Одиночка (СИ) - Салах Алайна. Страница 13

— Давно это у нее? — понизив голос, спрашиваю я. — Что вообще врачи говорят?

— Говорят, что ей нужен уход и что нужно пить таблетки.

— Тебе одному тяжело будет справиться. Ей нужен постоянный присмотр.

— Я в курсе.

— Я могу попробовать поискать сиделку… Поспрашивать у себя на работе.

Говорю и осекаюсь. Сиделка даже на полдня — удовольствие не из дешевых. Откуда мне знать, может ли Адиль себе это позволить.

— Здесь была одна тупорылая, которая дозировку лекарств перепутала. У матери чуть сердце не остановилось.

По тому, как наливается чернотой его взгляд, я понимаю, что Адиль все еще в бешенстве. Здесь я полностью на его стороне. Даже думать не хочу о последствиях подобной халатности.

— Она хотя бы живая отсюда ушла? — пытаюсь пошутить я, чтобы немного разрядить обстановку.

— Пендалями спустил с лестницы, — звучит без толики юмора.

Ко мне возвращается забытое желание тряхнуть Адиля за плечи, чтобы заставить смотреть на меня с живым интересом. Он будто огражден невидимым стеклянным колпаком, через который невозможно пробиться. Отвечает так, будто погружен в собственные мысли и мы с ним едва знакомы.

— В общем, спрошу, — заключая я и, помявшись, спрашиваю: — Ты здесь остановился, я так понимаю?

Адиль кивает. Как же с ним непросто! Но сейчас не получается его обвинять. Я выйду за дверь и вернусь в нормальную жизнь, а ему в одиночку придется нести это бремя.

— А у меня отец здесь живет, — говорю я ни к чему. — Я его раз в пару месяцев навещаю.

Еще один кивок, означающий, что Адиль до сих пор помнит. Мы как-то приходили с ним сюда. Он тогда едва не разбил отцу лицо, потому что тот, будучи в подпитии, обозвал меня малолетней шалавой.

— Он больше не пьет, — зачем-то добавляю я. — Почти. Странно, да, что он и твоя мать теперь живут в одном доме и в одном подъезде?

Адиль переставляет ноги и глубже засовывает руки в карманы.

— Совпадение.

Я чувствую, что на этом все. Вымучивать разговор можно еще долго, но стоит ли оно того? Про себя решаю, что попрошу у заведующего отделением контакт хорошего невролога и разыщу надежную сиделку. Если уж Адиль пригласил одну, значит, деньги у него есть.

— Ладно, я пойду. — Забираю со стола телефон и, не удержавшись, снова смотрю на Адиля. — Уточню по поводу врача и скину тебе контакт… В этом деле лучше иметь мнения нескольких специалистов. Могу передать через Робсона. У меня ведь нет твоего номера.

— Он тот же.

Нервы за секунду превращаются в натянутую тетиву и звенят. Даже дышать становится сложно.

— Тот же я удалила.

Обогнув Адиля, быстро иду в прихожую. Спокойнее, спокойнее. Только что ведь все в порядке было? Дыши.

Он выходит следом и молча наблюдает, как я обуваюсь.

— На машине?

Я мотаю головой.

— Такси.

Тяжелый вздох, пауза, которая будто бы призвана что-то решить. Звяканье ключей, шорох надеваемой обуви.

— Пошли. Отвезу.

Я ужасно слабохарактерная, ну или просто дура, если, не сказав ни слова возражения, сажусь в его машину. Да, тот пыльный мерседес действительно принадлежит Адилю.

Внутри он не такой грязный, как снаружи, хотя и стерильной чистотой, какая обычно царит в салоне Диминого порше, похвастаться не может: на полу валяется пустая банка от колы, на консоли — ворох чеков. Это я, конечно, придираюсь. Не всем же быть помешанными на чистоте.

— Адрес скажи.

Тон Адиля не назовешь дружелюбным, но и враждебным — тоже. Для человека, который не утруждается быть милым, он скорее нейтральный.

Я называю нужную улицу и только потом осознаю, насколько это отвратительная идея — приехать на машине бывшего парня к дому, где живешь с настоящим. Дима, скорее всего, уже вернулся из офиса, и если увидит нас с Адилем, то в восторг не придет.

«Идиотка», — бормочу я, накидывая ремень безопасности. Ведь даже попытки не предприняла отказаться. Боялась обидеть, да? И главное, кого? Адиля, который не привык заботиться о чувствах других.

Дорога проходит молча — даже музыка не играет. Он снова выглядит так, будто погружен в свои мысли, смотрит только на дорогу. Я впервые вижу Адиля за рулем. Когда мы встречались, у него не было машины. Ведет расслабленно, не торопясь. Странно даже. С его взрывным характером он бы запросто мог устраивать гонки на светофорах и сжигать покрышки.

— Тебе идет этот автомобиль, — все-таки не удерживаюсь я от комплимента. Невыносимо постоянно молчать.

— Долго не выбирал, — отзывается он.

Я рассматриваю серебристую воронку воздухозаборника и, непроизвольно сжав колени, решаюсь. Снова выбрасываю белый флаг.

— Я рада, что у тебя все хорошо.

Адиль не отвечает, продолжая смотреть на дорогу, отчего мой сентиментальный настрой моментально трансформируется в растущую злость. Хотя это и не злость даже, а непонимание, бешенство, потребность орать на него и сыпать обвинениями.

Зачем тогда вызвался до дома везти, если даже отвечать не хочет? Язык отсохнет от простого «спасибо»? Он же любил меня когда-то, я точно знаю. Сам признался однажды, когда я повисла на нем: «Скажи да скажи». «Знаешь же, что люблю» — вот так он мне ответил. Ох, какая я была счастливая в тот день! Да и в последующие несколько. Каждое его нежное слово ловила, как волшебную пыльцу, и потом подолгу ей любовалась. Адиль всегда был скуп на слова, но его поступки о многом говорили: как он в толпе на концерте людей расталкивал, чтобы меня кто-нибудь, не дай бог, не задел, или как хотел меня в любой момент и в любом месте. И после секса мог подолгу на меня смотреть, лежа рядом. Было и много других подсказок, но вспоминать их не имеет смысла.

— Меня вот здесь, — киваю я на подъезд справа.

Адиль дергает ртом в скрытой усмешке, и в этот момент я точно знаю, что послужило тому причиной. Рядом с крыльцом припаркован автомобиль Димы. Ярко-синий, блестящий и идеально чистый, он сразу бросается в глаза.

Следом раздается телефонный звонок. На экране Димин номер. Я не раз замечала, что у Димы будто есть встроенный датчик на опасность. Наверное, это неконтролируемая ревность обостряет интуицию.

Я быстро прикладываю трубку к уху и, выпалив: «Я подъехала. Буду через минуту», сбрасываю вызов. Дима обязательно начнет задавать вопросы, предпочту ответить на них лично.

Адиль задумчиво смотрит вперед, кисть переброшена через колесо руля.

— В общем, по поводу врача я узнаю, — неестественно бодро говорю я, попутно запихивая телефон в сумку. — Не исключаю, что нужно будет привезти маму на осмотр. Так будет лучше, поверь… Возможно, ей скорректируют дозы препаратов. И проверенную сиделку тоже найду. У нас хорошие девочки есть…

Он поворачивается, смотрит мне в глаза. За семь лет Адиль либо разучился чувствовать, либо в совершенствеовладел умением держать лицо. В его взгляде я ничего не могу разглядеть, кроме разве что серых теней.

И не выдерживаю. Ему всегда удавалось выводить меня на эмоции, да и день выдался непростым.

— Какого черта ты все время молчишь? — в отчаянии шиплю я. — Неужели за столько времени совсем нечего сказать?

Тени в его глазах сгущаются, в них даже появляется блеск.

— Чего ты услышать хочешь? Ты живешь… — Адиль делает кивок головой, указывая на синий бампер порше, — Вот и живи, не дергайся.

Я презираю себя за то, что буря, бушующая внутри, слишком схожа с бурей семилетней давности. Только семь лет назад я могла завизжать и наброситься на него с кулаками, а сейчас не имею права. Но эмоции почти те же, и это угнетает. Я все-таки дура, если подумала, что сегодня между нами что-то изменилось.

— За мою жизнь можешь не переживать. У меня всё отлично. Просто понять пытаюсь, почему ты тогда так поступил.

— Захотелось сменить обстановку, — безлико отвечает он, дернув ладонью, свисающей с руля. — Достаточная причина?

Я сглатываю сухое жжение в горле, которое за секунду заразило собой грудь. Равнодушие Адиля способно иссушить все вокруг.