Реванш Генерала Каппеля (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 10

Такой план мог выдумать горе-полководец, не видящий, в каком плачевном состоянии находятся солдаты его армии, отступившие от Орла к Ростову за какую-то пару месяцев. Передвигающий указкой по штабной карте, словно какие-то пешки, дивизии, от которых остались лишь одни названия с номерами, да пара сотен человек в тыловых службах и штабах. Крым сердцевина войны, его потеря есть неизбежная гибель белых войск в Новороссии и на Северном Кавказе – они будут просто разорваны на две изолированные части без всякой связи друг с другом, и разгромлены поодиночке. Черноморский флот, самое главное связующее звено между ними, будет изгнан красными из Севастополя, а другой базы у кораблей просто нет - ни Одесса, ни Новороссийск совершенно непригодны для этой роли.

Слащев принялся самыми драконовскими мерами готовить Крымский полуостров к обороне, не останавливаясь перед публичными казнями, отчего получил от либеральной «общественности» кличку «Вешатель». Зато почти полностью обезопасил на некоторые время тыл и привел войска в чувство, заставив солдат и офицеров драться яростно и упорно. И сделал это вовремя, с толком используя каждый час отсрочки.

Утром белые войска обрушились на красных всеми силами – ночевка под открытым небом и при морозе «минус 20» без горячей пищи и тепла лишила врага желания воевать начисто. После часового боя большевики побежали обратно. Генерал Слащев, пользуясь тем, что их комиссары не успели толком «обработать» красноармейцев 46-й дивизии, набранных на мятежной Украине, немедленно влил в свои части полторы тысячи человек пополнения из числа пленных (обычное на гражданской войне дело), заметно усилив их – тиф и так косил каждого пятого.

Вечером этого дня у него впервые сдали нервы – губернатор Татищев буквально «достал» его своими постоянными телеграммами о состоянии дел на перешейке, слал их через каждые пять минут, и генерал в сердцах рявкнул своему адъютанту Форсту:

«Что же ты сам ему сказать не можешь? Так передай, что вся тыловая сволочь может слезать с чемоданов!»

Адъютант, человек очень исполнительный, но мало думающий, выкрик своего генерала не подкорректировал, так в точности и передал дословно – паника в Крыму улеглась мгновенно, стоило этим словам появиться во всех экстренных выпусках газет с извещением об отражении штурма. «Сидящие на чемоданах» сильно обиделись на язвительного командующего, наперебой начали жаловаться на него главкому. И генерал Деникин объявил Слащеву публичный выговор, вместо заслуженной награды за победу.

Зато откровенные высказывания Якова Александровича стали не только в Крыму, но и по всем «белым» войскам самыми ходовыми…

Одесса

командир танка «Генерал Скобелев» ВСЮР

поручик Трембовельский

- Если англичане не помогут, то мы тут все погибнем ни за понюшку табака. Или замерзнем, покрывшись льдом, или красные нас из пушек расстреляют. В конце концов, утопят всех вместе с этой лоханкой, на которой, к нашему несчастью, и мы оказались пассажирами!

Поручик тоскливо взглянул на лежащий в версте протяженный мол, на нем высился массивный маяк. Прошла всего одна морозная ночь – ледовый панцирь полностью сковал гавань, в него вмерз и несчастный «Дон» с буксиром – на последнем просто закончился уголь, а в ямах транспорта было давно пусто. Офицер с нескрываемой тоской в глазах посмотрел в сторону берега – одиночные корпуса транспортов недвижимо стояли, утыкаясь своими мачтами в пасмурное небо – все, что могло отплыть от обреченного города, уже давно скрылось за горизонтом.

Трембовельский тяжело вздохнул, разглядев транспорт «Александрия», стоявший чуть в стороне. Машины на нем исправны, углем загружены бункера – не было только масла. Именно вчера его хотели сделать буксиром, просто не хватило времени для «абордажа». Большой пароход, трюм которого буквально забит новенькими английскими мотоциклетами «Триумф» - теперь все они, благодаря саботажникам из команды, достанутся большевикам. Последние победителями расхаживали по гавани, размахивали красными знаменами, а вечером громко и весело, не скрывая злорадства, кричали на медленно отходящий от пристани транспорт с танками – «все равно мы вас возьмем, лучше по-хорошему сдавайтесь!»

- А ведь возьмут, недолго осталось…

Танкист еще раз тяжело вздохнул, ежась от холода. Мороз крепчал, а тонкая британская шинель плохая от него защита. Команда и беженцы укрылись в утробе транспорта, освещенном внутри тусклым светом. В танковом отряде имелась динамо-машина и несколько бочек бензина, так что провести свет для техников было вопросом времени еще в Николаеве. Несколько печурок едва дымили – из труб буржуек над палубой поднимались струйки дыма. Если бы не они, то люди бы давно замерзли, а так в битком забитых помещениях было тепло, относительно, конечно – дрова и уголь в мешках приходилось всячески экономить.

- Мне кажется, поручик, или красные ставят пушку? Посмотрите в самый конец мола!

Трембовельский немедленно повернулся в сторону, куда указывал капитан транспорта. И без того замерший танкист заледенел еще больше – там несколько человек устанавливали трехдюймовку со щитом. И через четверть часа двое большевиков спустились с берега, и весьма непринужденно пошли по уже достаточно твердому ледовому панцирю гавани, размахивая время от времени белым парламентерским флагом…

- Мы делегаты от Красной армии, входящей в Одессу. Предлагаем вам вернуться в порт незамедлительно. Обещаем заранее, что ни к кому, даже к офицерам, репрессий применено не будет!

- Что ж, милостивые господа, ваш ультиматум мы услышали, - раздался совершенно спокойный голос полковника Мироновича. – А пушку вы поставили, видимо для вящей убедительности ваших слов. Вот только одно вы не учли – видите вдали британский линкор?! На первый ваш выстрел он ответит полным залпом. Если не попадет в мол, то вам повезло, а если снаряд в сорок пудов на нем взорвется?! Но это только одна неприятность, которая коснется ваших «товарищей». Теперь я скажу о другой…

Трембовельскому с мостика был хорошо слышен, благо ветерок давно стих, весь разговор с красными парламентерами – двумя солдатами в шинелях и папахах, степенных мужиков, которым бы хлеб в деревне растить, а не с винтовкой в обнимку жить.

- Одного из вас мы немедленно отпустим обратно, а другого задержим как заложника. И при первом выстреле мы его тут же повесим – обещаю, вам будет хорошо видно висельника. Однако, как только к нам придет помощь, а капитан английского броненосца это обещал, даже радио нам отправил, мы вашего товарища тут же спустим на лед живого и невредимого. А пока он посидит у нас под караулом совсем немного!

Обескураженные таким приемом красные стушевались – слишком уверенно говорил офицер в полковничьих погонах. И совсем не протестовали, когда одного из них повели в надстройку, ткнув в спину стволом револьвера. Второй солдат, совершенно растерянный, спустился на лед, позабыв про белый флаг, и медленно пошел к молу обратно.

«Говорить такое легко, наш командир сейчас просто блефует! Но как же мы выберемся отсюда?!»

Трембовельский тяжело вздохнул и снова повернул взгляд в сторону моря – до свинцовой глади парящей воды было не менее полуверсты огромного ледяного заснеженного поля. Офицер долго вглядывался в величественный английский корабль, пока неожиданно за его спиной не раздался голос полковника Мироновича:

- А для вас, поручик, у меня есть поручение. Вам, как командиру танка, необходимо добраться до британского дредноута и попросить помощь. На корме «Дона» прикреплен моторный катер. Пока лед некрепкий, вы сможете его проломать перед собою и добраться до британцев. Отберите еще трех человек, больше катер не выдержит, и отправляйтесь как можно скорее в путь. Просто я боюсь, что к вечеру красные потеряют терпение и начнут обстреливать нас из своей пушки….

Владивосток

командир 1-го батальона