Правила бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 44

— Да. Я хочу этого.

Храбрая, отважная Кэрри. В ее голосе не слышно дрожи. Никаких колебаний. Я мог бы зарычать, так чертовски довольный ее выбором, но девушка снова заговаривает, привлекая внимание к своему рту.

— Но я хочу большего. Я хочу твое тело, но мне нужен и ты сам, Дэш. Мне нужен твой разум, мысли и чувства, твоя музыка, и... весь ты. Если не могу получить все это, тогда не хочу ничего. Какой в этом смысл?

Вот черт. Я не был готов к этому. Я был жадным, прокручивая в голове все, что хочу от нее. Мне нужно не только ее тело. Я хочу все и вся, что делает ее Кэрри. Мне нужна ее улыбка. Ее смех. Хочу видеть, как она хмурится, когда смотрит куда-то вдаль, о чем-то думая. Мне нужен ее ум, и ее острота, и то, как она напевает себе под нос, когда работает в библиотеке и думает, что вокруг никого нет. Я ни на секунду не допускал мысли, что Карина может хотеть от меня взамен большего. Я не учел, чего это будет стоить, а это и есть цена.

Если я передам ей все эти части себя, то сделаю себя уязвимым. Мне придется разрушить стены, которые были построены много лет назад. Если даже я попытаюсь впустить ее, кто знает, возможно ли это вообще? Стены настолько стали частью меня, что, возможно, после их разрушения мало что останется.

— Я не даю обещаний, которые не могу сдержать. — Перемена в Кэрри невелика, но я вижу, когда ее охватывает разочарование, и это влияет на меня больше, чем должно. — Тем не менее, я никогда не был пораженцем, Мендоса. Поэтому отдам тебе все, что смогу. Этого будет достаточно?

Я нищий, пытающийся купить луну за доллар. Это худшая сделка в истории бартера. Нет никаких шансов, что девушка согласится. Вот только она соглашается. Хотя я и не заслуживаю этого, Кэрри кивает головой и протягивает руку.

— Все, что ты сможешь дать, будет достаточно.

Мне нужно держать свой предательский рот на замке, но это кажется неправильным, как будто я обманываю ее в чем-то. Я выходил из ресторанов со слишком большим количеством сдачи в кармане и лгал сквозь зубы, чтобы получить лучшую оценку, но не могу позволить Кэрри заключить это соглашение, не будучи уверенным, что она осознает, что делает. Иначе никогда не смогу жить в мире с самим собой.

— Как ты можешь быть так уверена?

Она смотрит на меня мрачно, как судья, и говорит очень медленно.

— Все, чему ты дашь свет, будет расти, Дэш. Накорми это, и оно расцветет. Достаточно позаботиться и хрупкая вещь в твоих руках укрепится. Я доверяю тебе и знаю, что ты дашь мне все, что сможешь, и даже больше. Вот и все.

Господи Иисусе, мать твою. Я по уши в дерьме. Я был недостаточно хорош в этой жизни, чтобы заслужить хотя бы секунду внимания этой девушки, но собираюсь воспользоваться этим, потому что такая возможность появляется лишь однажды. Мне повезло, что я сейчас испытываю все это, черт возьми, а не застрял в Англии, уже обещанный какой-то скучной чистокровной кобылке, с которой меня свел бы отец.

И вот я целую ее, и этот поцелуй значит больше, чем когда-либо в моей жизни. Ее рот сладкий и неуверенный, но это ненадолго. Один взмах моего языка, и девушка вспыхивает, как будто она пороховая бочка, а я — спичка. Кэрри запускает пальцы в мои волосы, сжимая их в кулак, и я застигнут врасплох, когда она тянет мою голову назад. Я встречаюсь с ней взглядом. Мой рот слегка приоткрыт, сдерживая улыбку от ее дерзости, и девушка делает то, от чего у меня в животе разгорается пламя: Карина встает на цыпочки и щелкает кончиком языка по моей верхней губе, облизывая меня, как будто я пенка на гребаном кофе-латте.

— О, ты не можешь просто так это делать, — говорю я ей.

Хватаю ее за талию и поднимаю, и она вскрикивает от удивления. Боже, я мог бы привыкнуть к этому звуку. Я бы с радостью вытягивал из нее этот испуганный маленький визг каждый чертов день и все еще хотел бы услышать это снова. Кэрри обвивает ноги вокруг моей талии. Я несу ее по другую сторону телескопа, слишком довольный, чтобы говорить, и когда девушка видит гнездышко из одеял, которое я устроил для нас перед ее приходом, она улыбается.

— Самонадеянно, — шепчет Карина.

— Ко всему готов, — отвечаю я. — Шел дождь. Я не хотел, чтобы ты простудилась.

После того, что произошло между нами прошлой ночью, я решил, что у меня есть шанс снова заполучить ее, но не сильно рассчитывал на это. Я говорил правду, когда сказал, что просто хотел убедиться, что ей тепло. В ту секунду, когда я открыл дверь и увидел ее, стоящую под дождем, с мокрыми волосами, с ее большими карими глазами, полными удивления и облегчения, я понял, что не смогу держать свои руки при себе.

Черт, Карина — чистое совершенство. Укладываю ее на одеяло, убираю волосы с ее лица, и вид того, как она лежит подо мной, с ее напряженными сосками, торчащими сквозь тонкий материал футболки, вытягивает воздух из моих легких.

У меня не должно быть этого. Я не должен так себя чувствовать. Я так привык к мысли, что в какой-то момент отец продаст меня, как покерную фишку, что не позволял себе представить, каково это — на самом деле заботиться о ком-то. Это казалось бесполезным занятием. И вот теперь я стою на коленях перед богиней, собираясь полакомиться ею, и мое глупое сердце делает всевозможные неожиданные гимнастические кульбиты. Суть гимнастики в том, что вам нужно тренироваться, чтобы правильно выполнять движения, а я понятия не имею, что делаю. И, вероятно, сломаю что-то гораздо более болезненное, чем кость.

Стараюсь быть осторожным, когда задираю ее футболку, но я не очень хорош в этом. Мои руки не были созданы для этого. Карина задыхается, когда я отрываю влажную ткань с ее тела. Моя собственная рубашка оказывается расстегнутой в мгновение ока. Я бросаю ее в кучу на полу. Туфли с носками тоже сброшены. Брюки отброшены в сторону. Карина уже сняла туфли и носки, промокшие насквозь, так что остались только джинсы и нижнее белье. Она приподнимает свои бедра для меня, чтобы я мог снять промокшую джинсовую ткань с ее чертовски красивых ног, а затем…

…затем я прекращаю то, что делаю, и просто смотрю на нее.

— Срань господня, Кэрри. Ты самая невероятная девушка, которую я когда-либо видел. — Комплимент так далек от того, что я действительно хотел сказать, но я превратился в глупца.

Ее сиськи, натянувшие ярко-оранжевое кружево лифчика, просто феноменальны. Кремовая выпуклость ее кожи наполняет кружево, глубокий розовый румянец ее соска проглядывает сквозь щели, заставляя мой член пульсировать. Ее трусики крошечные и черные, материал врезается в ее бедра, и я хочу сорвать их своими проклятыми зубами.

Поднимаюсь вверх по ее телу, теперь мой член официально болит, напрягаясь под моими боксерами. Он умоляет, чтобы его использовали, но я не тороплюсь. Хочу полакомиться и насладиться ею. Хочу, чтобы она задыхалась, умоляла и извивалась, а на это потребуется время. Только вчера Кэрри потеряла девственность. Ей все равно будет больно. У меня нет никаких ожиданий, что она будет скакать на мне, как порнозвезда.

Делает ли меня извращенным, больным ублюдком то, что меня заводит ее невинность? Да, конечно, делает. Но мне, бл*дь, все равно. Мне не стыдно признаться: тот факт, что я единственный парень, с которым она когда-либо была, заставляет меня чувствовать себя королем. Вчера было бы неплохо предупредить, но сейчас я отошел от этого. Мой член — единственный член, который когда-либо бы внутри нее. Мой рот — единственный рот, который когда-либо пробовал ее на вкус. Мои пальцы — единственные пальцы, которые когда-либо погружались в нее.

Вчера я сделал ее своей множеством разных способов. Первобытной, неандертальской части моего мозга это нравится. Это кажется так чертовски правильно. Кэрри резко втягивает воздух, когда я опускаю бедра, позволяя весу моего члена прижаться к ее клитору через трусики.

Я жду, прежде чем снова надавить.

— Все хорошо? — Черт, мой голос такой грубый, словно я выкурил две пачки «Марли Редс», прежде чем вышел из дома, чтобы встретиться с ней.