из жизни очень давно.