Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика. Страница 48
— Да. У нас мало союзников.
Кто-то предлагает.
— Пусть девчонка станет нашим оружием. Если внедрим её, то…
— Закрой пасть, — холодно приказывает Шмидт. — Моё решение окончательно. Она останется со мной. Ни на какие сделки мы идти не будем. Рано или поздно падаль ко дну потянет. Я не признаю тех, кто торгует наркотой и женщинами. Их тоже потом уберем.
— Может, ты и Дон, но не зарывайся, — тот же противный голос. — Мы — твои люди. Ты должен с нами советоваться.
Рон поднимает руку с пистолетом и производит два выстрела в потолок. Зло щерится и хрипло цедит.
— В гробу посоветуешься, а пока, если жить хочешь, меня послушаешь.
Наступает жуткая тишина. Рон демонстративно загоняет патроны и щёлкает затвором. Прямо угрожает, наводя прицел куда-то в сторону.
— Девчонка будет здесь. И точка. Отдать заложника — значит сразу проиграть.
— Хорошо, но тогда почему у Алдо такие странные угрозы? С какого хера он решил, что мы пойдем на уступки, если под удар попадёт другая женщина? Да еще и незнакомая? Почему нас должна волновать чья-то жизнь?
Раздается насмешливый возглас.
— Это не простая женщина, Дерэнт. Это — мать той девчонки, которую мы взяли в заложники. Алдо угрожает именно её жизнью, рассчитывая на нашу жалость. Какой же он глупец.
Я шарахаюсь в сторону. До боли кусаю губы и с ужасом отхожу от двери.
В голове бьется лишь одна мысль — моя мать у Алдо. И Рон скрыл это от меня.
Чтобы успокоиться, я вгоняю ногти под кожу и делаю еще несколько шагов назад. Всё плывет перед глазами. Хочется зажмуриться и вытащить себя из этого кошмара.
Боль отходит на второй план. Держусь за стену, выравниваю дыхание и перехожу на бег.
К черту прикрытие. К чёрту мотивы Алдо и Рона. Я не позволю им играть жизнью матери и с моей помощью перетягивать одеяло и мериться силами.
Люди — не пешки. Я отказываюсь участвовать в их войне, если цена победы — судьба человека. Возомнили себя богами, мерзавцы. Всегда платят чужой кровью, заботясь лишь о собственной шкуре.
Это отвратительно. Прямо сейчас я ненавижу их обоих.
Мне удаётся тихо подобраться к окну. Собрание Шмидта играет на руку — пока они обсуждают дьявольские планы, я успею сбежать. И сделаю то, что должна.
Створки окон поддаются с мерзким скрипом. Я испуганно замираю и прислушиваюсь к грохоту за спиной. Инстинкты обостряются до предела и дарят новый заряд злости.
Я знаю, что мне ничего не угрожает. Моё сердце трясется из-за того, что мама в опасности. И, если я провалюсь, она не выкарабкается. Этого я себе никогда не прощу.
Сжимаю зубы и перекидываю ноги через подоконник. Смотрю вниз — высота приличная.
Боже. Только бы ничего не сломать. С моим везением я с легкостью могу все кости переломать и скоропостижно дух испустить, дожидаясь помощи.
Надо рассчитывать только на себя.
Задерживаю дыхание и считаю до трех. На выдохе спрыгиваю, тут же взвизгивая от боли.
— Проклятье.
Прикладываю ладонь к губам и падаю на колени. Опасливо разглядываю хмурое небо. Тучи стремительно накрывают территорию плотной тьмой.
Будет дождь. Если не успею добраться до дома, быстро замерзну — и без того зубы стучат.
Тонкая одежда совсем не греет. С моей стороны было дуростью так поспешно сбегать, но время поджимало.
Раз решилась, есть лишь один вариант — идти вперед. И пусть часть меня рвётся обратно, а душа навзрыд кричит, защищая Рона. Ему лучше всех известно, что мама — мой последний близкий человек. Отца я никогда не знала, сестру убили…неужели у него ничего не ёкнуло, когда он моими руками подписал матери приговор?
А еще говорил, что любит. Почему его любовь приносит так много боли?
Сбоку раздается шорох. Я отчаянно сжимаю руки в кулаки и ныряю под ветви деревьев. Мимо проходят несколько человек, и, когда я уже готова закричать от страха, они вдруг резко сворачивают в другую сторону. Тихо переговариваются.
— Слышал, как Дон к девчонке прикипел?
— Из-за неё полетят наши головы. Не понимаю — с виду совсем обычная. Чем же она его держит?
— Мне тоже интересно. Непохожа на затравленную пленницу. Видел, как к Дону жалась?
— Точно. Да и он стережет её, как Цербер.
Голоса отдаляются. Я еще раз проверяю территорию и бегу к воротам. Сокрушенно шатаюсь — замок запаролен. Нужен ключ или кодовое слово.
Чертова память! Почему я вспоминаю совсем не то, что нужно?
Нервно кусаю губы и перебежками добираюсь до конца забора. Попадаю в тупик. Цепенею на месте.
Прекрасно. И что дальше?
В голову ничего не приходит. Я уже начинаю представлять, как Рон отыграется на мне и накажет за побег, но тут ворота внезапно открываются.
Дыхание в пятки. Жмусь к пышным кустам и с удивлением слежу за безумно дорогой машиной, въезжающей на территорию.
Это мой шанс! Надо подождать и, когда ворота станут закрываться, бежать со всей скоростью.
Адреналин придаёт сил. Я подхожу впритык к ограждению и не верю своему счастью — путь свободен.
Резким рывком протискиваюсь между металлическими блоками и звонко всхлипываю. Плечи до крови разодраны.
Ладонью бью по щекам и привожу себя в чувства.
По моим подсчетам, прошло уже больше десяти минут. Сколько идёт собрание? Есть ли у меня фора?
Вряд ли. Стоит Рону узнать о побеге, как он тут же пустится вдогонку. Пока всё тихо — это успокаивает.
Я должна в кратчайшие сроки добраться до дома. Других ориентиров у меня нет. Возможно, там будет подсказка или адрес. Вдруг мама сумела оставить какое-то послание?
Мне нужно проверить. Надеюсь — я не зря рискую своей жизнью.
Уже через час убеждаюсь — я ошиблась.
Стоит мне подойти к порогу и распахнуть входную дверь, как в шею тут же вонзается острая игла. Веки сами собой закрываются.
Слух царапает раскатистый голос. Смутно знакомый.
— Наконец-то ты дома.
Веревка трёт кожу. По телу разливается свинцовая тяжесть. Сил шевелиться нет совершенно. Непонятная усталость давит на плечи и тормозит восприятие, поэтому я не сразу замечаю, что в комнате есть кто-то еще.
Из горла вырывается болезненный стон. Похоже, я просидела в таком положении несколько часов — ноги сводит судорогой. Перехватывает дыхание.
Перед глазами пелена. Вижу только мутные очертания и слабое моргание светильника.
Сбоку раздается басовитый голос. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и вскрикиваю — веревки до предела натянулись.
— Я освобожу тебя, когда пойму, что мы на одной стороне. Заранее прошу прощения за некоторые…неудобства.
В поле зрения попадает крупная фигура. Я вскидываю голову, приглядываюсь и потихоньку возвращаю свою память.
Точно. Меня усыпили и похитили. И, судя по мрачной обстановке, ничего хорошего меня не ждет.
Я по уши в дерьме.
Едва приоткрываю пересохшие губы и сипло спрашиваю.
— Кто вы?
— Ты меня не узнаешь?
Злость клокочет в крови тихим бешенством. Меня передергивает от раздражения.
— Я плохо вижу.
— Это временно. Вот, выпей, — подставляет ко рту бокал с сомнительным напитком.
— Вы меня за дуру держите?
— Ты пять часов была без сознания. Если бы я хотел тебя убить — давно бы это сделал. Я безоружен. Тебе нечего бояться.
Сейчас бы на слово верить какому-то сумасшедшему. Но других вариантов у меня нет — жажда становится нестерпимой.
Несмело пью и чувствую привкус горечи. Кислота обжигает язык.
— Мне жаль. Мы немного переборщили с дозой.
Морщусь и сердито фыркаю — маска вежливости совсем не идёт моему тюремщику. Каждое слово пропитано немой угрозой.
Проходит минута. Две. Три. Сознание неохотно возвращается. Пелена спадает с глаз.
Свет ослепляет. Я судорожно моргаю — противное жжение не покидает веки, зато, несмотря на это, я наконец-то могу разглядеть обстановку.
Комната небольшая. За счет белых обоев кажется просторной.
Справа — кровать и пара шкафов. Слева — письменный стол и комод с полировкой. Всё идеально чистое и незахламленное. Здесь явно никто не жил. Создается впечатление, будто камеру специально готовили. Ни одной пылинки. Только решётки не хватает.