Сто страшных историй - Олди Генри Лайон. Страница 17

– Вы правы. Я тоже ощутил голод, когда ваш слуга принес этого несчастного.

– И что же, удалось избавиться от того духа, о котором написано в вашем свитке?

– Удалось. Но не сразу.

Настоятель извлек из котомки две некрашеные деревянные коробки: побольше и поменьше. Из большей он наполнил обе принесенные чашки вареным рисом, из другой добавил сверху несколько квашеных слив. После чего поместил чашки на «подставки для гаки», уже стоявшие на нижней ступени алтаря.

Я прислушался к своим ощущениям. Нет, голод не стягивал мои кишки в узел, а рот не спешил наполниться слюной. Есть хотелось не больше обычного. Все-таки нас с Мэмору сейчас разделяет приличное расстояние. Или это храм нас защищает?

– Хозяина лапшичной пытались отвести в храм?

– Пытались. Он согласился, но по дороге хотел увильнуть. Когда же его потащили в храм силой, с ним едва справились четверо крепких мужчин. На ступенях храма его начали бить корчи, и он едва не умер. По крайней мере, так пишет дознаватель из Киото. Пришлось отказаться от этой затеи. Но когда тамошний старший дознаватель службы Дракона-и-Карпа провел обряд сэгаки, привязав одержимого духом возле храма, где проводился обряд – голодный дух угомонился, насытился и доброй волей покинул хозяина лапшичной.

Я заметно приободрился. Если старший дознаватель из Киото справился – святой Иссэн тем более справится! А я помогу, чем смогу.

Настоятель расставил свечи в курильницы.

– Голодные духи не слишком умны. Зато они имеют редкую и неприятную способность вселяться в живых людей. Может показаться, что гаки владеют не одна, а две всепоглощающие страсти: утолить свой ненасытный голод – и отомстить тому, кого они считают своим обидчиком. Но это не так. Голод для гаки – не страсть, а наказание, посланное свыше за былые грехи. Голод без возможности удовлетворения – что это, если не наказание? Он мучит гаки, а гаки от безысходности мучит кого-то другого, на кого дух обращает свой гнев. Поэтому дух, сидящий в Мэмору, и пришел в службу Карпа-и-Дракона заявить о фуккацу. Старая женщина хотела выставить сына-изувера убийцей матери, что, в сущности, недалеко от правды. Хотела унизить, опозорить перед всеми. Получить грамоту о фуккацу она тоже не возражала. Завладей дух грамотой, утвердись в том, что теперь Мэмору – это его мать Котонэ… Это помогло бы духу оскорбленной матери закрепиться в теле сына. Дух полностью завладел бы чужим телом, истязая обидчика еще сильнее. Это вряд ли облегчило бы его собственные мучения, но духу ли задумываться о таком? Все это тоже своего рода голод, и он требует насыщения, хотя и ненасытен…

Я восхищался разумом старика. Из моего доклада монах сделал точные и глубокие выводы. Гаки? О них я не вспомнил. А о способности гаки вселяться в живых людей и вовсе-то не знал! Грамота, закрепляющая статус духа в чужом теле? Нечто подобное я и сам подозревал. Привет, Иоши из Грязного переулка! Ты ведь тоже хотел грамоту? Криком о ней кричал, день и ночь?

Грамота для духа. Надо запомнить на будущее.

– Но о том, что его могут разоблачить, дух матери не подумал. А когда узнал о наказании, грозящем за обман и сокрытие фуккацу – испугался. Решил, что его в теле сына отправят в ссылку, где он будет голодать. Вы и сами это отметили в записке. Неутолимый голод, Рэйден-сан! Для гаки это страшнее всего. Вот мать и пошла на попятный, поспешила заявить от лица сына, что никакого фуккацу не было, но просчиталась. Замечу, вы хорошо чуете обман.

– Благодарю, Иссэн-сан. Он все время просил еды, даже когда заявил, что никакого фуккацу не было. А еще он ни разу не назвал меня «господином» или «господином дознавателем». Впрямую не грубил, даже извинялся, но ни разу не обратился как подобает! Виноват, я поздно обратил на это внимание…

– Но все-таки обратили. Духи умерших, даже оставаясь здесь, уже не принадлежат к миру живых. Для них не существует господина и слуги, самурая и торговца… Но самое важное, что вы выяснили, Рэйден-сан – это то, что поведение Мэмору изменилось не сразу после смерти его матери. Как вы верно заметили в письме, фуккацу не может произойти через десять – или более – дней после смерти. Значит, это не обычное фуккацу, а неупокоенный дух в чужом теле, предположили вы. И ваше предположение полностью подтвердилось.

Святой Иссэн извлек из котомки гладко оструганную и отшлифованную дощечку и принадлежности для письма. Оглядел алтарь. Едва заметно кивнул – сам себе.

– Все готово. Мне нужно только посмертное имя матери Мэмору.

Этого не могло быть. Человеческий слух не обладает такой чуткостью. Но клянусь, я услышал, как над ручьем, привязанный к иве, злобно захихикал вечно голодный разносчик.

2

Вам нельзя лгать

– Мне нет прощения, Иссэн-сан! Я достоин самого сурового наказания! Я забыл написать об этом в послании вам!

– О чем вы забыли написать? О том, что достойны наказания?

– О том, что на могиле Котонэ нет таблички с посмертным именем!

Некоторое время настоятель молчал. С пола я видел лишь его босые ступни, которыми старик мерил пространство храма: четыре шага вправо, неспешный разворот, четыре влево, разворот…

Ступал он бесшумней кошки.

– Да, это осложняет дело… Встаньте же наконец!

В голосе монаха прозвучало – редчайшая редкость! – открытое недовольство. Недоволен святой Иссэн был не моей преступной забывчивостью, а тем, что глупец Рэйден распростерся перед ним на полу – вместо того, чтобы вести себя как полагается дознавателю: думать над разрешением сложившейся ситуации.

Я поспешил подняться.

– Еще раз приношу свои глубочайшие извинения за забывчивость! Можно узнать посмертное имя у Мэмору… Вернее, у самой Котонэ в его теле. Но она может и заупрямиться, не захотеть отвечать…

– Это весьма вероятно.

Чувствовалось, что старик поощряет меня к дальнейшим рассуждениям вслух.

– Главное желание гаки – утолить вечный голод, так?

– Так.

– Один раз дух Котонэ уже испугался ссылки. Устрашился голодной смерти в чужом теле! Можно пригрозить ей ссылкой на Остров Девяти Смертей, если откажется отвечать.

– Я уже говорил вам: гаки не слишком умны и дальновидны…

У меня возникло смутное подозрение, что поначалу святой Иссэн хотел ответить мне по-другому, но передумал.

– Ссылка когда еще будет, – развил он свою мысль. – Возможно, ее и вовсе удастся избежать. Так наверняка решит гаки, Рэйден-сан.

Я ощутил себя ребенком, несмышленышем, который на свой вопрос получил самый простой и не вполне верный ответ – зато такой, который ребенок в силах понять. Обидно, да. Что вы хотели сказать мне, Иссэн-сан? Чего не сказали? Или вы хотите, чтоб я дошел до ответа своим умом? Что ж, я постараюсь!

– Чего еще боится голодный дух? – воскликнул я, охвачен возбуждением. – Что может угрожать ему прямо сейчас? Храм! Его корежит и жжет даже на ступенях!

В глазах старого настоятеля мелькнуло разочарование, но я уже не мог остановиться. Мне нужно было довести идею до конца. Впрочем, на ходу я кое-что подправил: возможно, в таком виде она больше придется по душе святому Иссэну.

– Сначала я просто спрошу у Мэмору… у Котонэ ее посмертное имя. Если она не захочет отвечать, я пригрожу ей – только пригрожу! – тем, что мой слуга отволочет ее в храм. Храм рядом, угрозу можно привести в исполнение немедленно. Гаки хорошо помнит, что с ним было на ступенях. Уверен, она назовет имя!

Святой Иссэн молчал, продолжая расхаживать взад-вперед. Но вдруг остановился напротив меня:

– Я был несправедлив к вам, Рэйден-сан. Несправедлив в своих мыслях. Простите меня за недостаточную чуткость, умоляю вас. Вы ведь не монах, вы дознаватель. Хороший дознаватель, уж поверьте старику. Вы и мыслите, как дознаватель. Ищете кратчайший путь, предлагаете решения. Если смотреть на один шаг вперед – это верные решения. Пригрозить голодному духу? Напугать его? Выбить силой посмертное имя? Скорее всего, у вас получилось бы. Мы с вами выиграли бы битву, но проиграли бы войну.