Сталь от крови пьяна (СИ) - Александрова Виктория Владимировна. Страница 57

— Но как же… как же я… Она уже не болит! — вскрикнул воин. — Не надо резать, как же без ноги-то…

— Зато вам больше не придётся сражаться. — Гвен хотелось верить, что это хоть немного его приободрит. — Вы отправитесь домой.

— И буду обузой для своей семьи, — вздохнул он, кажется, уже смирившийся со своей участью.

— Зато останетесь живы, — возразила она.

Раненый ещё пытался уговаривать её и лекаря не резать ногу, но уже как-то слабо и не очень уверенно. Впрочем, лекарь его не слушал. Он без лишних слов влил в него чашку макового отвара — это снадобье притупляло боль. Обычно после него человек погружался в сон, однако сейчас это вряд ли может хорошо помочь. Воин, даже уснув, тут же проснётся, когда его начнут резать. Но что есть, то есть — может, хоть немного полегче будет…

Вдруг входное полотнище лекарского шатра приподнялось — в желтоватый сумрак ворвался луч солнечного осеннего дня. Гвен обернулась и увидела баронессу Кассию Кархаусен, женщину из Шингстена, которая наравне с мужчинами сражалась на этой войне. Среди нолдийцев (а именно с ними Гвен общалась больше всего) о ней ходили разные слухи. Одни говорили, что она умеет колдовать и верит в сотни языческих богов, которые помогают ей творить ворожбу… Другие возражали: нет, мол, не боги ей помогают, а дьявол и демоны! Третьи замечали, что она умеет лечить, но не так, как обычные лекари, а, опять же, колдовством, но лучше к такому лечению не прибегать — грех большой…

Сама Гвен ничего из этого воочию не видела. А баронесса Кархаусен вела себя очень мило и непосредственно, так что относиться к ней с опаской казалось бессмысленным. Недавно, через пару дней после битвы за Лейт, она попросила у Гвен сбор трав для обеззараживающей настойки, однако от лекарской помощи отказалась — заявила, что с обработкой раны и сама может справиться. Гвен лишь пожала плечами, но травами поделилась.

Подруги потом спрашивали, какого чёрта она общается с язычницей, грешно ведь… Гвен нечего было на это сказать. О вере баронессы Кархаусен она не задумывалась — пусть верит в кого хочет, Бог ей судья. И в общении с ней Гвен никакого греха не видела. К тому же не так давно она сама очень согрешила — тогда, с милордом Генрихом…

Нет, нельзя сейчас об этом думать.

Гвен покачала головой и поклонилась так, как её учили женщины в Клауде — они называли этот поклон реверансом. Девушка не сразу сообразила, что стоит перед высокородной дворянкой, потому что привыкла к несколько иному их виду. Не то чтобы она в своей жизни видела много дворянок, но те, которых всё же довелось увидеть, носили изящные шёлковые платья, укладывали волосы в замысловатые причёски и украшали себя ожерельями, браслетами и кольцами.

А баронесса Кассия носила мужскую одежду — штаны, высокие сапоги, рубашки и неизменную бобровую жилетку сверху… Волосы она заплетала в простую косу, а из украшений носила лишь подвеску с тремя небольшими деревянными дощечками, на которых были начерчены какие-то странные угловатые узоры.

И всё равно это выглядело куда красивее и опрятнее, чем то, что было на Гвен: старое синее платье, запачканный кровью фартук, измятая косынка на взлохмаченных волосах. Сегодняшний раненый с гангреной был далеко не первым (и не последним), девушка очень устала, поэтому привести себя в порядок у неё не было никакой возможности. Она немного смутилась своего вида, но баронессе Кархаусен, кажется, не было до него никакого дела.

— У тебя не осталось ещё немного коры ивы? — с улыбкой спросила она, проходя в шатёр. Раненого воина на столе она, кажется, совсем не заметила.

— Осталось, — кивнула Гвен и бросилась к своей сумке, лежащей возле стола.

Всё самое необходимое — обеззараживающие, обезболивающие отвары и мази, сборы трав, маковую настойку во флаконах — она всегда носила с собой. Поэтому найти нужный мешочек с небольшими кусочками коры не составило труда. Гвен протянула его баронессе, и та вновь приветливо улыбнулась.

— Как ваша рана? — поинтересовалась Гвен, убирая с лица спутанную прядь — волосы выбивались из-под косынки и лезли в глаза.

— Заживает потихоньку, — отозвалась баронесса Кассия. Говорила она необычно: очень уж шипела в некоторых словах… Гвен никогда раньше не слышала шингстенского говора и теперь поняла, что он отличался от нолдийского ещё сильнее, чем бьёльнский, к которому она уже совсем привыкла.

— А должна бы не потихоньку… Может, вы всё-таки к лекарю обратитесь?

Гвен кивнула на своего наставника, который в это время готовил всё необходимое для отрезания ноги, остановки крови и заживления культи: острейшие лекарские ножи, пилу, жгут, бинты…

— Нет, не стоит. — Улыбка шингстенки стала будто бы виноватой. — Я сама справлюсь, правда. Сделаю себе мазь от боли — мне только коры ивы не хватало.

— Вы женщина, а самоуверенны как мужчина, — позволила себе заметить Гвен. — Может, не зря вы носите штаны…

Баронесса Кассия рассмеялась, и лишь тогда её наконец-то заметил лекарь. Он видимо, хотел шикнуть и призвать к тишине — смех в этом шатре, где царили боль, смерть и страдания, был крайне неуместен, — но, увидев, кто перед ним, лишь почтительно склонился.

— Пилить будете? — усмехнулась баронесса Кархаусен, пряча кору ивы в поясную сумочку из чёрной блестящей кожи. — Может, помочь?

Ни лекарь, ни Гвен ничего не успели ей сказать — она сделала пару уверенных шагов вперёд и взглянула на почерневшую ногу, причём взглянула безо всякого отвращения или испуга.

— Да уж, тут и правда только пилить… — заметила шингстенка, чуть нахмурившись. — Что вы ему дали?

— Ваша светлость, я не думаю, что… — начал лекарь, но Гвен посмела его прервать:

— Маковый отвар, — ответила она. — Он может немного ослабить боль.

— Но не до конца. Начнёте пилить — он будет вертеться, и тогда отрезать ногу будет куда сложнее. Давайте я его подержу, — предложила баронесса Кассия.

В шатре повисла тишина — слышалось лишь тяжёлое, прерывистое от тревоги дыхание раненого воина.

Лекарь смотрел на баронессу не меньше минуты, и в его взгляде сложно было прочитать что-то определённое. Он будто оценивал шингстенку: насколько она сильна, насколько ловка, чтобы справиться с мужчиной, пусть и раненым и напоённым маковым отваром? Однако Гвен понимала, что им сейчас не помешает любая помощь: людей лекарям жутко не хватало, а раненых после штурма было много… Сама она, конечно, тоже могла бы подержать воина, чтобы не дёргался и не мешал резать, но лекарю от неё всё-таки понадобится помощь несколько иного рода. А баронесса Кархаусен к тому же была воительницей, то есть наверняка превосходила по силе многих обычных женщин и, наверное, справилась бы с ослабленным мужчиной…

— А вылечить его гангрену своей магией вы не можете? — вдруг спросил лекарь тихо.

Баронесса лишь покачала головой.

— Многие переоценивают мои лекарские способности, — отозвалась она.

Тогда лекарь молча кивнул, и Кассия, почему-то снова улыбнувшись Гвен, пошла за ним к раненому.

***

Здесь, на севере, приближение зимы ощущалось особенно остро. Дни становились всё короче, а ночи пугали кромешной темнотой и резким холодом, который по утрам оседал на траве ледяной росой, а иногда даже инеем. А ведь только-только закончился рукшеиссентябрь и до зимы оставалось не менее шести седмиц…

— Когда выпадет снег и начнутся морозы, нужно будет что-то делать с этим всем, — вздыхал Генрих, из окна замка оглядывая лагерь под стенами. Солдаты кучковались возле костров, подбрасывая в них дрова и протягивая руки к огню.

— Тут кругом ещё остались нетронутые врагом деревни, а чуть северо-восточнее стоит небольшой ремесленнический город, — успокаивал его лорд Джеймс, не убирая с лица тёплую покровительственную улыбку. — Он почти не пострадал. Так что расселимся… Нам бы только о планах противника узнать, — хмурился он в задумчивости, — и уже в соответствии с ними строить собственные. Фарелльцы сейчас сосредоточили свои силы на северной границе и далеко от неё не отходят. Надо бы идти туда, но сколько человек нам брать с собой, а сколько отправлять на отдых в деревни и город?