Выбор (СИ) - П. Белинская Ана. Страница 22

— Не запрещено. Свободным. А не замужним и мамашкам с детьми, — выплюнул зеленоглазой стерве.

— Что за средневековые замашки? Я глубоко сочувствую твоей девушке или будущей жене, — рыжая обороняюще скрестила руки на груди, отчего та заметно поднялась в открытом декольте.

Я искренне старался держать взгляд на уровне ее лица, но мое внимание то и дело сползало вниз, к двум упругим полушариям.

— У моей девушки или жены не будет желания и времени ходить по таким местам, я найду, чем заинтересовать ее, — я поиграл бровями и демонстративно опустил глаза в вырез ее платья.

— Деспот, — хмыкнула дьяволица и отвернулась к окну, прикрывая руками грудь.

— Ленина, молодые люди.

За нашими словесными перепалками, я и не заметил, как такси доставило нас к дому зеленоглазой.

— Спасибо, сколько с меня? — девчонка полезла в сумочку, пытаясь отыскать кошелек.

— Я оплачу, — строго пробурчал и обратился к водиле. — Сестру провожу, подождешь?

— Да без проблем, — отозвался мужик.

— Это не обязательно. Я дойду сама, — обернулась рыжая, когда я шел за ней до подъезда, пялясь на стройные ноги.

— Обязательно. Проблемы тебя находят даже там, где их не ждешь, — мы зашли в подъезд, и я в который раз был приятно удивлен: чистый, освещенный, с тем же раскидистым цветком на окне, с красочными почтовыми ящиками. — Надеюсь, брат мне скажет спасибо.

— В каком смысле? — непонимающе уставилась на меня зеленоглазая. — Я не поняла.

И лицо такое сделала невинное, будто и правда не понимает ничего. Хороша актриса. Большой театр скорбит, что потерял такую самобытность.

— Топай давай. Меня таксист ждет, — слегка подтолкнул девушку, не собираясь участвовать в ее спектакле.

— Ну так иди. Я не просила за мной тащиться, — вздернув свой аккуратный носик уверенно поцокала на свой этаж.

На ее лестничной площадке очень светло, удивительно, что энергосберегающую лампочку еще не сперли.

Кто все эти люди, которые здесь живут? Ангелы? Или участники проекта «Лучший и чистый подъезд города»?

30.

Саша

Мне кажется, что я слишком долго копаюсь в сумочке в поисках ключей. Максим выжидательно стоит рядом, наблюдая за моими действиями. Почему он не уходит? Миссия выполнена, я у дверей своей квартиры, так в чем дело? Может ждет приглашения на чай? Так не дождется! Мы не в том положении, чтобы распивать чаи, к тому же его ожидает такси. Но, блин, так неловко, когда за тебя заступились в баре, довезли до дома, да еще и проводили до двери, а ты просто зайдешь в квартиру и закроешь перед человеком дверь. Я понимаю, что Максим- не тот человек, о чувствах которого стоит переживать, но я так не могу, знаю, что буду потом мучаться всю ночь. Уж лучше бы он не стоял вот так, дыша горячим воздухом мне в спину, а сам ушел, и не было бы вот этого момента неловкого прощания.

Я хочу уже было поблагодарить за проявленное беспокойство и пожелать доброй ночи, как случайным взглядом цепляюсь за руки Максима, а точнее кисти. В подъезде светло, и я легко различаю разбитые в кровь костяшки. Мерзавец с дьявольскими ямочками на щеках рефлекторно потирает их друг о друга, слегка щурясь. Ему больно, я понимаю это, когда вижу опухшие синие пальцы.

— У тебя пальцы разбиты, — зачем-то констатирую я и прикасаюсь ладонью к его руке.

Максим замирает и смотрит на наши руки, которые почему-то, не спрашивая разрешения, соединяются в крепкий замок.

— Нужно обработать, — еще крепче сжимаю его ладонь и втягиваю в квартиру.

А он идет. Идет за мной. Закрывает свободной рукой за собой дверь, разувается, не расцепляя замок.

Я сбрасываю туфли, включаю свет в тесной прихожей, кидаю сумочку на обувницу. Мне приходится разорвать наш телесный контакт, потому что вот так за руки мы не сможем пройти в ванную.

Мою руки под пристальным вниманием Максима, который стоит в дверях ванной комнаты, ожидая своей очереди. Встречаемся взглядами в зеркале, все так же не произнеся ни слова.

Максим пропускает меня, и я ловко выныриваю из ванной, направляясь в сторону кухни, там аптечка. Пока парень в моей квартире моет руки, я пытаюсь собрать свои мозги в кучу и начать думать рационально.

Так, перекись — в холодильнике, заживляющая мазь- тоже здесь, ватные диски- в ванной. Я мечусь по скромной кухонке и не замечаю, как приходит Максим и усаживается на то же место, на котором сидел в прошлый раз — на мое.

— Где Шумахер?

Я вздрагиваю от громкого мужского голоса, глубоким баритоном отражающегося от стен маленькой кухни, когда несусь обратно в ванную комнату.

— Никитка? Он у бабушки с дедушкой в гостях, — пожимаю плечами и закрываюсь в туалете.

Прислоняюсь спиной к двери, закрываю глаза и делаю глубокий вдох и медленный выдох. Дыхательная гимнастика, которая на мне, почему-то, совершенно не работает.

Это странно: еще час назад мы с Максимом отчаянно орали друг на друга у бара, а сейчас он сидит на моей кухне, смиренно ожидая помощи, мы молчим, ощущая неловкость и еще что-то, чего, в принципе, быть не должно.

Обильно смачиваю ватный диск перекисью водорода и …и не знаю, что дальше делать? Передать диск Максиму, чтобы он сам обработал руки, или же сделать это нужно мне? Я не решаюсь и слишком долго стою с опущенной головой, глядя на мокрый ватный кружок. Мне нужен хоть какой-то знак- позволит ли Максим прикоснуться к нему, чтобы помочь, либо оттолкнет.

Мистер «Дьявольские ямочки» вытягивает по столу руки, словно подслушивая мои мысли, и я понимаю, что мне дают зеленый сигнал. От столешницы до кухонного стола — один шаг, но я преодолеваю это расстояние бесконечно долго, ожидая, что парень опомнится, выхватит диск, обзовет или нагрубит, как обычно.

Но ничего такого не происходит, и я сажусь напротив, наклоняюсь к рукам. Вблизи пальцы выглядят еще хуже: гематомы, царапины, содранная кожа. Поочередно обрабатываю каждую ранку и царапину, на более открытые и глубокие участки щедро поливаю перекисью, отчего парень вздрагивает, а я начинаю прерывисто дуть. Материнский инстинкт. Максим хмыкает, и я поднимаю глаза и встречаюсь с его, цветом горького шоколада. Замечаю мелкие ссадины на подбородке, около губы, на левой щеке. Непроизвольно дотрагиваюсь ватным диском до волевого мужского подбородка и провожу влажную линию к губе. Смотрю на его пухлые губы и неосознанно облизываю свои. Они такие яркие, манящие, что хочется дотронуться. И я трогаю- провожу указательным пальцем по верхней губе, наблюдая за своим действием и боясь поднять глаза. А потом чувствую практически невесомое прикосновение, словно перышко, к своим губам. Влево-вправо, влево-вправо порхает большой палец Максима, задевая нижнюю губу.

Я поднимаю руку выше и провожу ладонью по щеке, несмело, рвано, царапаясь о легкую щетину. Его рука спускается ниже, к шее, далее к ключице и возвращается обратно к губам.

Касаюсь его лба и провожу по линии морщинки, выступившей на лице своего хмурого хозяина. Он проводит ладонью по моей щеке, нежно, но гораздо смелее и увереннее. Так и сидим, глаза в глаза, трогая друг друга. Мы будто знакомимся. Наши тела знакомятся. Я не слышу, как он дышит, но чувствую, как стремительно опускается-поднимается его грудная клетка, а еще слышу гул своего сердца. Оно аритмично несется галопом, подскакивает, делает резкий кульбит и срывается вниз.

Что с нами происходит? Или это только со мной? Одна я сейчас чувствую что-то тугое, сворачивающееся в прочную пружину в груди, а потом стремительно падающее вниз живота, разливаясь теплой истомой? Это не долбанные бабочки, это острые иголочки, покалывающие жарко-жарко, это желание, да, это оно. Я хочу этого наглого мерзавца, дьявола во плоти, хама и грубияна, да, черт возьми, я его хочу! Я не буду обманываться, как и делать вид, что мне неприятны его прикосновения и горячие взгляды, я хочу вновь почувствовать себя женщиной, отпустить в себе маму, подругу, дочь, коллегу…Я так давно не чувствовала себя желанной, что просто забыла, какого это. И сейчас я делаю то, чего никогда не делала, но чего очень хочу.