Правила бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 43

— Ты когда-нибудь была в Бунт-Хаусе? — спрашивает он.

— Нет. — Такая возможность была. Меня приглашали через других людей. У меня просто никогда не хватало смелости пойти туда.

Дэш снова обращает свое внимание на меня, пристально глядя своими ореховыми глазами.

— У нас скоро вечеринка. Ты должна прийти. Думаю, тебе бы понравился потолок.

Я проезжала мимо дома миллион раз. Каждый раз, спускаясь с горы, я всматриваюсь сквозь деревья, пытаясь разглядеть его. Высокая конструкция из стекла, стали и камня пробуждает во мне жгучее любопытство с того момента, как я узнала, что она там есть. Получить возможность осмотреть это место — все равно что выиграть золотой билет на шоколадную фабрику Вилли Вонки. Но…

Я стиснула зубы, собираясь с духом. Мне нужно мужество для этого вопроса.

— Ты просишь меня пойти с тобой в качестве пары, Дэш? Или просто говоришь, что я должна появиться там? Потому что это… — Я жестом указываю между нами. — Это становится запутанным, что не очень хорошо.

— В самом деле? — Парень прислоняется спиной к телескопу, все еще держа руки в карманах, и плутоватая улыбка подергивает уголки его губ. — Кажется, прошлой ночью тебе было очень хорошо.

Ух. Клянусь Богом. Этот парень может так чертовски бесить.

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь.

Он позволяет улыбке исчезнуть.

— Хорошо, ладно. Нет, мне очень жаль. Я не прошу тебя пойти со мной, милая. Если бы попросил тебя об этом, то твоя жизнь в Вульф-Холле, какой ты ее знаешь, превратилась бы в дерьмо быстрее, чем ты успеешь сказать: «Вытащи меня отсюда к чертовой матери». Рэн и Пакс сделают своей личной миссией стереть твою жизнь с лица земли, и я, как ожидается, тоже присоединюсь к этой акции. Ты этого хочешь?

Я оставляю его вопрос без ответа и задаю свой собственный. Единственный, что имеет хоть какой-то смысл.

— Зачем им это?

— За тем, что Бунт-Хаус важнее любого из нас. Жизнь, которую мы построили для себя, важна для каждого из нас. Это святилище. Мы защищаемся от всех внешних угроз, и девушки, безусловно, считаются угрозой.

— Поэтому вы трое обращаетесь с нами как с дерьмом?

— Вульф-Холл — частная академия, но это все еще старшая школа. Здесь, как и везде, есть пищевая цепочка, и мы находимся на ее вершине. Мы — хищники, Кэрри, а вы — наша добыча. Мы преследуем вас. Трахаем. Идем дальше. Таковы термины, в которых мы думаем о женском студенческом коллективе здесь. Тебе не мешало бы это запомнить.

— Так что... мы никогда не сможем быть ничем ни для кого из вас. Вам запрещено иметь подружек?

Дэш ухмыляется. Как будто я навязываюсь быть его девушкой или что-то в этом роде.

— Да. Это догма Бунт-Хауса.

— Это самая глупая вещь, о которой я когда-либо слышала.

— Это жесткое и строгое правило, Кэрри. Его не обойти. Никаких обходных путей.

Горький смех пузырится у меня в горле.

— Поверь, мне не нужно объяснять, как работают правила. Я связана множеством своих собственных.

«Уверена в этом?» — ворчит мне в ухо голос Олдермена. — «Похоже, тебе не помешает напоминание, тупица».

— Тогда ты поймешь, что такое правило нельзя нарушать. И поверь мне, ты не захочешь, чтобы я его нарушил. Если так случится, то это повредит тебе. И несмотря на то, как все это может выглядеть и ощущаться для тебя… Я не хочу причинять тебе боль, милая.

Высокомерие, которое обычно сопровождает его слова, отсутствует. И насмешливый тон тоже. Дэш искренен. Впервые в жизни я чувствую, что парень говорит мне правду, и это действительно чертовски хреново, потому что верю ему. Я нарушила для него правило. Правило номер три, если быть точной. Но это нарушение ему ничем не повредит. В конечном счете это навредит только мне. Надеюсь, что до этого не дойдет, но давайте посмотрим правде в глаза. Вероятно, так и будет. Если Дэш нарушит одно из правил Бунт-Хауса, пострадает не он, а я, от рук Рэна и Пакса, и, судя по выражению лица Дэшила, это будет очень, очень плохо.

Ужасное чувство тошноты сжимает мои внутренности.

— Тогда... что? Это все? Мы держимся подальше друг от друга? Списываем прошлую ночь на ошибку и избегаем друг друга до окончания школы?

Вот почему он согласился встретиться со мной здесь сегодня вечером — чтобы сказать мне, что то, что произошло между нами сегодня рано утром, никогда больше не повторится?

Дэш отталкивается от телескопа и, тяжело вздыхая, направляется ко мне. Однако я пока не готова встретиться с этими словами лицом к лицу. Я должна быть храбрее. Должна быть сильнее, черт возьми. История между нами так и не началась. Мне не следовало бы так расстраиваться из-за того, что все закончилось, но ничего не могу с собой поделать. Я ужасно расстроена.

Делаю шаг назад, потом еще один, а Дэшил преследует меня до изогнутой стены обсерватории, пока моя спина не упирается в древнюю обшивку. Он кладет руки по обе стороны от моей головы, голодный, совершенно новый свет вспыхивает в его глазах.

— Ни в коем случае, Мендоса. Твоя судьба предрешена. Теперь ты принадлежишь мне. Тебе просто придется научиться жить за несколькими запертыми дверями, вот и все.

Мое сердце бешено бьется о грудину.

— А что, если мне не нравится прятаться за запертыми дверями?

— О, так и будет.

— Как ты можешь быть так уверен?

— Потому что ты будешь заперта за ними вместе со мной.

ДЭШ

Это компромисс. Дерьмовый, но я охотно пойду на него. Если мы сохраним отношения в секрете, то Карина останется в безопасности, дома не будет никаких разногласий с моими братьями, и у нас все еще будет наша связь.

Она так чертовски красива, что это причиняет боль. Ее глаза похожи на шоколад. Не сладкий молочный шоколад, а темный, как горькое, терпкое какао, от которого сводит во рту. Ее губы полные и такие чертовски мягкие, что мой рот все еще наполняется слюной от воспоминаний о них на моей коже прошлой ночью. Я глупый, больной сукин сын. В тот момент, когда сдался и стянул ту перчатку своими гребаными зубами, я понял, что отправляюсь в мир боли, но был так возбужден от беготни по академии, и меня так тошнило от ощущения, что мои руки связаны... в общем, в тот момент я решил, к черту все это.

Я ждал, когда придет сожаление и надерет мне задницу, но в районе обеда понял, что не жалею об этом. Ни о чем не жалею. Несмотря на то, что мои руки все еще теоретически связаны, теперь я держу в них лицо Карины Мендоса и чувствую влажность ее волос и сладкий цветочный аромат ее кожи. И не могу перестать чувствовать, что это правильно.

Девушка моргает, глядя на меня, как испуганное дикое животное, которое медленно учится доверять, и черт меня дери, если мой член мгновенно не становится твердым. Придя в обсерваторию, я включил пару маленьких торшеров и задернул плотные шторы на двух маленьких окнах. Пространство похоже на тускло освещенную пещеру, и лампы отбрасывают на кожу Кэрри прекрасное прохладное сияние. Она словно светится, бледная и прекрасная, как луна.

— Если ты предпочитаешь все закончить, тогда скажи только слово, и я уйду, — говорю ей. — Но мы оба знаем, что ты не хочешь этого. Ты хочешь, чтобы мои руки были на тебе, чтобы я снял с тебя эту мокрую одежду, и хочешь, чтобы мои пальцы были внутри тебя, не так ли, милая?

Карина моргает, немного волнуясь.

«О, боже, боже. Хорошенькая, пылкая Карина. Ты говоришь о большой игре и хочешь, чтобы люди думали, что ты контролируешь ситуацию, так мудро относишься к миру, когда на самом деле ты так же мила и невинна, как и они».

— Я... — Она опускает голову, но это бесполезно. Я все еще держу ее лицо в своих ладонях и не позволю ей так легко отделаться.

Удерживаю ее на месте, молча прося дать мне то, что мне нужно. Карина краснеет. И нежный розовый румянец на ее щеках заставляет мое сердце биться быстрее.

Я вижу, как формируется ее решимость. Кэрри делает глубокий вдох и кивает.