Солнечная тайна Изабель (СИ) - Лерн Анна. Страница 37

— Мне кажется или ты получаешь от этого удовольствие? — Доротея принялась нервно стучать пальцами по столешнице. — Дорогой, все это очень серьезно! Нам будут перемывать кости на каждой вилле! Люди долго не забудут этой выходки!

— Поговорят и успокоятся, — маркграф вытер слезы, выступившие от смеха, и с наслаждением отпил ароматный кофе. — Не стоит все принимать так близко к сердцу. Кузен не настолько эксцентричен, как некоторые представители дворянского сословия. Вы слышали о Фрэнсисе Генри Эгертоне, восьмом графе Бриджуотере? Этот человек одержим собаками и относится к ним как к членам своей семьи. Он проводит для собак роскошные вечеринки, где те едят деликатесы с серебряной посуды.

— Неужели это правда? — герцогиня сняла компресс и потянулась за вином. — Дорогой, ты выдумываешь!

— Я говорю чистую правду, — подтвердил Массимо. — Каждый вечер личные лакеи одевают собак к обеду в красивые одежды и кожаные сапоги ручной работы, просовывают за ошейники льняные салфетки и те сидят за столом, как настоящие джентльмены. А вы говорите танец с баронессой… Ерунда.

В этот момент на дорожке показался Винченцо и маркграф повысил голос.

— Возможно, кузен воспылал к вдовствующей баронессе, и скоро оставит свою холостую жизнь.

— Почему нет? — герцог широко улыбнулся. — Она довольно резва и подвижна. Ее ноги выкручивали такие па, что я еле поспевал за ней.

— Замолчи негодник! — Марселла погрозила ему пухленьким пальчиком. — Ты когда-нибудь загонишь меня в могилу своими выходками!

— Я искренне прошу прощения, — Винченцо поцеловал этот грозящий перст, и она легонько хлопнула его по щеке, моментально расплываясь в обожающей улыбке.

— Бесстыдник…

— Тетушка, — герцог поцеловал графиню и уселся рядом с Массимо. — Как спалось, кузен?

— Замечательно, — маркграф блаженно щурился под лучами утреннего солнца. — Ночной дождь навевал на меня романтичное настроение…

— Не связано ли это с Изабель ди Кантини? — лукаво поинтересовалась Доротея, наблюдая за сыном. — Она так неожиданно исчезла, даже не попрощавшись, а ты исчез следом и не появился, чтобы завершить праздник, как подобает хозяину дома.

— Я же сказал, у донны Изабель разболелась голова, и она так дурно чувствовала себя, что еле дошла до кареты, — ответил Массимо, вспоминая, как провожал ее и как в первый раз вдохнул будоражащий аромат ее кожи. — Бедная девочка не привыкла к таким шумным празднествам.

— Да, она чистое, невинное дитя… — графиня накрыла своей ручкой его большую руку. — И она очень нравится мне, Массимо.

Проснулась я в замечательном настроении. Всю ночь за окном шел тихий дождь и его свежий аромат проникал в открытые оконные створки, выгоняя из комнаты дневную жару. Я лежала под тонкой простынею и вспоминала глаза, руки и горячее дыхание Массимо. Похоже, я бесповоротно влюбилась… Я знала, что у него тоже есть ко мне некие чувства, но утверждать, что он влюблен, не могла — слишком он был серьезен, а порой и холоден. Что ж, время покажет.

Я умылась, надела свое новое домашнее платье и спустилась на кухню, откуда уже слышались голоса мальчишек.

— Доброе утро!

— Изабель! — они бросились ко мне и, заглядывая в глаза, загалдели:

— Ты танцевала? Пила шампанское? Тебя угощали пирожными? Какие маски там были?

— А ну кыш, сорванцы! — прикрикнула на них Лучиана и усадила меня за стол. — Когда вы приехали? Я так крепко спала, что не слышала во сколько вы вернулись домой!

— Еще не было двенадцати, — ответила я и с жадностью набросилась на блинчики с апельсиновым джемом. — У меня разболелась голова, и я решила уехать с праздника.

— Как жаль… — вздохнула Лучиана и тут же хитро посмотрела на меня. — Его светлость уделял вам внимание?

— Уделял, — я довольно улыбнулась ей. — Но пока рано о чем-то говорить. Пусть все идет своим чередом.

— Ох, как бы было хорошо, если… — она увидела мой предупреждающий взгляд и, подняв руки, воскликнула: — Молчу! Молчу!

Я сходила в деревню, поговорила с Бруно и мы решили на следующий день, рано утром ехать в город за материалом. Парни разгребли весь мусор и он большой горой высился чуть поодаль от домов. Они даже не поленились отсортировать его.

— Кое-что можно пустить на дрова, — сказал Бруно, показывая более или менее уцелевшее дерево. — Из битой черепицы я предлагаю выложить дорожки, а остальное мы аккуратно сожжем. Пепел пойдет на удобрение.

Я слушала его и приходила в полнейший восторг — настоящий хозяйственник! Нужно было подумать о том, чтобы оставить этого человека у себя. Пусть пока я не знала, в каком качестве, но время еще было. Пока они отстроят деревню, я что-нибудь придумаю.

Когда я вернулась на виллу, во дворе меня встретил Густаво и сообщил, что привез три огромных бочки молодого вина и готов заняться перегонкой. Эта новость ужасно обрадовала меня, и я тут же помчалась с ним в наши «винные цеха».

Я мало что соображала во всем этом, но мне было очень интересно, и я с удовольствием слушала Густаво, который устанавливал аппарат.

— Вы знаете, как появился коньяк? — спросил он и я отрицательно покачала головой.

— Есть легенда, что один рыцарь, будучи еще и виноделом, убил неверную супругу с любовником, потом мучился во снах, где ему являлся дьявол, а после решил начать эксперименты с вином. Дьявол сказал ему, чтобы он избавился от первой и последней порции вина, что в итоге и дало коньячный спирт. Рыцарь в результате закупорил все в бочку, подарил результат работы монахам, а те забыли про подарок. Но когда вспомнили и решили попробовать, то обнаружили, что новое «вино» — еще интереснее, ароматнее и шикарнее обычного. А главное крепче!

Мы засмеялись и Густаво сказал:

— А вообще, все куда более проще, в одном портовом городе торговали солью и изготавливали неплохое, но слабенькое и нестойкое вино, которое не выдерживало длительного хранения, а значит, не могло долго путешествовать по морю. Из него начали делать винный спирт и получалось «жженое вино», которое потом разбавляли до той крепости, которая была в вине. Когда появились перегонные аппараты, придумали подвергать вино двойной перегонке, и этого продукта стало так много, что некоторые бочки залеживались, и совершенно случайно обнаружилось, что бренди со временем становится в разы вкуснее и мягче — так появился коньяк…

— Откуда ты все это знаешь? — мне было очень интересно слушать его, а еще больше смотреть, как он ловко управляется.

— Мы с вашим батюшкой часто говорили об этом, барон мечтал производить коньяк, — грустно ответил Густаво. — Много времени просиживали за книгами, в которых описывалось все, что связано с вином и его переработкой. Жаль, что все так вышло…

Мы помолчали, и похлопав ладонью по аппарату, он объяснил:

— Из всего вина, можно отравлять в бочки для хранения только золотую середину, она самая «чистая».

— А остальное? — я примерно понимала, о чем он говорит, но как бережливая хозяйка заволновалась об остатках. — Вылить?

— Нет, — улыбнулся Густаво. — То, что осталось после выбора середины, потом смешивается со спиртами первой перегонки, а затем заново перегоняется. Не забивайте свою головку этими подробностями, донна, у вас и так много проблем. Я все сделаю сам.

Оставив его разбираться с аппаратом, я прогулялась к виноградникам, вспомнила о просьбе Фабио, но решила оставить это на вечер — хотелось немного расслабиться и ни о чем не думать. А если честно, хотелось предаться тайным мечтаниям о Массимо.

Мой взрослый женский ум прекрасно понимал, что маркграф хороший человек, благородный мужчина, а молодое тело с его сложными гормональными процессами испытывало влечение и все вместе сулило чудесное будущее и прекрасный союз умных, рассудительных людей. Что говорить, я бы не задумываясь приняла предложение руки и сердца… Оставалось лишь только ждать, каким будет следующий шаг маркграфа.

— Значит, они решили обмануть меня… — король раздраженно постукивал пальцами по подлокотнику красивого резного кресла. — Летиция Ковалино вышла замуж в том месяце и уехала вместе с мужем на север Энталии…