Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика. Страница 49
За маленькими окнами — тьма. Рон уже наверняка меня ищет и использует все свои связи. Рвёт и мечет из-за моего сумасбродного поступка. Я лишь надеюсь, что ему хватит ума не рисковать. Он достаточно натерпелся от рук моей семьи.
Как назло, почему-то именно сейчас я прихожу к пониманию одной простой вещи — не хочу, чтобы Шмидт пострадал. Может, он и вырвал из меня частичку души, безжалостно разрубил на части и конкретно потрепал моральное состояние, но… он также защищал меня и платил любую цену. Действия дороже слов, и Рон, пожалуй, сделал для меня больше, чем кто-либо.
— Ну что, прозрела? — рокочет низкий голос.
Момент истины. Я поднимаю голову и с бесстрастным видом смотрю на похитителя.
Пазлы мгновенно складываются. Кто, если не Алдо.
— Где моя мама? — выпускаю гнев наружу.
Он сказал, что я нужна живой. Значит, есть шанс выбраться.
— Она в порядке. Мне не нужна эта женщина, — плюется ядом. — Я просто хотел забрать тебя. Наконец-то ты там, где и должна быть.
Мужчина говорит очень странно. Он не называет маму по имени. Презренно бросает — эта женщина. Будто в прошлом она крайне ему насолила.
— Мы ведь с вами уже встречались, — начинаю издалека. — Зачем я вам?
Вместо ожидаемой насмешки Алдо хмурится. В тёмных глазах проскальзывает горечь. Я внутренне подбираюсь, готовая к нападению.
Но он не собирается атаковать. С каким-то глухим сожалением рассматривает красные отметины от веревки, после чего подходит к двери и несколько раз стучит.
Властно приказывает.
— Приведите её.
В комнату заводят мою маму. Двое бугаев держат её за локти и практически тащат за собой.
Я всхлипываю, чувствуя острый прилив адреналина, и рвусь вперед. Еще сильнее раню руки, но добиваюсь лишь тихого скрипения стула. Никто не реагирует.
Наступает настораживающая тишина. Я всматриваюсь в сухое женское лицо, не выражающее никаких эмоций, и ошарашенно замираю.
Всё, что сейчас происходит, просто немилосердно льёт литры кипятка на мою понурую голову. Мама даже не смотрит на меня — её глаза сконцентрированы на Алдо, который тоже резко напрягается.
И это идёт вразрез с бесстрастным тоном.
— Скажи ей.
Первая лавина облегчения спадает. Чисто визуально мама выглядит прекрасно. Уж наверняка лучше меня. Значит, её не били.
Наступает вторая фаза — осознание.
Я с тревогой спрашиваю, обращаясь к единственному человеку, в котором я хоть немного уверена.
— Мама, что происходит?
Она неохотно поворачивается ко мне. Стоит с гордо поднятой головой, словно её не держат здесь силой, и холодно бросает.
— Ты не должна была сюда приходить, Моника. Он бы ничего мне не сделал.
Меня тут же бросает в холодный пот. Не Амелия — Моника.
Разум трещит под давлением льда, скользившего в каждом слове. Я не ошиблась — таблетки, которыми она меня пичкала, были выбраны намеренно. Чтобы я не смогла вспомнить. Чтобы заменить нелюбимую дочь любимой.
Кончики пальцев немеют. Хлесткий вопрос сбивает с толку — в чем я провинилась? За что?
Мама замечает моё состояние и скупо улыбается. Насмешливо фыркает.
— Да, я знаю, какая из моих дочерей умерла в ту жуткую ночь. Разве я смогла бы вас перепутать? — иронично вздергивает бровь. — Я не буду извиняться за то, что сделала. Нельзя винить мать, которая скорбит по своему умершему ребенку.
— Но я ни в чем не виновата! — зло выпаливаю. — В конце концов, у тебя было две дочери! Как ты можешь вредить мне подобным образом? Я — не Амелия. Я никогда ей не стану. Ты обманываешь саму себя.
— Вот тут ты права, — цинично рубит меня на части. — Ты никогда ею не станешь.
— Кончай пустой треп, Аннет, — презрительно роняет Алдо, обращаясь к матери. — Говори, пока моё терпение не лопнуло.
— Хорошо, — тонкие губы искажаются в ехидной улыбке.
Пахнет чистым безумием. Страх отходит на второй план.
Я снова сделала неверный ход. Поставила не на того человека.
Увы — сожалениями уже ничего не исправишь.
— Моника, хочешь узнать, почему я молилась богам, чтобы в ту ночь погибла именно ты?
Качаю головой. Это слишком жестоко. Мир вдребезги за секунды разбивается.
— А я всё равно скажу, раз Алдо так настаивает.
Ментально обливает стылым холодом. С дикой улыбкой говорит.
— Всё потому, что ты — его любимица. Настоящая папина дочка.
— Чья? — потерянно переспрашиваю.
— Алдо, чья же ещё, — усмехается, будто я сморозила настоящую глупость. — Алдо — твой отец.
Глава 28. Шмидт
Хрусталь в ладонях трещит по швам. Сталь режет кожу и проливает кровь. Я бесстрастно это отмечаю и в который раз бросаю взгляд на тёмные разводы и разбитое стекло, разбросанное по полу. Служанки не успевают убирать. Стоит им выкинуть одни осколки, я тут же нахожу новые стекляшки, которые с бесноватым звуком ласкают слух.
Каким-то чудом окружающий хаос успокаивает. Но лишь на минуты, после чего следует новое дерьмо, творимое моими руками. И так семь дней подряд.
Я чувствую себя одичавшим зверем, отбившимся от стаи и пойманным в капкан. А зверей нельзя держать в клетке. Тем более — ставить им условия. Иначе они теряют разум и становятся бесчеловечными. Готовыми принести любую жертву ради освобождения. Видят цель и зубами выгрызают прутья. Но проблема в том, что заперт вовсе не я.
А она — та, ради которой я изменил самому себе.
Казалось бы, я давно утратил способность ясно мыслить. Мне хватило минуты, чтобы принять решение и после многолетней службы в органах встать на сторону мафии. Я даже особо не думал. Тупо анализировал, где дольше протяну. И какой путь окажется короче. И вот итог — Царапка сбежала, назревает война, и вместо того, чтобы дать волю гневу и расхерачить всё к чертям, я спускаю обойму и напрасно трачу запасы. Впустую расходую патроны, предназначенные для того, кто забрал её у меня.
За плечами — убитые шавки, презренные предатели и особые любители «поболтать». Я всех подчистую вырезал, чтобы больше не подставляться, но ситуация не улучшается. Воздух смердит кровью. И, увы, не только виновных — невинные тоже страдают. Ими играют, как пешками, и с легкостью их устраняют, потому что главное — цель.
Раньше она тоже у меня была. Ясная и определенная — вернуть Монику, исправить ошибки и чертовски удачно выйти из игры. Без лишних смертей и жертв. Но я замечтался.
Теперь, чтобы выиграть эту войну, я должен выбрать самый грязный путь — стать тем, кого намеревался уничтожить.
Я знаю, что она возненавидит меня за лицемерие. Для Моники выбор между одной жизнью и тысячью очевиден. Для меня тоже — всех в порошок сотру, лишь бы она жила. А со мной или без меня — плевать.
Пока я жив — будет рядом. Там, где и положено жене. Пусть другого не ждёт. Я не отступлюсь. Буду ждать, пока она вспомнит. А там уже сама примет решение. Уверен — только положительное.
«Где ты?» — мучает мрачный вопрос. За окном меркнет багровое зарево.
Очередной день впустую. Ищейки не вернулись. Значит, не нашли.
Дерьмо.
Зло тушу сигарету и сметаю со стола окурки.
Хрипло усмехаюсь, одурманенный дымом — такими темпами я и молиться начну. Да хоть душу продам. Жаль, что она слишком прожженная — даже Дьяволу не нужна.
От сумасшествия спасает стук в дверь. Я глухо спрашиваю.
— Кто?
В проем втискивается Нико — моя правая рука. Выглядит он, как настоящий бандит, а на деле — довольно неплохой парень. Верный и преданный до мозга костей.
Я сразу чую неладное. Он мешкает и тормозит у порога. Будто боится, хотя я никогда не видел страх в его глазах.
— Если ты пришел помолчать, то проваливай. Я не в настроении.
— Нет. Есть новости.
— Её нашли? — всё, что меня волнует.
— Нет. Не совсем, — мотает головой и нервно сглатывает.
Смотрит на пушку в моих руках. Дёргается и сдавленно хрипит.
— Я не уверен, что новости тебя порадуют.