Принц со шрамом (ЛП) - Макинтайер Эмили. Страница 58
— У тебя проблемы, — усмехаюсь я.
— Сара, я не убивал твоего отца.
Я перестаю сопротивляться его хватке, ослабеваю в его руках, смятение проносится сквозь меня, когда мои брови опускаются вниз.
— Нет, это ты. Мой дядя сказал мне, что это был ты, он…
— Хочет забрать корону, — вклинивается он.
Я бы с удовольствием отрицала это, и в течение следующих нескольких мгновений я так и делаю. Я обыскиваю каждую трещинку своей памяти, пытаясь найти что-то, что доказывает его невиновность. Что доказывает, что он никогда бы не сделал этого. Он был так убедителен в своей просьбе убить мятежного короля, и если даже это было неправдой, тогда я задаюсь вопросом, знала ли я его вообще.
Мой дядя был для меня как второй отец. Но он также был тем, кто шептал мне на ухо на каждом шагу, раздувая пламя моего огня и направляя его в нужное русло. Было ли все манипулированием для достижения его конечной целью?
— Ты была их козлом отпущения, Маленькая Лань. Той, кто возьмет на себя вину за убийство монарха и проложит им путь к краже короны.
Моя грудь судорожно сжимается.
— Что? — я качаю головой, неверие льется по моему телу, как ледяной дождь.
Его пальцы прижимаются к моим губам, нежно лаская их.
— Ты знаешь, что я не хочу причинить тебе боль.
— Нет, они бы не поступили так, — повторяю я. — Он бы не стал, я его семья.
Даже когда я произношу эти слова, правда погружается в мои кости, заставляя их болеть, и я понимаю.
Я такая глупая женщина.
В его глазах мелькает сочувствие.
— Теперь я буду твоей семьей, Маленькая Лань.
В груди тяжесть, душа изранена, но есть и чувство облегчения, которое снимает бремя с моих плеч, цепи, привязывающие меня к фамилии Беатро, разрываются и разбиваются, падая на землю.
— Поклянись, — умоляю я. — Поклянись мне на могиле своего отца, что ты говоришь правду.
Он накрывает ладонью мою щеку.
— Я клянусь могилой моего отца, Сара. Я всегда буду говорить тебе только правду.
Мой взгляд возвращается к нему, сердце замирает, когда я смотрю в его идеальное лицо.
— Ты был искренен, когда сказал, что любишь меня? — спрашиваю я.
Он вздыхает, отпускает мою руку и кладет ее на свое колотящееся сердце.
— За всю свою жизнь я хотел только одного. Трона. Я замышлял и планировал так долго, что уже не помню, какой была жизнь до этого. И я так близок, Сара. Так близок к победе.
Мой желудок сжимается.
— Но ты… — он облизывает губы. — Ты можешь сжечь всё королевство, пока от него не останутся лишь обугленные обломки, и я с ликованием буду ползать по углям, лишь бы у меня была возможность преклоняться перед твоими ногами.
Мои внутренности содрогаются от величия его слов.
— Если это любовь, то да, я люблю тебя, — он поднимает плечо. — Я не могу чувствовать ничего, кроме любви к тебе.
Я сдерживаю эмоции, рвущиеся из груди, и поднимаю руку, чтобы убрать прядь волос с его лба. Мое дыхание сбивается, и я знаю, что с моими следующими словами всё изменится.
— Я тоже тебя люблю.
Его глаза темнеют, и его член пульсирует между моими ногами.
— И было бы очень обидно не увидеть корону на твоей голове.
47. Тристан
— Что рисуешь?
Голос Саймона прорывает мою концентрацию, и инстинктивно я дергаюсь в сторону, пытаясь спрятать от его взгляда свою работу.
Он ухмыляется мне, его улыбка с оскаленными зубами заставляет что-то ослабнуть в моей груди, и я прислоняюсь спиной к коре плакучей ивы, наблюдая, как он опускается рядом со мной, кладет свой игрушечный меч сбоку и снова заглядывает мне через руку, пытаясь получить хороший обзор.
— Это леди? — спрашивает он, когда я недостаточно быстро отвечаю.
Я колеблюсь по многим причинам. Главная из них заключается в том, что Саймону десять лет. Он болтун, сам того не желая, и я не знаю, что будет, если он побежит и расскажет матери, что принц рисовал картинки с невестой короля. Я понятия не имею, греет ли она до сих пор постель Майкла, но в этом королевстве есть много людей, которые возьмут эту информацию и используют ее в своих интересах, какими бы надежными они ни казались. И я не доверяю матери Саймона. Тот, кто позволяет бить и издеваться над своим ребенком или не возражает против того, что он целыми днями бегает по туннелям, не заслуживает иметь ребенка.
Моя грудь вздымается от гнева, воспоминания многолетней давности всплывают, когда я думаю о сходстве того, как с ним обращаются, с тем, что я пережил тогда.
— Да, — отвечаю я, надеясь, что не совершил ошибку.
Потому что, как бы я ни претендовал на Сару — как бы я ни знал, что она моя — нам все равно нужно скрываться в тайне, пока мои тщательно продуманные планы не воплотятся в жизнь.
Майкл отправил войска к южной границе, как я и предложил. Тайный совет возмущен, но в конце концов, они не король. А он — да.
Пока что.
Мой желудок сводит судорогой от волнения и предвкушения, я чувствую, что впервые за много лет могу дышать ровно. Я был готов все бросить, пустить все на самотек, убежать с Сарой и никогда не оглядываться назад. Но потом она произнесла эти слова. Эти идеальные, волшебные, прекрасные слова о том, что она хочет, чтобы
я носил корону. Моя душа взорвалась, когда я ввел свой член глубоко в неё и трахал до одурения, пока она называла меня своим королем.
Когда мы насытились, она положила голову мне на грудь и спросила о мятежниках, и я рассказал ей о своих целях. Мы строили планы до самого утра, мое сердце билось о грудную клетку с каждым прошептанным словом, не понимая, как сильно я жажду обладать ею именно так. Равной мне. В роли моя королевы.
— Она красивая, когда ты её рисуешь, но вживую она еще красивее, — замечает Саймон.
— Это правда, — снова подтверждаю я.
Несколько мгновений он молчит, а затем бросает взгляд на ворота, которые открываются, три автомобиля въезжают во двор и останавливаются, а мое сердце сжимается в груди, когда я понимаю, что Сара находится в одном из них, скорее всего, под рукой моего брата, так близко и в то же время так далеко.
Моя челюсть сжимается при одной мысли о них.
— Как ты думаешь, однажды, возможно, у меня будет своя леди? — спрашивает Саймон.
Я отвожу взгляд от машин и смотрю на него, мои брови поднимаются.
— У тебя может быть всё, о чем ты только посмеешь мечтать, Маленький Лев.
Он кивает, прежде чем его глаза закрываются.
— Ну… тогда… как ты думаешь, может быть, однажды у меня будет отец?
У меня сводит живот, и я прислоняю голову к стволу дерева, постукивая пальцами по колену, глядя на него, не зная, что сказать.
— Наличие отца переоценивается. Поверь мне, я говорю на собственном опыте.
Он пожевывает губу, его огромные янтарные глаза широко и доверчиво смотрят на меня.
— Как ты думаешь, может быть, ты сможешь это сделать?
Мое сердце сжимается.
— Никто не узнает, — поспешно говорит он с надеждой. — В любом случае, мы будем просто притворяться. И это может быть весело! Как… как сейчас, только ты будешь говорить мне, что любишь меня и будешь учить меня быть мужчиной.
— Не думаю, что твоя мама одобрила бы это, — смеюсь я сквозь боль, пробивающую себе путь в груди, когда протягиваю руку, чтобы взъерошить его волосы.
Он насмехается, его глаза опускаются к земле, разочарование опускает его плечи.
— Мама даже не заметит.
— Вот что я тебе скажу, — вздыхаю я, закрывая этюдник и откладывая его в сторону, прежде чем повернуться к нему лицом. — Я не могу быть твоим отцом, но я всегда буду твоим другом.
— Да, хорошо, — бормочет он, пиная носком ноги травинки.
— Есть тайное место, куда отец водил меня на краю утеса у задней стены замка. Когда-нибудь я отведу тебя туда. И я научу тебя всему, что знаю сам.